Педагогический этюд
Педагогический этюд
Уважаемые постоянные читатели рубрики «Опыт коллективного разума»!
Вы, наверное, заметили, что меня в моих эссе упорно тянет в геополитику, в анализ действий сверхдержав и прочих глобальных игроков. Это естественно – я философ, моя работа – докапываться до причин, искать потаённые пружины, приводящие в движение человеческий мир. Другой вопрос, насколько удаётся; о том пусть судят читатели. А вот сейчас мне хочется потолковать совсем о другом аспекте социума, но от философского начала и тут не скрыться, привычка во всём искать корень – профессиональная потребность, а Сократова майевтика, то бишь совместный поиск истины, тот метод, что чем старше, тем лучше: как всегда, я предлагаю поспорить над вопросами, к которым мы придём ниже.
Но сперва к ним надо подступиться.
Когда я писал черновик этой статьи, то постепенно удивлялся тому, какой длинной получается преамбула, однако же, поразмыслив, решил без неё не обойтись, тем более что сама по себе она достаточно интересная социально-историческая повесть.
Речь пойдёт о моих преподавательских наблюдениях.
Я преподаю гуманитарные дисциплины в огромном образовательном холдинге «Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации», имеющем порядка двадцати филиалов по России. Учёное звание – доцент (не путать с учёной степенью, и не говорить «научное звание» - это дилетантский фейк). Живу в городе Уфе, тружусь соответственно в Уфимском филиале. Финуниверситет в современном виде возник в 2011-2012 годах путем объединения нескольких близкородственных вузов: Финансовой академии, Всероссийского заочного финансово-экономического института (ВЗФЭИ), Академии налоговой полиции, ещё чего-то в том же духе. Я считаю это слияние совершенно правильным и хочу пояснить почему. Конкретно наш филиал входил в состав ВЗФЭИ, динозавра советской эпохи, наспех возникшего в годы первых пятилеток, когда бешено растущая индустрия требовала всесоюзной сети подготовки бухгалтеров, финансистов, да хоть бы и счетоводов, не ахти какой квалификации, но потом догонявшихся опытом на производстве. В целом система себя оправдала, выросла в добротный вуз, со временем превратившись в своеобразный инкубатор перспективных кадров: если какой-нибудь способный выходец из рабочих вступал в партию, неплохо шёл по служебной линии, но с образованием у него был швах – обычным делом было целевым порядком направить такого в ближайший филиал ВЗФЭИ, который он заканчивал без отрыва от производства и, получив диплом, попадал на низшую номенклатурную орбиту… ну, а дальше всё в твоих руках – расти, старайся. Понятно, что преподавателям в этой системе жилось-былось как сыру в масле: на каждом курсе учились 25-30 человек, и не юных разгульных балбесов, а взрослых, семейных, старательных людей, работать с которыми одно удовольствие, а платили там от души. Благодаря этому среди педагогического коллектива филиала традиционно преобладала разнообразная родня местных высокопоставленных лиц.
С распадом СССР исчезли и роскошные условия, ВЗФЭИ пришлось врастать в режим работы обычного вуза, с чем он, скажем правду, вполне справился – в новые времена желающих получить диплом бухгалтера, банкира, менеджера, учась на вечернем или на заочке, оказалось пруд пруди. И всё же параллельное существование нескольких практически однотипных финансово-экономических учебных заведений действительно вряд ли разумно – повторюсь, решение соединить их в образовательный трест при правительстве (между прочим, и Мишустин и Силуанов являются преподавателями Финуниверситета, руководят дипломниками) следует признать логичным.
В жизни Уфимского филиала и моей личной это сыграло ключевую роль.
С незапамятных времён у нас существовал «младший брат» - Уфимский финансовый техникум (впоследствии – колледж). Готовил клерков средней руки для сберкасс, плановых отделов предприятий и т.п. Уже в этом веке большинство его выпускников шли потом в ВЗФЭИ на сокращённую программу обучения – но вообще это были две независимые организации. А с возникновением Финуниверситета их решили слить в единый комплекс, что, на мой взгляд, также оправданно. Бесспорно, специфика высшего и среднего профессионального образования – вещь ощутимая, год-полтора ушли на подгонку, притирку учебных программ и коллективов, что происходило не без трений и даже искр, но долго ли, коротко ли, всё утряслось… Вот только зарплата моя поползла вниз.
Выше я говорил – преподаю не спецдисциплины, а общегуманитарные, на младших курсах, и естественно, они стали съезжать в стадию колледжа (говоря по-современному, в «программы СПО», слово колледж у нас официально не употребляется). И моя доцентская ставка превратилась сначала в 0,75, потом в 0,5 ставки, что вынудило взять дополнительную нагрузку в СПО, где расценки, разумеется, ниже, зато часов много – и я стал всё больше и больше проводить времени там, а не на родной кафедре философии.
Здесь самое время сказать об упомянутой выше специфике. Начну с того, что в СПО сосуществуют две образовательные программы: для поступивших после 9 класса и после 11-го. Разница – большая, в том числе психологическая, что предполагает разные педагогические приёмы. Если 11-классники – в основном те, кто не дотянул до вуза, то 9-классники – в большинстве те, кто нацелен именно в вуз в обход школьного ЕГЭ, и число таких с каждым годом растёт и растёт, так что на приток учащихся нам грех жаловаться.
Я практически не знаком с реалиями современной средней школы, тем более, с её «подводными течениями», но подозреваю, что родители сегодня раскусили несложную хитрость: выгоднее отправить дитя по траектории «колледж – вуз», нежели по «школа – ЕГЭ – вуз», особенно если удастся пробиться на бюджет; готов предположить и то, что даже при обучении на коммерческой основе получается выгоднее, почему 9-классники повалили к нам в последние годы валом. Работать с ними и сложнее и интереснее: они заметно более мотивированные, среди них год от года больше выпускников элитных школ, но, разумеется, они гораздо более дети, в работе с ними нужны ухватки школьного учителя, которых у меня не было и которых приходилось набираться на ходу, методом проб и ошибок. Ну и разумеется, мне, философу и писателю, чрезвычайно интересно наблюдать и персонально за каждым, и за тем, как меняются поколенческие черты – у подростков это выражено более рельефно, нежели у многих других возрастных групп… И вот тут я должен сознаться, что наблюдения эти меня тревожат.
Здесь, уверен, первая мысль читателя – ну, сейчас он скажет о падении уровня знаний по сравнению с прошлым!.. А вот и нет, не скажу – этот уровень, на мой взгляд, держится примерно одним и тем же, не исключаю, в том числе за счёт ручейка вчерашних учеников престижных школ, так что дело не в этом. Тем более не в том, что каждый год, мало-помалу, но неуклонно увеличивается число выходцев из республик Закавказья и Средней Азии, многие из которых уже граждане России, уже родились здесь, школьная подготовка у них вполне в пределах – и это, конечно, не прошло мимо моего внимания. Но это нормально. Гвоздь не в этом.
Я о другом, а именно: о заметной гендерной деформации поколения нынешних15-17-летних, причём особенно это бросилось в глаза в последнем, 2020/2021 учебном году. Такого раньше не было! – прошу поверить на слово. В потоке ребят 2020 года поступления, прошедших через мои уроки, я встретил одного юношу-трансгендера, выглядящего совершенной девушкой (длинные волосы, платье, маникюр), и человек пять-шесть жеманно-феминных юношей и угловато-маскулинных, коротко стриженых девушек, проще говоря, явных геев и лесбиянок. Ещё раз, с расстановкой, с усилением: раньше – этого – не – было!!! А теперь есть. Случайность? Не думаю.
Ну и отсюда вопрос: почему так? – и предложение читателям подумать вместе и поспорить.
Мой ответ – он, разумеется, есть, но он такой многослойный, что ли, когда попытка ответить порождает новые вопросы, и так далее, и вот тут-то самый резон включить коллективный разум. Первое, что приходит на ум: это ведь дети кукурузы интернета, они родились позже, чем он, вся их жизнь шла и идёт в информационном океане, размывающем гендерную идентичность… Кстати говоря, я проводил кустарные соцопросы на предмет того, кто какими соцсетями пользуется; выяснилось, что практически все присутствуют в Тик-Токе, Инстаграмме, ВКонтакте. Фейсбуком и Твиттером пользуются единицы, про ЖЖ большинство не слыхали, либо краем уха. Пользователей ЖЖ – ноль. Это сам по себе любопытный срез, но всё же мы смотрим под другим углом: почему тотальное информпространство размывает ядро личности, делает её подверженной нездоровым поветриям?.. Вот здесь и я подступаю к гипотезам, которые хотелось бы обсудить коллегиально. В силу экономии места даю их набросками, надеясь на дальнейшее развитие в ходе диспута.
1. За всем этим кроется загадочная целенаправленная воля. Некая глобальная политическая сила вот уже много лет упорно навязывает человечеству систему ценностей, куда одной из аксиом входит легализация в качестве норматива того, что прежде считалось половыми извращениями, и всеми правдами и неправдами данная сила пытается сформировать «толерантное мировоззрение» (что это такое и каковы методы манипуляции сознанием, разъяснять не стану, предполагая, что коллеги ориентируются без подсказок). Версия выглядит уязвимой с позиции принципа Оккама – но не стоит забывать, что ПО не универсальный закон, а добрый совет ограниченного применения…
2. Ну, а кроме того, попытка объяснить феномен нарастающей гендерной хаотизации естественным путём, без привлечения тайных сил, сама начинает порождать столько вопросительных сущностей, что какая там, к чёрту, Оккамова бритва. По крайней мере, у меня вышло так – вот хочу поделиться и увидеть буйство глаз и половодье чувств богатство мнений.
Есть основания предполагать, что сексуальные извращения – продукт избыточно комфортной среды обитания, где человеку недостаточно, так сказать, экзистенциальной нагрузки; другими словами, он испытывает нехватку сильных ощущений. Эти извращения неизбежно присутствовали в аристократическом обществе, но в подавляющей массе человечество занималось тяжким крестьянским трудом вплоть до середины XIX века – в постоянной тревоге и борьбе за урожай на половой декаданс не хватало ни сил, ни времени. А вот научно-технический прогресс вызвал стремительную индустриализацию и, соответственно, вынужденную урбанизацию, изменившую уклад жизни миллионов людей. Да, положа руку на сердце, трудно считать, что жизнь пролетариев и мещан эпохи ранней индустриализации была лучше деревенской, однако время шло, постепенно городская среда становилась значительно более мягкой, тепличной, привилегированной, порождая изнеженность обитателей и фантомные потребности в остроте жизни, которых раньше не было.
Ну, а дальнейшая трансформация индустриального урбанизма в информационно-богемный мощно спровоцировала рост этих потребностей; помимо того, не лишено любопытства соображение о том, что современный житель мегаполиса обитает в такой лютой паутине электромагнитных полей, что неизвестно как это влияет на либидо, а какие причуды при этом может учудить подсознание – неизвестно тем более… Правда, тут вырастает еще одна логическая засада: допустим, рассмотренные исторические процессы естественным путём воздействуют на сексуальную сферу человека, порождая оравы трансгендеров и ЛГБТ-инфицированных людей, что вызывает закономерный социальный запрос на отстаивание их интересов, лобби, иначе говоря. Допустим. Но отчего же действие этих процессов столь избирательно? Почему мы не видим пропагандистских кампаний в поддержку БДСМ или каких-нибудь принципиальных онанистов?.. Знаменует ли это наличие исключительно «голубого» лобби?.. Или же я вовсе поднимаю бурю в стакане воды, а на самом деле проблемы никакой нет, процент подобных индивидов в человеческих популяциях всегда один и тот же, просто в силу культурных изменений они, прежде стесненные и закрепощенные, стали раскрепощаться?.. Впрочем, это уже пошли частные вопросы, растущие из проблемного поля, очерченного, надеюсь, достаточно внятно. Предлагаю разобраться по-Сократовски, опять же надеясь на здравомыслие, проницательность и остроумие комментаторов, за что заранее благодарен.