Ад Улу- Теляка глазами очевидцев: психологическая помощь и как сплотила трагедия уфимцев
Юрий Анохин, врач-психиатр Республиканского центра по борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями, заслуженный врач РФ и РБ:- В то время я работал заместителем главного врача психиатрической больницы. О катастрофе мы узнали почти сразу. Нас собрали в больнице по линии гражданской обороны, практически по тревоге. Было раннее утро, подробностей масштабов еще не было. Вскоре прилетел министр здравоохранения РСФСР Анатолий Потапов и попросил собрать главных специалистов в первую очередь и персонально главного психиатра РБ, которым тогда был я.
Анатолий Иванович сам когда-то работал главным врачом психиатрической больницы в Томске и прекрасно знал о важности неотложной психиатрической помощи пострадавшим и их родственникам.
Ежедневно в шесть утра у нас были оперативки в Минздраве, где мы докладывали напрямую министру о том, что необходимо в первую очередь.
Мы тогда собрали целую армию психиатров- к нам направил врачей и городской диспансер, и мед.служба МВД.
К нам поступала оперативно и вся информация о пострадавших - куда направили, какой характер повреждений... Мы направляли своих врачей по всем травматологиям, реанимациям, но самый большой процент пострадавших был с ожогами. А ожоги в определенной стадии дают за счет продуктов распада тканей массивные психозы по типу делирия. Это психическое расстройство, протекающее с помрачением сознания, нарушением внимания, восприятия, мышления и эмоций, с большим психомоторным возбуждением.
В народе делирий называют "белой горячкой". Вот такие интоксикационные психозы нам предстояло лечить, плюс начали прибывать родственники.
Мы сформировали бригады психиатров, которые круглосуточно дежурили поочередно во всех больницах. В среднем три-четыре человека дежурили по восемь часов и потом мы им присылали смену. Весь самый острый период катастрофы, дней десять, наши люди дежурили во всех больницах Уфы.
Да, в определенное время началась волна психозов, но мы были к ней готовы и достаточно быстро потушили. Удалось избежать и особых инцидентов с родственниками. С ними тоже плотно работали наши специалисты. В целом, люди адекватно реагировали на ситуацию, несмотря на огромное горе.
Хотелось бы отметить и работу волонтеров. Помню, как в разгар всех событий к нам приехали два медицинских психолога из Челябинска и сказали мне, что хотят помочь. А нам нужны были люди, которые бы квалифицированно работали с родственниками. Ребята сказали, что не боятся самых трудных участков. А самой трудной была площадка, куда поступали трупы и проводились опознания и все остальное. И эти два врача из Челябинска там нам отлично помогали весь период. Они работали с родственниками, приходившими опознавать тела.
Я считаю, что мы благополучно в этой ситуации отработали и нам удалось вторую волну интоксикационных психозов тоже купировать.
Елизавета Вайман, заслуженный врач РБ, в 1989 году была заведующей отделением Башкирской Республиканской психиатрической больницы:- Когда я слышу, что "нашему народу на всё плевать", "всем всё равно", "каждый только за себя" и ещё что-то в этом роде, я вспоминаю трагедию Улу-Теляка. Мне не пришлось тогда стоять у операционного стола, делать перевязки...
Я, как и многие наши психиатры, участвовала в оказании психологической помощи пострадавшим.
Услышала о трагедии от нашего соседа по даче (это было воскресенье) Йониса Юрия Борисовича, известного тогда кардиохирурга. Он прибежал к нам и попросил мужа переставить машину, чтобы он мог немедленно выехать, так как по радио передали , что произошла большая железнодорожная авария и врачей просят приехать на рабочие места. "Через пару минут"- сказал мой муж, заканчивая какое-то огородное мероприятие. Но тут тишайший и интеллигентнейший Юрий Борисович, побагровев, выдал такую тираду, означавшую , что ехать надо немедленно, что мы тут же тоже сели в машину, не совсем понимая, что же произошло.
В приемном покое больницы уже были врачи. Мобильных телефонов-то у нас не было. Кто услышал сообщение по радио, кому уже передали по цепочке, предусмотренной гражданской обороной. Нас, психиатров, тут же распределили по больницам для оказания психологической, психотерапевтической или, если понадобится, психиатрической помощи и тем, кто пострадал, и прибывающим к месту происшествия родственникам.
Я дежурила в приёмном отделении восьмой больницы. Тут же был развернут круглосуточный пункт приема донорской крови. Поздно ночью выстроилась огромная очередь желающих безвозмездно сдать кровь для пострадавших. Здесь были люди всех возрастов и, судя по одежде, разного достатка. Какой-то очень пожилой человек размахивал удостоверением участника ВОВ и ссорился с медсестрой, не разрешившей ему по причине преклонного возраста сдавать кровь. В очереди плакал грудной ребенок, которого держала на руках молодая женщине. Они с мужем пришли сдавать кровь вместе с двуми маленькими детьми. "Ну что вы детей-то мучаете в три часа ночи!"- как-то не к месту сказала я (до сих пор стыдно). Они удивились: "А что делать? Оставить не с кем, а кровь людям нужна". Помню двух подвыпивших мужчин , пытавшихся передать пострадавшим авоську с бутылкой водки, пучком лука и несколькими яблоками. Они почти плакали, доказывая, что водка лучшее обезболивающее. Но получив отказ, стали просить принять "хотя бы витамины".
Обходя палаты, где лежали пострадавшие, я познакомилась с женщиной - уфимкой, которая пришла , как она сказала, просто чем-нибудь помочь. В свое следующее дежурство я снова увидела ее в той же палате. "Да я и не уходила,-просто сказала она, - побуду здесь, пока нужна. На работе договорилась, муж с детьми справляется". Все это было сказано без всякого пафоса, как само собой разумеющееся. Таких добровольных помощников было немало. Их никто не призывал и особо не благодарил за оказанную помощь. Они просто встали в общий строй, чтобы помочь попавшим в страшную беду людям.
И не надо мне говорить, что наши люди безразличны к чужой беде. Тридцать лет назад я убедилась в обратном.
Продолжение следует.