Куначество и дружба между боевыми противниками

Кавказ, на первый взгляд, не мог стать родиной такой глубинной традиции с огромным социальным подтекстом, как куначество. Слишком много войн и противоречий носится над этими горами, на слишком разных языках разговаривают народы, чтобы стать почвой для произрастания традиции, которая ставила дружбу в один ряд с родством, если не выше. Но, возможно, несмотря на явный парадокс, именно поэтому на Кавказе и появилось куначество как тонкая, но прочная нить между разными аулами, сёлами и целыми народами. Если подняться над личным уровнем, то куначество становится межэтническим инструментом, который, правда, с грехом пополам, но порой работал. Сам обычай датировке не поддаётся. По меньшей мере, ему более пятисот лет.

Как становились кунаками?

Принято считать, что куначество — это своеобразная глубокая модернизация гостеприимства, но это суждение слишком упрощённое и не отражает всех контрастных реалий Кавказа. Конечно, кунаком мог стать гость, но жизнь сложнее. Кунаками становились после совместных странствий, ими становились люди, близкие по духу или по статусу. Порой даже выдающиеся воины из враждующих лагерей, узнав о молве, витающей о них в народе, на тайной встрече знакомились друг с другом и при условии возникновения симпатии становились кунаками. Простой человек с улицы в кунаки никогда бы не набивался, т. к. с этим званием приобретался целый круг ответственных обязанностей.


Стоит, конечно, упомянуть, что «кунак» в переводе с тюркского означает «гость». Но у вайнахских народов есть весьма созвучное понятие «къонах», обозначающее «достойный мужчина». А гость не всегда может быть достойным, посему куначество глубже обычая гостеприимства.

Когда двое мужчин решили стать кунаками, то, конечно, эта договорённость была устной. Однако само куначество скреплялось определённым обрядом, который у разных этнических групп имел некоторые собственные нюансы, но общая картина была схожей. Кунаки брали чашу молока, вина или пива, которое имело, к примеру, у осетин сакральное значение, и клялись перед Богом быть верными друзьями и братьями. Иногда в чашу бросали серебряную или золотую монету в знак того, что их братство никогда не покроется ржавчиной.

Обязанности и привилегии кунаков

Кунаки до конца жизни обязаны были защищать друг друга и поддерживать. И вот как раз в защите и раскрывается глубокий смысл куначества. Если простой гость находился под защитой хозяина только у него дома, то кунак мог рассчитывать на помощь друга в любое время дня и ночи и в любом краю, в который его забросит судьба. Именно поэтому, если на кунака кто-либо охотился, то зарезать его было удобнее на горной дороге, потому что, будь тот в доме друга, врагу пришлось бы брать весь дом штурмом. Отсюда, кстати, и одна из горских поговорок: «Друг на чужбине – надёжная крепость».


Зажиточные горцы обязательно пристраивали к своим домам специальную комнату, так называемую кунацкую, где дорогого друга всегда ждала чистая сухая постель и горячий обед (завтрак, ужин) в любое время суток. У некоторых народов было принято специально во время ужина или обеда отдельно оставлять порцию на случай прихода кунака. Более того, если средства позволяли, для кунака на всякий случай держали комплект верхней одежды.

Конечно, кунаки обменивались подарками. Это было даже неким соревнованием, каждый старался преподнести более изысканный дар. Присутствие кунаков на всех торжествах семьи было обязательным, где бы они ни находились. Вхожи друг к другу были и семьи кунаков. Это подчёркивалось тем фактом, что в случае смерти одного из кунаков, в зависимости от обстоятельств, его друг был обязан взять семью умершего на попечение и под защиту. Порой куначество передавалось по наследству. В этот момент семьи кунаков практически сливались в одну семью.

Куначество как институт межэтнической связи

В вечно полыхающей на Кавказе войне и розни куначество было уникальным явлением межэтнической и даже торговой связи. Кунаки могли выступать своеобразными дипломатами, торговыми агентами и личной охраной. Ведь хороший ответственный кунак провожал друга не только до границ своего аула, но порой ввиду необходимости прямиком до следующего дружественного селения. А у зажиточных горцев было много кунаков. В тяжёлых условиях междоусобицы такие отношения представляли собой своеобразные пункты безопасности.

К примеру, почти до середины 19-го века, т.е. до официального окончания Кавказской войны, армянские купцы использовали во время дальних переходов через Кавказские горы с обозами своих товаров именно подобную кунацкую сеть. Кунаки встречали их ещё на подходе к аулу или селу и сопровождали до границ следующего дружественного селения. Пользовались такими связями и осетины, и вайнахи, и черкесы…

И, конечно, дорогих гостей из дальних краёв обязательно усаживали за богатый стол. А так как в те времена ни о каких клубах и прочих общественных заведениях никто и слыхом не слыхивал, то кунацкое застолье притягивало весь аул, чтобы узнать новости, поглядеть на товары, а быть может, самим завязать дружеские отношения.

Знаменитые русские кунаки

Куначество нашло глубокое отражение не только в фольклоре народов Кавказа, но и в классической русской литературе. К примеру, великий русский поэт Михаил Лермонтов, служивший на Кавказе, после кровавого боя у реки Валерик написал одноимённое стихотворение «Валерик»:




Куначество нашло своё отражение и в романе Лермонтова «Герой нашего времени»:




Здесь нашли своё отражение и строгая обязательность соблюдения негласных законов куначества, и межнациональный характер этой традиции. Также стоит учесть, что писал об этом сам Лермонтов, который приходился кунаком многим горцам. Кстати, отчасти этим можно объяснить тот факт, что боевой офицер, ветеран Валерика периодически покидал лагерь, уходя в дальние аулы, и возвращался целым и невредимым.



Другим не менее знаменитым кунаком был гениальный писатель Лев Николаевич Толстой, который попал на Кавказ в 1851-м году в чине юнкера 4-й батареи 20-й артиллерийской бригады. Через некоторое время, будучи на Тереке, молодой юнкер сдружился с чеченцем по имени Садо. Дружба была закреплена кунацкой клятвой. С тех пор Садо стал для молодого Льва незаменим. Он неоднократно спасал писателю жизнь, помогал в тяжёлой армейской службе, а однажды отыграл столь опрометчиво проигранные Толстым в карты деньги.

Куначество по разные стороны фронта

Несмотря на бушующую Кавказскую войну, кунацкие отношения быстро завязались между русскими и горцами. Даже на берегах Терека, где друг против друга через реку стояли казачьи станицы и аулы, кунаки, ловя момент затишья, ходили в гости. Эти негласные отношения начальством почти не пресекались, потому как были ещё одним каналом обмена информации и наведения дипломатических мостов. Горцы приходили в станицы, а русские в аулы.

Одним из самых трагических и потому примечательных образцов куначества была дружба сотника Андрея Леонтьевича Гречишкина и старшего князя темиргоевского племени Джембулата (Джамбулата). Андрей, выросший в семье линейного казака станицы Тифлисской (ныне Тбилисская), уже в молодом возрасте снискал уважение старших товарищей, его имя народная молва носила с пиететом. По другую сторону Кавказской кордонной линии гремела слава князя Джембулата, которого считали лучшим воином Северного Кавказа.

Когда до Джембулата дошли слухи о молодом и отважном сотнике Гречишкине, он решил познакомиться со своим врагом лично. Опять же через кунаков, лазутчиков и негласные каналы связи удалось устроить встречу в заболоченных и потаённых местах реки Кубань. Два мужественных человека после недолгого разговора, как говорится, прониклись. Вскоре они стали кунаками. Гречишкин и Джембулат тайно ездили друг к другу в гости, на христианские и мусульманские праздники обменивались подарками, оставаясь при этом неумолимыми врагами на поле боя. Друзья делились всем, кроме политики и службы. При этом и в стане темиргоевцев, и в казачьем войске все знали об этой дружбе, но никто не смел их упрекнуть.



В 1829-м году по Кавказской линии полетели донесения, что крупный горский отряд готовит набег на казачьи станицы. Сведений о местонахождении было крайне мало. Поэтому 14 сентября подполковник Васмунд отдал приказ сотнику Гречишкину с полусотней казаков провести разведку по другую сторону Кубани. В тот же день полусотня выступила. Тогда никто не знал, что бравого сотника казаки видят последний раз.

В районе современного хутора Песчаный, что на берегу реки Зеленчук 2-й, отряд Гречишкина напоролся на шесть сотен всадников под темиргоевскими значками. Едва успев отослать одного казака с данными разведки, сотник с остальными оказался окружён и был вынужден принять самоубийственный бой. Но первая атака горцев захлебнулась. Поэтому Джембулат, ценивший отвагу, приказал узнать, кто старший у этого отряда. Каково было его изумление, когда он услышал родной голос кунака Андрея.

Джембулат сразу же предложил ему сдаться. Сотник посетовал, что пора бы кунаку знать, что потомственный линеец никогда на это не пойдёт. Князь согласно и несколько стыдливо кивнул. Вернувшись в свой стан, Джембулат начал убеждать своих старшин оставить казачий отряд в покое, т. к. наживы от них не будет, а воинской славы тут явно не снискать с такими-то силами. Но озлобленные горцы начали упрекать князя, что тот посмел поддаться своим чувствам.

В итоге первым в следующую атаку ринулся сам князь Джембулат. В первые же минуты штурма Джембулат получил крайне тяжёлое ранение, и его вынесли на руках с поля боя. Мстительные воины князя изрубили Гречишкина до неузнаваемости, но набег к тому времени уже был обречён. Ни воинской славы, ни наживы, как и предсказывал Джембулат, темиргоевцы в том сентябре так и не нашли. Словно грех нарушения благородной традиции проклял тот поход горцев.

Автор:

Восточный ветер