Лизу изъяли в заложники
В новогодние праздники челябинская правозащитница Оксана Труфанова опубликовала в фейсбуке пост, в котором рассказала историю санитарки городской больницы № 5 Натальи Галеевой. Женщина оформила опеку над тремя детьми своего брата: тот оказался в тюрьме, а мать девочек лишили родительских прав. Многие годы Наталья воспитывала девочек сама. А когда старшей из них, тяжелобольной Лизе, исполнилось 18 лет, решила получить для нее положенную по закону квартиру. Дальше в жизни женщины и самой Лизы начался кошмар.
Часть 1.
Череда совпадений?
С Натальей мы встречаемся на улице Северной в поселке Полетаево под Челябинском. Здесь она прожила с племянницами четыре года.
— Опеку над Лизой мне передали в мае 2015-го, — рассказывает Наталья. — Нину и Вику (имена изменены) я забрала из приюта на несколько месяцев позже, 8 сентября: на них органы опеки долго получали какое-то согласование в Москве.
Галеева рассказывает, что племянницы и до установления опеки подолгу жили с ней: в 2013 году ее брат оказался в тюрьме за драку, а мать девочек выпивала. Наталья сама устроила младшую племянницу в детский сад, а среднюю отдала в школу, в первый класс. Затем мать девочек ненадолго «вернулась в семью», а затем запила окончательно.
— Мы, конечно, не жили богато: моя зарплата санитарки — 15 000 рублей, пособие на младших девочек — по 7500, на Лизу — 16 000. Но нам хватало: девочки всегда ходили ухоженные, одетые. Соседи подтвердят. С Лизой мы два раза в год ходили по врачам, местным докторам я ее показывала регулярно. К сожалению, у нее тяжелая форма болезни; уход, наверное, нужен будет всю жизнь.
О том, что девочкам полагаются квартиры, Галеева не знала.
— В 2017 году, когда Лизе еще было 17 лет, мне позвонили из отдела опеки и попечительства. Сотрудницу звали Наталья Аркадьевна. Она спросила: «Почему вы не подаете документы на жилплощадь на Лизу?» Я поехала в администрацию, мне рассказали, какие документы нужны, я их собрала. Подала. Потом ждала почти год.
Лизе уже было почти 19, когда пришло письмо, почему-то из Москвы, о том, что она поставлена в очередь на получение жилья в Сосновском районе Челябинской области (куда входит Полетаево). В отделе опеки, по словам Галеевой, ей помогли собрать последние необходимые документы и порекомендовали обратиться в прокуратуру — в судебном порядке получить жилье можно быстрее, чем просто стоя в очереди.
Летом 2017 года Сосновский районный суд Челябинской области обязал администрацию района предоставить Лизе квартиру, установив, что решение должно быть исполнено в течение пяти месяцев.
Однако через пять месяцев все резко изменилось.
Беды
— 24 октября 2017 года ко мне домой без предупреждения пришла целая комиссия из отдела опеки, — рассказывает Наталья. — Они осмотрели в доме каждый угол и предъявили три претензии: на полу были разбросаны вещи, в доме якобы находился посторонний человек, а в печке якобы стояли бутылки из-под спиртного. Вещи действительно были разбросаны, потому что я готовилась их стирать, а дети с ними играли. Я еще тогда сказала сотруднику органов: «Посмотри, у меня машинка работает. Это в стирку все пойдет».
«Посторонним мужчиной» оказался гражданский муж Галеевой Виктор Иванов. Вместе они прожили семь лет.
— А про бутылки со спиртным в печке — просто обман. Они нашли в доме одну бутылку, а написали, что у меня вся печь была ими заставлена. Пусть фотографии покажут, — говорит Галеева.
Чтобы проверить версию женщины, я расспросил соседей, была ли семья Натальи пьющей и как в ней относились к детям. По словам соседей, сама женщина не пила, «мог иногда выпить» ее гражданский муж, но тоже без фанатизма. Дети всегда были ухоженные.
Как бы то ни было, комиссия приняла решение о немедленном изъятии у Натальи всех детей.
— Я не сразу поняла, почему это было сделано. А потом сообразила: к октябрю истекал пятимесячный срок, в который администрация города по решению суда должна была предоставить Лизе квартиру. Если ребенка изъять, то квартиру ему можно не давать: не пойдет же Лиза со своим заболеванием сама судиться с ними, — рассказывает женщина. — Единственное, чего не понимаю, зачем меня-то просили подавать в суд. Я бы так и не знала, что Лизе квартира полагается. И дальше бы с девочками жили.
Галеева вновь обратилась в суд, требуя вернуть племянниц. И получила отказ.
В конце 2019 года в процесс вошла юрист Оксана Труфанова.
— Когда Наталья пришла к нам, мы не сразу взялись за это дело, — рассказывает юрист. — Потому что мой профиль — это тюрьмы, помощь заключенным. Отправили Наталью к уполномоченному по правам человека. Но там ей в помощи отказали: омбудсмен еще не был утвержден Законодательным собранием, а сотрудники аппарата попросту не захотели ничего делать.
Труфанова подала заявление о восстановлении пропущенных сроков подачи кассационной жалобы и вынесла историю Натальи Галеевой в публичную плоскость. О женщине в начале 2020 года начали писать челябинские СМИ. А за этим последовали новые неприятности.
В ночь с 9 на 10 января 2020 года у Натальи сгорел дом.
— Я была на работе в больнице. В полтретьего ночи мне позвонила знакомая, сказала: «Пожар». Я позвонила мужу. Он был дома. В трубке раздалось: «Данный вид связи недоступен для абонента». Я решила, что он бегает с ведром, тушит огонь. Сама выехала на место. Приехала, и меня почему-то не подпускали к дому. Я спросила у своего брата: «Где Виктор?» Он ответил: «Его не видно».
Гражданский муж Натальи Виктор Иванов погиб в огне.
Официальная версия случившегося пока не озвучена, но предварительные менялись уже трижды: сначала власти говорили, что пожар мог произойти из-за непотушенной сигареты, потом эту версию отбросили. Очаг возгорания оказался вне дома. Затем прозвучала версия о том, что в курятнике рядом с домом загорелся электронагреватель, но и от нее отказались. Электронагреватель оказался в нерабочем состоянии. Сейчас приоритетная версия — замыкание проводки.
— Если бы было замыкание, то у нас выбило бы рубильник и не больше, — говорит Наталья Галеева. — Я считаю, это поджог. Подумайте: очаг возгорания находился рядом с сараем, где у нас хранились вещи. Там в принципе ничего само по себе не могло загореться.
Галеева считает, что пожар в ее доме не был случайным.
— Когда я выигрываю суд по квартире, у меня отнимают детей. Потом, когда о моем деле начинают говорить, у меня сгорает дом. Я не верю в такие совпадения.
Любовь и аминазин
Представляющая интересы Галеевой юрист Оксана Труфанова в совпадения тоже не верит. Она отмечает, что детей у Натальи решили изъять после единственной проверки, выявившей нарушения.
— То есть претензии появились только 24 октября 2017 года. И тогда же детей изъяли. А до этого — никаких претензий к семье у органов опеки не было. Если посмотреть на список претензий, то вопросов еще больше: «в квартире не прибрано» — это повод изымать детей из семьи?
Труфанова показывает две фотографии Лизы: первая сделана сразу после изъятия девочки из семьи, вторая — 30 декабря прошлого года. Видно, что на втором фото Лиза выглядит значительно хуже.
— Сейчас она находится в больнице в тяжелом состоянии. Причем перевели ее туда из реабилитационного центра в Копейске лишь несколько дней назад, когда история стала публичной. Почему ее состояние ухудшилось? Я вам объясню. Для людей с ДЦП очень важно отношение окружающих. В семье Лизу укладывали спать, качая на руках, — она весит всего-то 18 килограммов. Она нормально питалась, потому что параллельно ей рассказывали сказки.
В реабилитационном центре ее стали укладывать спать с помощью уколов аминазина. Это очень сильный нейролептик, который в тюрьмах вкалывают «буйным» заключенным. Для детского организма такие инъекции разрушительны.
По словам юриста, в реабилитационном центре, куда органы опеки поместили Лизу, нет врачей — вместо них работает фельдшер.
— Мы также узнали, что администрация Сосновского района добилась еще одного судебного решения по квартире Лизы. Согласно этому решению, квартира ей будет предоставлена, когда она станет дееспособной. То есть победит болезнь. То есть никогда. Так что квартирный вопрос в этой истории, конечно, присутствует.
Часть 2.
Так лучше?
13 января региональный уполномоченный по правам ребенка Евгения Майорова созвала большую пресс-конференцию, на которую пригласила министра социальных отношений Челябинской области Ирину Буторину, представителей органов опеки и медиков.
Журналистам показали фотографии дома, в котором жили девочки. На фото видно, что в доме действительно беспорядок, порванные обои, а на полу — пустая бутылка из-под водки.
— У меня только один вопрос к органам опеки: почему они не изъяли детей раньше? — заявила детский омбудсмен Евгения Майорова. Но развивать тему не стала. По ее словам, сестры Лизы сейчас находятся в приемной семье и желания вернуться к Наталье Галеевой не изъявляют.
На вопрос о необходимости изъятия детей ответила начальник управления соцзащиты Сосновского района Наталья Спесивцева. По ее словам, долгое время претензий к семье Галеевой действительно не было.
— Однако в последнее время ситуация поменялась. Стала поступать информация о злоупотреблении алкоголем в семье. Мы приходили, пытались вести беседы, но тщетно. Поэтому 24 октября провели проверку и приняли решение об изъятии.
Пояснить, оформлялись ли документально претензии к Наталье Галеевой до изъятия детей, чиновница не смогла.
Завотделением паллиативной помощи ГКБ № 5 Кира Маляр рассказала, что состояние Лизы сейчас действительно тяжелое. По словам медика, у девочки развилась кахексия (истощение) и псевдобульбарный синдром (нарушение функции глотания). Однако, говорит медик, это не результат неправильного ухода, а следствие врожденных патологий.
Ирина Буторина заявила, что давать оценку решению о правильности изъятия детей не хочет — ее уже дал суд первой инстанции, и теперь слово за вышестоящими судами. При этом она признала, что у нее есть вопросы и к органам опеки, и к руководству реабилитационного центра, в котором содержалась Лиза. По словам министра, в центре могли отреагировать на ситуацию с ухудшением состояния здоровья девочки раньше, чем ее тетя забила тревогу.
— В копейском центре практически все врачи работают по совместительству. Возможно, им не хватило компетенции, чтобы заранее отреагировать на эту ситуацию, — заявила министр. — Я считаю, что взаимодействие с медицинскими организациями не было выстроено на должном уровне. Руководитель центра не принимал мер по обеспечению учреждения медицинскими сотрудниками. Мы примем кадровое решение — сейчас решается вопрос о расторжении договора с руководителем.
Претензии к органам опеки, по словам министра, связаны с тем, что сотрудники, до того как изъять детей из семьи, не попытались этой семье помочь — не оказали услуги сопровождения. При этом Ирина Буторина подчеркнула, что иногда семьи сами отказываются от сопровождения. Как было в этом случае — установит проверка.
Иван Жилин
спецкор
P.S.
Кто бы ни оказался прав в этой истории, в ней есть главная пострадавшая — Лиза. После изъятия девочки из семьи ее состояние значительно ухудшилось. Она потеряла в весе 700 граммов. При общем весе в 18 килограммов это значительно. Можно ли отдать тяжелобольного человека в реабилитационный центр, где нет врачей? И можно ли было оставить девочку в семье? К сожалению, такие, как Лиза, свою судьбу не выбирают.