Картины на грани: почему молодой гений Федор Васильев смеялся над Академией художеств
Пейзаж Федора Васильева Мокрый луг написан ровно полтора века назад, в 1872 году. Это воспоминание художника о родной русской природе, увидеть которую снова ему не довелось.
Омытый ночным дождем луг пахнет свежестью. Лесок, озерцо, бескрайние просторы. Тяжелые тучи ушли вдаль, и теперь там льются на землю тонны холодной воды. А здесь уже посветлело, и скоро вступит в свои права жаркий день.
Васильев смог соединить то, что у русских пейзажистов толком не получалось: скрупулезное внимание к деталям и лирический настрой. Достоверность изображения обеспечена точной передачей цвета — одних только зеленых тонов на картине автор насчитал целую дюжину. А за вторую, поэтическую часть зрительского восприятия отвечают облака. Художник Ге, говоря о пейзажах Васильева, отмечал именно небо, называл его движущимся, живым. Федор Александрович работал на грани: хорошей погоды и ненастья, света и тьмы, подмечая в природе драматические переломные моменты. Да, на его картинах мало действия, но зато много чувства и настроения.
«Мокрый луг» — одна из вершин русского лирического пейзажа. Замечательно, что Васильев покорил ее в 22 года. Чего достигли в этом возрасте другие наши корифеи? Помощник землемера Венецианов баловался красками ради собственного удовольствия. Офицер Федотов своими злющими карикатурами изводил товарищей по полку. Студенты Саврасов, Левитан, Шишкин, Поленов, старший Васнецов овладевали художественным ремеслом, порой подавая кое-какие надежды. Но оценивать всерьез их раннее творчество не стоит — ученичество!
А для Федора Александровича Васильева 22-летний рубеж — время подведения итогов. «Мокрый луг» он писал в Ялте, где пытался спастись от душившей его чахотки. Поначалу Крым ему совершенно не глянулся, он жил воспоминаниями, используя зарисовки природы средней полосы и Малороссии. Потом, правда, попривык и даже полюбил островерхие кипарисы, выжженную солнцем траву и волны Черного моря. Через год, завершив свой последний шедевр «В крымских горах», живописец умер.
Все художественное образование Васильева — четыре года вечерней рисовальной школы. Днем учиться не мог — зарабатывал на жизнь, помогал реставраторам. Но карандаш его летел по бумаге так быстро и легко, как мог только в руке гения. Два лета Васильев работал на пленэре с Иваном Шишкиным и в конце концов даже с ним породнился — певец русского леса женился на старшей сестре Федора. Шишкин много дал Васильеву. Но однажды подошел на выставке к его «Оттепели». И, постояв перед размытой талой водой проселочной дорогой, перед покосившейся избой со струящимся над ней дымком, перед этим унылым, полным грустного томления, до боли родным пейзажем, который на миг освещен выглянувшим из туч солнцем, воскликнул: «О! Он скоро превзошел меня, своего учителя».
Васильеву был прямой путь в Императорскую академию художеств. Но он туда так и не попал. Да и требовалась ли ему академическая дрессура? Недаром же говорят: талант учить — только портить. Слишком точны суждения Васильева об искусстве, слишком интересны его картины.
Сам он тоже производил незабываемое впечатление. Илья Репин удивлялся, как этому бедняку удавалось одеваться по последней моде. Как, толком нигде не учившийся, он казался образованным человеком и щеголял иностранными словечками. А еще Репина изумляло, что «вчерашний почтальон» (денег в семье не хватало, и маленький Федя работал на почте с 12 лет) «цинично хохотал над Академией художеств и всеми ее традициями, а уж особенно над составом профессоров». Мало того, 19-летний Васильев сразу принял 26-летнего Репина под свое покровительство! Да что там, вся компания молодых художников рабски подражала нахальному юнцу. Ведь гений!
Крамской, учитель Васильева в рисовальной школе, сравнивал его со сказочно щедрым богачом, который разбрасывает свои сокровища направо и налево, не имея никакого понятия об их стоимости. Моцарт живописи, не меньше.
Шесть творческих лет, шестьдесят картин, среди которых несколько настоящих шедевров. И все. «Мгновенно он вспыхнул блестящей звездою», — написал Шишкин на его надгробном памятнике на Поликуровском холме в Ялте. Возможно, там покоится самый талантливый русский художник. Но о том, чего бы достиг Федор Александрович, отпусти ему судьба больше времени, можно лишь гадать. История искусства тоже не знает сослагательного наклонения.