Арктический капитан Людмила Тибряева о женском счастье в море и на земле
Однако в Арктике даже таких исключений нет. Точнее, не было до 1987 года, когда на капитанский мостик поднялась Людмила Тибряева. И не сходила с него два десятилетия.
Всего же Мурманскому морскому пароходству Людмила Анатольевна отдала сорок лет жизни. С первого рабочего дня и до увольнения на пенсию.
Она по-прежнему остается единственной женщиной - полярным капитаном крупнотоннажных судов.
О командном голосе
- А рукопожатие-то у вас крепкое, Людмила Анатольевна...
- Это правда. Зато командный голос так и не прорезался. Было время, меня даже журили за излишнюю мелодичность, на полном серьезе обсуждали на собрании. Мол, не соответствуете, товарищ Тибряева, представлению о том, каким должен быть капитан - волевым, суровым.
Но я не научилась говорить басом. Да и не старалась, честно сказать.
- Кто критиковал?
- В советское время на судах в обязательном порядке проводились уроки ВМП - военно-морской подготовки, вот прикомандированные офицеры и рекомендовали вырабатывать командные нотки.
Они проявлялись сами, без подсказок - в зависимости от обстановки, в которой находилось судно.
Без жесткости в море нельзя...
- Когда впервые о вас услышал, сразу представил Шурочку Азарову из "Гусарской баллады".
- Угадали. Есть фотография, где начальник пароходства награждает меня медалью, протягивает руку к моей груди и... останавливается. Не знает, как прикрепить награду. Похожий эпизод был и в фильме, когда Кутузов вручал Шурочке орден.
Конечно, профессию я выбрала мужскую, но с сильным полом соревноваться не пыталась, хотела оставаться женщиной в любой ситуации. Считаю, мне это удалось. Видимо, природой заложено.
- В том, что девушек редко берут в море, есть справедливость или это мужской шовинизм?
- Нет, все оправданно. Единственное, на чем всегда настаивала - должно сохраняться право выбора. Другое дело, что, зная сегодня о трудностях, поджидавших меня на пути, второй раз его не повторила бы. Слишком тяжело.
- Когда поняли это?
- Уже работала старшим помощником капитана и угодила в тупик, остановилась в карьерном росте, не могла сделать последний шаг на капитанский мостик. Не хватало выдвижения со стороны более опытных коллег. Кто-то должен был рекомендовать, поручиться за меня, но этого не происходило. В итоге я отработала старпомом пять лет.
- А обычно сколько бывает?
- Как правило года три-четыре, не больше.
- Тормозили?
- Не нашлось того, кто принял бы ответственность на себя. А я стремилась показать, что подготовлена, чувствую силы сдать экзамен на следующую ступень. Иногда сама говорила об этом капитану-наставнику. Одно время меня курировал Борис Константинович Хлебников, мудрый и рассудительный человек. Он всегда отвечал: "Хорошо, Люда, но еще чуть-чуть подожди".
И буквально через пару месяцев я преодолевала рубеж, получала аттестацию на новую должность.
А перед капитанской позицией словно в стену уперлась. Ждала, ждала... Трудный момент! Мне к тому времени исполнилось сорок лет, не девочка, как говорится. Четко себе сказала: если не стану капитаном, уйду с флота. Наверное, я карьеристка, но в хорошем смысле слова. Неинтересно было топтаться на месте. И занимать командную должность на берегу - тоже. Не вдохновляло.
Хотела, мечтала стать капитаном. Это ведь совершенно особенный уровень ответственности. Во всем! В работе с экипажем, в принятии решений. Я с детства была самостоятельной, меня это не пугало.
О престиже
- В советское время были женщины-капитаны?
- Считаные единицы. Зато какие легендарные имена! Обязательно надо назвать Анну Ивановну Щетинину. Диплом капитана дальнего плавания она получила в 1934 году и вскоре прославилась на весь мир, проведя теплоход из Гамбурга через Одессу и Сингапур в Петропавловск-Камчатский. В 1938-м стала первым начальником рыбного порта Владивостока. Войну встретила на Балтике, после Победы преподавала в училище имени адмирала Макарова в Ленинграде, даже возглавляла судоводительский факультет, написала учебник по морскому делу. Жаль, мы разминулись с Анной Ивановной, хотя я так хотела встретиться...
В начале шестидесятых годов капитаном в Азовском пароходстве работала Наталья Кисса, на Сахалине управляла судном моя ровесница Алевтина Александрова, на Камчатке - Валентина Реутова.
А вот в Арктике до меня никого не было. И после тоже...
Сейчас стало попроще, с 2008 года девчонок берут на судоводительский факультет Макаровки. Сто лет для этого понадобилось.
Еще в 1908-м Георгий Седов, великий полярный исследователь, написал такие слова: "Женщина может встать на мостик и выполнять эти обязанности".
- Но вы-то пробили стену гораздо раньше: мореходку окончили в 1973-м, капитаном стали в 1987-м.
- Ну и что? Это было исключение, на которое никто не обратил особого внимания. Думаете, благодаря мне девочки в конце нулевых оказались в Макаровке? Нет, конечно. Престиж профессии моряка постепенно падал, мальчики стали искать иные способы заработка на жизнь, вот в училище и открыли набор для женского пола. Это произошло не от хорошей жизни.
- В годы вашей молодости дела обстояли иначе. Хватало и престижа, и романтики.
- Надеюсь, все не осталось в прошлом. Вот наше поколение и делится опытом с молодежью. Верю в юные сердца, как бы пафосно ни звучали мои слова.
- Вы ведь родились в Казахстане, среднюю школу оканчивали в Чечне. Не самые морские края, прямо скажем.
- Точно! Грозненское водохранилище в расчет не берем. А в Джамбуле и этого не было.
Справедливости ради скажу, что мама выросла в городе Ейске на Азове. Ее отец, мой дед, был рыбаком, во время Великой Отечественной войны они вместе выходили в море.
В 1946 году мама с родителями переехала в Казахстан.
- Почему?
- Голод. Дед искал более хлебное место. Позвали рыбачить с артелью на небольших озерах в округе.
О мечте
- А когда вы впервые увидели море?
- Пожалуй, лишь в 1967 году после переезда в Мурманск. Хотя всегда мечтала о капитанском мостике...
Впрочем, вот сказала фразу и поймала себя на мысли: так ли все было, как говорю? Иногда задаюсь вопросом, сколько в моих воспоминаниях правды, а сколько - фантазии? Чем дальше ухожу от того времени, тем прекрасней оно кажется.
Людям свойственно идеализировать прошлое, приукрашивать его...
- Наверное, это неизбежно.
- Конечно, но хочется оставаться честной перед собой и другими.
Как родилась моя мечта? Вся детвора в те годы видела себя отважными космонавтами, летчиками, капитанами. А во мне, видимо, гены деда аукнулись, как-то отозвались.
И книги о море всегда читала. Сначала был Александр Грин, потом - Виктор Конецкий. Спустя годы я познакомилась с Виктором Викторовичем, мы подружились...
- Но почему выбрали север?
- В Ленинград я приехала в 1965-м, мечтала поступить в мореходку имени Макарова, но девушек туда не брали, в Балтийское пароходство попасть было тоже невозможно, требовалась местная прописка. Увидела объявление, что в Мурманске идет набор. Ну и поехала. Случай.
Сначала устроилась сама, через год перевезла всю семью, маму с родными. В 1968-м они уже жили со мной. Пароходство выделило нам небольшую комнату. Двадцать два метра. Называлось красиво: мансарда, а по сути - обыкновенный чердак двухэтажного деревянного дома с печным отоплением дровами. Зато была холодная вода. И туалет. В баню ходили, как положено, раз в неделю. Нормально!
О гальюнах
- В январе 1967-го вас не с первой попытки, но все же взяли в экипаж ледокола "Капитан Белоусов" матросом без класса. Это что значит?
- Самая низкая квалификация, проще говоря, уборщик.
Предлагали оформиться официанткой или буфетчицей, как бы на женскую должность, но я с детства не любила работу по хозяйству. Мама была учительницей начальных классов, вечно сидела с горой тетрадей, проверяла, ставила оценки, я - старший ребенок в семье, дом, быт, забота о младших сестрах и братьях лежали на мне. Печь растопи, обед приготовь, всех накорми, вечером раздень, спать уложи...
Поэтому на флоте чуралась работы вокруг камбуза. Не родилась прислугой, извините. Проще было мыть гальюны. Хотя поначалу и этого занятия сильно стеснялась.
Экипаж на "Белоусове" - человек шестьдесят. Умывальников и гальюнов - штук двадцать. По десять в ряд в средней части судна. И все эти отхожие места полагалось драить. Каждый день.
Не хотела, чтобы молодые люди, которых было большинство в команде, видели, как ползаю со шваброй и тряпкой. Я ведь пришла на флот девятнадцатилетней девчонкой. А тут эти гальюны... Неловкий момент.
- И как выходили из ситуации?
- Вахты четырехчасовые. Те, кто освобождался в полночь, шли умываться, приводили себя в порядок и отправлялись спать. После этого я и начинала уборку. Самую грязную работу делала ночью. А рано утром, часов с шести, мы уже убирали остальные места общего пользования - коридоры, столовую, спортзал.
- Сколько это продолжалось?
- Слава богу, для меня закончилось быстро. Отработали навигацию, месяца через три вернулись в порт. Я уехала в Ленинград сдавать весеннюю сессию в Макаровку, куда меня все-таки приняли, хоть и не сразу.
Отстрелялась с экзаменами, возвратилась в Мурманск. Собиралась идти в Арктику на дизель-пароходе "Обь", опять матросом без класса. Но во время летних отпусков всегда была нехватка рабочих рук, вот мне и предложили перейти в палубную команду. Конечно, я ухватилась за шанс. Вернулась из рейса и обратилась за характеристикой, потом сдала в пароходстве экзамены на матроса второго класса.
О музыке моря
- Тут уже не требовалось драить гальюны?
- Ранг палубной команды, конечно, был выше, но матросы задачу не выбирают. Что велят, то и делают. В основном занимались ремонтом, покраской, чисткой, мытьем и уборкой. Следующий этап - ходовая вахта, там уже требовалось умение стоять на руле, выполнять команды вахтенного помощника.
Для любого моряка это - музыка.
- До сих пор слышите ее, Людмила Анатольевна?
- Ой, не травите душу! Это никогда не уйдет. И слава богу. Когда сошла на берег, предлагали стать преподавателем в Макаровке, хотя у меня нет педагогического образования. Хотели, чтобы вела практические занятия на начальном уровне, учила те же морские узлы вязать...
Подумала, все взвесила и отказалась.
У меня к Макаровке отношение очень серьезное. Флот я оставила, имея за плечами сорокалетний стаж работы в море и чувствуя себя профессионалом. А в училище пришлось бы стартовать с нуля. Но я ведь помню своих учителей, асов педагогики. До их уровня мне было не дотянуться, для этого следовало начинать гораздо раньше. А делать хуже, понижать планку я не могу.
Выбрала другой путь. В Мурманском морском пароходстве, как и в любом ином, всегда существовала ассоциация капитанов. Многие мои коллеги после выхода на пенсию перебрались в Санкт-Петербург. Здесь осело несколько десятков мурманчан, вот мы и организовали питерский филиал ассоциации. Его традиционно возглавляли самые заслуженные капитаны. Мы встречались с кадетами, курсантами, учениками морских классов, которые в последние годы активно открывали в школах Питера. Я с удовольствием включилась в работу, общалась с молодежью. А потом меня выбрали председателем филиала.
- Тоже впервые?
- Да, прежде возглавляли мужчины. Но я уже привыкла.
О Высоцком
- К тому, что приходится ломать стереотипы?
- Рассказывала вам про Анну Ивановну Щетинину. Хоть нам и не довелось лично встретиться, она прислала поздравление, когда меня утвердили капитаном. Там есть такие слова: "Девочка, забудь о том, что сейчас все вокруг поют дифирамбы. Вот почувствуешь уважительное отношение коллег, встанешь с ними вровень по опыту, тогда можешь считать себя капитаном".
Поначалу я не то что не поняла смысл обращенных ко мне слов, но не восприняла их слишком всерьез. Знаете, как мы порой реагируем на советы старших. Но к Анне Ивановне всегда было великое уважение, вот и я прислушалась к сказанному и оценила мудрость Щетининой.
В компании мужчин-капитанов я долго отмалчивалась. Пока не ощутила внутреннюю уверенность, что вправе высказывать свое мнение и в этом обществе. К тому времени уже имела немалый капитанский стаж.
Первые года три испытывала эйфорию, что мечта осуществилась, еще через пару лет помаленьку начала что-то понимать. А когда отстояла на мостике лет десять, стала общаться с коллегами на равных.
- По молодости проверки, извините, на вшивость вам устраивали?
- Когда была матросом, ребята хорошо относились, не обижали. И на боцманов мне везло, ощущала с их стороны настоящую отцовскую опеку.
- Имена помните?
- Такое не забывается! Борис Пахомов, его тезка Макеев и Анатолий Митянин. Настоящие мужики! Учили, поддерживали, напутствовали. Как у Высоцкого:
"Оставайтесь, ребята, людьми,
становясь моряками;
Становясь капитаном, храните матроса в себе".
Кстати, песни Владимира Семеновича всегда были со мной. Можно сказать, с ними прошла моя морская жизнь. Как нащупала эту колею, так больше и не сворачивала. Случались сложные моменты, однажды после нервных потрясений заново училась ходить, и в такие минуты вытаскивал Высоцкий. Ставила кассетник с его записями и слушала, слушала... Он возвращал меня к жизни, вел из темноты к свету.
- А что за потрясения?
- Не хочу вспоминать. Больная тема...
О выборе
- Но что для вас было тяжелее - физические испытания или моральный груз?
- Второе, конечно. В Арктике зимой условия суровые. Много раз спускалась по обледенелому после шторма трапу, чтобы проверить осадку судна. В перчатках работать не могла, только в варежках, иначе сразу стыли пальцы. А в варежках хуже чувствительность, сложнее держаться за поручни. Но ребята всегда стояли рядом, был страховочный пояс. В любом случае это - не шпалы забивать.
- В какой самый лютый мороз попадали?
- Минус пятьдесят в Дудинке. В такой холод не работают ни береговые, ни судовые краны, погрузка и разгрузка не проводятся, жизнь в порту на время замирает. Стояли у причала, ждали "потепления". При сорока градусах мороза уже можно жить.
Но на открытом воздухе находятся докеры, мы-то внутри судна. Во время швартовых операций ребята использовали специальные мази от обморожений, забегали греться в помещения, смены были короткими - по 15-20 минут. Швартовка - процедура сложная, может длиться и полтора, и два часа. Дудинка - порт замерзающий, зимой толщина льда достигала метра. Восемьдесят сантиметров были нормой...
- А что вы называете моральным грузом?
- Сами понимаете, несколько месяцев находишься в закрытых условиях судна, где экипаж в основном состоит из мужчин... Нужно было выбрать правильную манеру поведения.
Мне запомнился эпизод из книги про Амундсена, как норвежец набирал команду в полярную экспедицию. Друг спросил, почему тот взял в поход не очень симпатичную женщину средних лет. Рауль улыбнулся и ответил: "Когда она покажется вам королевой, это будет означать, что нам пора домой".
Я поняла цену мужского внимания, и все встало на свои места.
- Объясните, Людмила Анатольевна, подоходчивее.
- Все просто: я выбрала море. Оно было на первом месте, а личная жизнь, семья, дети оставались на втором плане. Мои же избранники, те, кто мне нравился, настаивали, чтобы я сошла на берег. Конечно, не соглашалась на такую жертву.
Об одиночестве
- В итоге вышли замуж в сорок один год, только став капитаном.
- Да, в 1980-м встретила своего Бориса Михайлова и через девять лет связала с ним судьбу. Зато сразу получила и дочь, и мужа. А теперь и внучка в Норвегии растет. Так что я тоже счастливая.
- Тем не менее это вы сказали: "В моей бочке меда много дегтя..."
- Безусловно. Но вряд ли смогу до конца откровенно говорить на эту тему. Моя боль спрятана на глубинах, недоступных для посторонних.
Капитанский мостик требует самоотречения, а одиночество - горькая плата за свободу. Типичная история. Даже для мужчин. Поэтому и сказала вам в начале разговора, что, зная все, не повторила бы свой путь. С другой стороны, кто может наверняка утверждать, что я была бы счастлива, если бы сошла на берег и посвятила себя лишь семье?
Хотя сильные люди, конечно, справляются с трудностями. Мне повезло работать с настоящими личностями. Среди них и Альфред Федорович Загорский, который в итоге дал мне направление на должность капитана.
- Сколько вы проработали вместе?
- Десять лет. Пока сама не приняла судно.
Альфред Федорович правильно готовил меня, постепенно подводил, пока сама не ответила себе на вопрос, справлюсь ли. Сказала "да" в 1986-м, а через год пошла в рейс капитаном.
О трудном решении
- А за что вас понижали в должности?
- Второй раз подбираетесь к больной теме, о которой мне трудно говорить...
- Но это же факт вашей биографии, Людмила Анатольевна.
- Мало ли, что в жизни случалось? Не все надо вспоминать, правда?
Хотя тот мой поступок в чем-то показателен. В нем проявилась женская натура. Никто из капитанов-мужчин на это не пошел бы. А я почувствовала необходимость защитить людей и едва не поплатилась...
Это было в конце лета 1992 года. По Северному морскому пути мы возвращались из рейса в Японию, где моряки за очень скромные деньги купили подержанные автомобили. Сорок машин погрузили на палубу. К Мурманску мы подошли в пятницу, 29 августа, и тут стало известно, что в понедельник, 1 сентября, отменяют импортные пошлины на ввозимые иномарки.
Зарабатывали тогда на флоте совсем немного, сэкономленные деньги точно не были бы лишними для семей членов экипажа. Но если бы мы пришвартовались 30 или 31 августа, пошлину пришлось бы платить.
Как капитан я получила информацию, что в течение полутора-двух месяцев судно не примут под обработку груза. Обратилась в пароходство с просьбой разрешить нам не заходить в порт до 1 сентября.
Конечно, получила отказ.
Тогда собрала комсостав и сказала, что принимаю решение отойти чуть на север от Кольского залива в Баренцево море и лечь в дрейф на эти три дня. Предупредила: это приказ капитана, за который никто из экипажа ответственным не будет. Хотела, чтобы все это запомнили на случай возможного разбирательства.
- А нельзя было заранее слегка сбросить обороты, чтобы без всяких эксцессов причалить в Мурманске аккурат в понедельник?
- Если бы мы находились в пределах Арктики, можно было аргументировать, скажем так, ледовыми условиями. А на чистой воде это сложно. К сожалению, информация об отмене пошлин пришла очень поздно. Мы уже пересекли Карские ворота. И что мне оставалось делать? Я приняла сторону экипажа...
О наказании
- В результате?
- В порт мы зашли 1 сентября, что было расценено как ужасное самоуправство. Меня отстранили от руководства судном и на три месяца понизили до должности старшего помощника.
- Удар?
- Жесточайший! Внутренне я была готова к наказанию, и все равно пришлось тяжело. Надо сказать, что другие капитаны меня не поддержали и были правы. Дисциплину на флоте нужно соблюдать неукоснительно.
- Значит, вас на квартал поразили в правах?
- Нет, получилось по-другому. Из-за перенесенного стресса я загремела в больницу, месяц фактически заново училась ходить. Знаете, как говорят? Все болезни от нервов. Это мой случай.
К счастью, все обошлось, подвижность вернулась. А мне повезло еще раз: в Мурманск в командировку приехал новый министр морфлота Виталий Ефимов, которого сопровождал Николай Цах. Последний хорошо меня знал. В присутствии руководства пароходства я обратилась к нему с просьбой, объяснила ситуацию, честно признавшись, что и на старуху бывает проруха. Николай Петрович рассмеялся, поговорил уже тет-а-тет с министром, и... меня простили.
- Не жалели потом, что ввязались в историю?
- Знаете, когда ситуацию разбирали на ассоциации капитанов, я сказала, что поступила бы так же.
- Да?
- Поверьте, не бравирую, говорю честно.
- Все из-за экипажа?
- Не только, но и из-за собственных принципов. Меня обвиняли в безрассудстве, эмоциональном, женском поступке, а я посчитала, что должна сделать именно так, поскольку чувствовала ответственность за команду. Наверное, капитаны-мужчины повели бы себя иначе. Даже наверняка. Не стали бы рисковать.
Ведь за такие проступки запросто могли не на три месяца отстранить, а с концами списать на берег, уволить. Я прекрасно понимала это, но решение менять не стала. За что до сих пор уважаю себя.
- А как на случившееся отреагировал экипаж?
- Передачки в больницу носили весь месяц. Молодцы ребята!
Но для меня было важно, что никто из них не пострадал. Ну и я, по сути, отделалась легким испугом...
О страхе и удаче
- Это наиболее тяжелый эпизод?
- Самый легкий! Чем я рисковала? Карьерой. Куда страшнее, когда понимаешь, что можешь погибнуть, а вместе с тобой - судно и весь экипаж. Зимой 2004-го мы попали в сильный шторм в Норвежском море. Как назло, возникли серьезные проблемы в двигателе, пришлось перейти на пониженные обороты, что грозило потерей управления.
Ремонт продолжался двенадцать часов, все это время "Капитана Воденко" мотало по волнам, словно щепку. Судно испытывало сильную бортовую качку, казалось, еще чуть-чуть и достигнет критического крена, а это верная гибель...
- Что чувствует человек в такой момент?
- Страх приходит, когда уже справился с бедой, угроза отступила. Тогда накрывает понимание, что был на краю пропасти... Наверное, на судне лишь трое сознавали серьезность опасности - старший механик, боцман и я. Думала, не переживем ту ночь, и следующее утро ни для кого из нас не наступит...
Об эпизоде в Норвежском море смогла заговорить лет, наверное, через пять после случившегося.
Думаю, по той же причине люди, прошедшие войну, неохотно вспоминают о ней. Может, слишком высоко замахнулась, сравнивая шторм с фронтом, но степень потрясения, вероятно, сопоставима.
- Кошмары снились?
- Долго... И вопрос о вере в Бога не стоял. Лишь когда пришла в церковь, меня отпустило.
Среди моряков много глубоко верующих людей. Каждый раз, оставаясь наедине со стихией, невольно обращаешься к тому, что выше нас. И я молилась. В тот раз рука Господа отвела от нас беду.
На флоте есть понятия "счастливые судьбы судов" и "счастливые судьбы капитанов". Сейчас уже могу сказать, что удача баловала меня. Звучит немного странно, но я так благодарна всему, что со мной в жизни происходило! У мудрого Сократа вычитала фразу про два вида безумия - воевать и ходить по морю. Думаю, это многое объясняет...
- У вас однажды матрос упал на деку трюма с девятиметровой высоты. Могло кончиться печально.
- Да, Ванечка Коваленко.
Чуть не погиб по своей же дурости. Хорошо, что каска была на голове. Повезло, легко отделался. Успели доставить в госпиталь в Сингапуре. Через год он уже вернулся на флот.
- Что за история была со спасением терпящих бедствие алжирских моряков?
- Мы выполняли рейс на все том же теплоходе "Капитан Воденко" и обнаружили дрейфующий катер с рыбаками. У них не было пресной воды и еды. Подняли бедолаг на борт, обогрели, переодели, накормили. Я связалась с пароходством, получила разрешение на изменение курса и доставила моряков в ближайший алжирский порт. Собственно, всё. За сорок лет схожих случаев было не один и не два.
О хороших манерах
- А к мату как вы относитесь, Людмила Анатольевна?
- На мостике никогда не ругалась. Даже в критической ситуации.
- И когда тот самый Ванечка Коваленко навернулся?
- Чертыхнулась про себя, но вслух ничего грубого не сказала.
Конечно, я не могла заставить моряков перестать употреблять крепкие словечки, слышала их краем уха, но в моем присутствии ребята старались избегать этого, держали себя в руках.
В Дудинке как-то случился инцидент. Я еще была старшим помощником капитана. Начинались дневные работы, я находилась на вахте, к нам пришли представители береговых служб, стали что-то согласовывать. И тут кто-то из докеров выдал такую забористую тираду, что я непроизвольно залепила ему пощечину. Он тоже автоматически сделал движение в мою сторону, попытался замахнуться. Наши ребята мигом его скрутили...
Когда в следующий раз наше судно пришло в Дудинку, берег сразу предупредили: "На мостике Людмила. Вы там поаккуратнее, за базаром следите".
Такие эпизоды случались.
- Давали уроки воспитания.
- Да, иногда учила хорошим манерам. Были же попытки ухаживать, демонстрировать знаки внимания. Я сразу объясняла, что нарушать дистанцию не надо, и руки лучше не распускать, держать при себе.
Но это, скорее, исключения. На флоте бережное отношение к женщинам. Когда девчонкам трудно, ребята помогают, даже специально просить не нужно, сами предлагают, если видят, что те не справляются.
И я всегда старалась, чтобы женщины в экипаже продолжали чувствовать себя прекрасным полом. Если стояли в порту, забирала с собой в город, организовывала какую-нибудь экскурсию, давала вволю походить по магазинам. Это для меня было святое.
В советское время на судах работали до 4-5 девчонок. Потом стало меньше. Однажды вышла в рейс, где не оказалось ни одной женщины, даже стюард - мужчина. Полгода отплавали, и я попросила, чтобы на следующую навигацию прислали стюарда-женщину.
Для меня это была отдушина - собеседница, с которой можно поговорить на отвлеченную тему...
О слезах
- А бывало такое, когда вас не хотели брать в команду?
- Поначалу случалось. Помню, получила диплом Макаровки, была в эйфории, и вдруг - бац, не берут в экипаж. Рассудите сами, ну кому нужны лишние проблемы? Матом не выругайся, в трусах из каюты не выскочи... Да, отказывали. Сначала обижалась, потом задала себе вопрос: чего дуться-то? Подумай, почему так происходит. Надо разрушать стереотипы.
И пошла на собеседование с капитаном. И уже он решал, брать меня или нет. Как правило, соглашался.
Это могло быть и на этапе, когда работала вторым помощником, старпомом. Все зависело от личности капитана.
- Включали женское обаяние?
- Разговор шел профессиональный, на вполне конкретные темы, от меня требовалось проявить знания, квалификацию, опыт. Этим убеждала, а не кокетством или улыбкой.
Хотя обаяние тоже, конечно, выручало, зачем скрывать?
- А слезы?
- Старалась их не показывать, хотя порой плакала. В подушку.
- Из-за чего?
- Из-за немногого и... из-за многого. Вот идет передача вахты. Я третий помощник, отстояла на мостике с восьми утра до полудня. Сменщик принимает дела, я сдаю, показываю место определения и при переходе с карты на карту допускаю небольшую ошибку. В такой ситуации все начинающие прокалываются. Но если это сделал бы мальчик, никто не обратил бы внимания, все осталось между собой. А мои ошибки оказывались достоянием экипажа. Конечно, после такого рыдала в подушку.
Еще и антагонизм возник со вторым помощником, он специально караулил мои косяки. Может, с его стороны было и что-то личное...
Никогда не ждала поблажек, случалось, коллеги жестко меня критиковали. Особенно на должности старпома. По уставу ему подчинен быт экипажа, включая камбуз, дневальных, буфетчиц. Бывало, девчонки фыркали, если жестко делала замечание. Это тоже приходилось учитывать. Старалась найти общий язык с женской частью экипажа, после чего и с мужчинами работалось легче. Вот честно.
Сразу складывалась хорошая атмосфера.
- Правда, что вас звали мамой?
- Вроде бы называли так за глаза, хотя я не слышала. Но ведь и опытных капитанов-мужчин тоже иногда величают папой. Это уже дань традициям.
О морской болезни
- С морской болезнью как у вас обстоят дела?
- Подвержена ей.
- Бороться невозможно?
- Есть способы, чтобы адаптироваться, переносить спокойнее. Сначала реагировала бурно, травила за борт. До сих пор, если попадаю в шторм, мутит, но уже знаю особенности реакции организма, стараюсь меньше пить жидкости и плотно не ем, когда предстоит выход в море.
- Сорок лет ничего не изменили?
- Великого Нельсона всю жизнь укачивало, вечно страдал.
Конечно, постепенно привыкаешь, работаешь, на вахту ходишь, но дискомфорт ощущается. Побаливает голова, сон не тот, общее состояние так себе.
Стояла на руле, и на всякий случай у меня была припрятана брезентовая рукавичка.
Или бежала и свешивалась за борт. С наветренной стороны...
Деваться-то некуда. Издержки профессии.
Особенно трудно было в молодости, когда служила матросом. Допустим, покрасочные работы. От одной мысли уже мутило. А боцман Борис Макеев специально направил меня красить в замкнутое помещение. Его коллега и товарищ Боря Пахомов потом рассказывал: "Подхожу к нему, говорю, что ты делаешь, Люду ведь сильно укачивает, без конца травит". А он отвечает: "Вот и пусть привыкает".
Так тоже воспитывали. Ну, и я закусила удила, думаю, не сдамся, буду красить до победного конца. Как говорится, покормила слегка Нептуна, господи, велика проблема! Убрала за собой и продолжила работать.
- А 8 Марта как отмечали?
- Мужчины поздравляли, цветы дарили. Хотя, случалось, и на вахте в праздник стояла. В морском уставе ничего про послабления для женщин не сказано.
А вообще сильнее всего я люблю Новый год.
- Профессиональный тост есть?
- Третий. За тех, кто в море и кого нет с нами.
О приговоре
- Последний вопрос, вернее, тема. Расскажите, как ходили на передачу "Модный приговор". Сами написали на Первый канал, что хотите участвовать в шоу?
- Боже упаси, никогда никуда никому ничего не писала! Даже в Министерство морского флота СССР по поводу моего зачисления в Макаровку. Поехала в Москву, пришла в приемную министра... А писем никаких не отправляла.
И в "Модный приговор" не обращалась. Получила приглашение от продюсеров программы и согласилась.
- В итоге зрители проголосовали за ваши наряды или за те, что выбрали стилисты?
- Победили профессионалы. Как я могу с ними тягаться? Но мне было интересно попробовать. Очень понравилось!
Я же сорок лет провела на флоте, а там, сами понимаете, выбор одежды весьма ограничен, по трапам в юбке или платье не побегаешь. И по палубе в шторм затруднительно двигаться в туфлях на шпильках. Можно сказать, я родилась в комбинезоне и в джинсах. Брюки полюбила, но хочется иногда примерить что-либо по-настоящему нарядное. Вот и пошла на эксперимент с телешоу, хотела убедиться, что по-прежнему могу выглядеть и чувствовать себя женщиной.
- А в магию цифр верите, Людмила Анатольевна? Заметил, семерка сопровождает вас по жизни.
- Правда? Как-то не задумывалась.
- Судите сами: родились в 1947 году, в 1967-м стали матросом, в 1987-м - капитаном, ушли на пенсию в 2007-м...
- Действительно! Вы первый, кто обратил внимание. Хотя эта цифра мне всегда нравилась. Может, семерка - не совпадение, и в такой великолепной очередности скрыт особый смысл? Надо подумать...
Санкт-Петербург - Москва.
Автор благодарит Татьяну Акулову-Конецкую за помощь в организации интервью.