"Братская могила". В каком состоянии бомбоубежища Петербурга

В Петербурге полным ходом идут приготовления к чрезвычайной обстановке. Утром 8 ноября на улицах ревела сирена противовоздушной обороны, чем сильно напугала жителей города. После введения Владимиром Путиным режима "базовой готовности" в Петербурге чиновники и жилищники бросились проверять бомбоубежища и бани. Губернатор Александр Беглов поспешил заверить, что всё необходимое для выполнения поручений президента есть. Корреспондент Север.Реалии вместе с диггерами побывал во многих убежищах, чтобы оценить их состояние. Пока настоящей войны в Петербурге нет, но уже есть медийная: состояние городских укрытий стало очередным поводом для критики Александра Беглова. Десятки сайтов, каналов и пабликов, входящих в структуры так называемой "фабрики троллей" Евгения Пригожина, с конца октября публикуют одинаковые тексты и посты о том, как градоначальник провалил задание по гражданской обороне. Несмотря на множество различных планов и карт бомбоубежищ Петербурга, которые можно найти в соцсетях, официального списка адресов в публичном доступе не существует. Единственное, что удается найти в официальных документах, это информация о количестве "защитных сооружений гражданской обороны", опубликованная ГУ МЧС более 10 лет назад: тогда в городе насчитывалось 4003 убежища общей площадью 500 тысяч квадратных метров, рассчитанных на миллион человек. Корреспондент Север.Реалии обратился за помощью к диггерам, чтобы узнать, куда бежать в случае реальной катастрофы. С диггером, который просит в тексте называть его "Болторезовым", мы встречаемся на выходе из метро "Пионерская". Он одет в черную куртку и штаны цвета хаки. Мы списались во "ВКонтакте" – на просьбу провести экскурсию по бомбоубежищам он отозвался практически сразу. Сам он облазил их уже десятки. Первое укрытие, которое мы собираемся посетить, раньше принадлежало Ленинградскому Северному заводу (ЛСЗ), вернее, заводоуправлению. Пока идем на место, Болторезов объясняет, что до сегодняшних дней лучше всего сохранились "бомбари" под зданиями телефонных станций (АТС) и заводоуправлений – помещения на 50–100 человек предназначались для укрытия руководства предприятий. Теперь многие заводы закрыты, АТС упразднены как технически устаревшие, а здания сдаются в аренду частникам, поэтому за бомбоубежищами практически никто не следит. Наклонный вход в бомбоубежище ЛСЗ на Коломяжском проспекте расположен близко к забору и повернут к нему "лицом", поэтому обнаружить его непросто. Ржавая дверь открыта нараспашку. Спускаемся по лестнице на несколько метров, дальше помещение затоплено. Вниз ведут и исчезают под водой ступени. На поверхности в мутной жиже плавают десятки оранжевых советских аптечек и фильтры от противогазов. Достаю из воды одну из аптечек. Внутри – инструкция по применению и несколько пластиковых ампул с красными крышечками. Болторезов берет одну из них. – Это тарен (советский препарат, применявшийся при отравлении фосфорорганическими соединениями; в 1998 году включен в список психотропных веществ и изъят из реализации. – СР). Сейчас считается наркотиком. Он слева в аптечке лежит всегда. Лучше выкинуть сразу, — объясняет мой собеседник и бросает ампулу в воду. Удивляюсь, почему до сих пор никто не разобрал отсюда весь наркотик. – А его обычно в первую очередь и выносят. Наркоманы либо МЧС... Просто тут из лазающих было всего человек восемь. Это место не так чтобы популярно. Собираемся спуститься ниже. Болторезов говорит, что в воде и на полу очень много мусора, поэтому пройти будет сложно. Один неверный шаг – и можно упасть или пораниться. – Снаружи и не скажешь, но "бомбарь" огромный, – объясняет он. – Первый зал большой, а дальше идут длинные коридоры и комнаты по бокам. Для своих спусков диггеры используют старые советские костюмы химзащиты. Считается, что они самые надежные. Но в этот раз нам не везет: костюмы, которые принес Болторезов, оказываются порванными во время предыдущего спуска. Мой проводник говорит, что в 100 метрах отсюда на улице Генерала Хрулева есть другое бомбоубежище, но и оно тоже подтоплено. В конце октября власти Петербурге назвали наиболее безопасные районы, где можно укрыться в случае ЧС. В этот список попали Выборгский, Курортный, Красносельский, Колпинский, Пушкинский, Петродворцовый и Приморский. – В Приморском вообще затоплено всё, – смеется Болторезов. – Или почти всё. В Питере такая особенность. Но есть и районы, где вообще всё сухо… Дверь в бомбоубежище на Генерала Хрулева закрыта, но попасть туда можно через вентиляционную шахту со сбитой решеткой. Внутри – гора мусора и длинный узкий коридор, по которому вполне можно проползти на четвереньках. Но дальше там вода, предупреждает мой собеседник. К нам присоединяется соратник Болторезова по прозвищу Крот – в кожаной куртке с длинными черными волосами, заплетенными в две косы. Следующий "бомбарь", в который мы едем уже втроем, находится в Выборгском районе, на Костромском проспекте. По своей основной профессии Крот занимается обслуживанием бомбоубежищ: организация, в которой он работает, поддерживает системы жизнеобеспечения для "Ростелекома" и других государственных предприятий (каких – Крот называть отказывается, ссылаясь на конфиденциальность). Впрочем, и у "Ростелекома" из объектов с укрытиями в Петербурге теперь осталось только одно главное здание на Синопской набережной. – Проверка герметичности дверей, замена резины…– перечисляет Крот свои трудовые обязанности. – Там специальный мел наносится, чтобы проверить, как хорошо гермодверь прилегает к раме… – Как ты в целом оцениваешь состояние бомбоубежищ в городе? – Если не считать "Ростелекома", РЖД и некоторых других государственных предприятий, то довольно плачевное. Подведомственные "бомбари" под полицейскими участками заброшены практически все. – Мы даже находили убежище, где полицейские складируют контрафактный алкоголь, – добавляет Болторезов. – А у Минобороны? – У Минобороны своих бомбоубежищ нет, – отвечает Крот. – Но если взять, например, Военно-медицинскую академию имени Кирова, то у них "бомбари" убитые все. Мы туда тоже лазали. Вообще, "убитый бомбарь" – это заваленный мусором и пивными банками подземный проход во дворе какого-нибудь жилого дома. В последнее время фотографии таких мест то и дело кто-то публикует в сети. – Про эти "холмики" можно вообще забыть, – соглашается Крот. – Там везде только одни стены остались. По его словам, в советские времена обслуживанием "холмиков" занималось предприятие Ленремтехприбор, но в 1990-е укрытия начали переходить из рук в руки. – Сейчас вообще неизвестно кто должен за это отвечать: жилкомсервисы или аварийно-диспетчерская служба…. А вот с укрытиями непосредственно под жилыми домами (в основном сталинской постройки) дела обстоят несколько лучше, утверждают диггеры. В последние месяцы их действительно начали приводить в порядок: "швабры появились, лопаты…", перечисляют они. Типичная "сталинка" на Костромском проспекте. Вход в бомбоубежище расположен прямо в парадной, по лестнице, ведущей в подвал. Первое помещение, в которое мы попадаем через распахнутую гермодверь, похоже на учебный класс гражданской обороны. Здесь есть парты и трибуна, на которой лежат документы, датированные серединой "нулевых". На стенах информационные плакаты: "Химическое заражение", "Терроризм", "Порядок проведения эвакуации". Рядом – список адресов, в которых находятся другие укрытия. Освещение не работает, но зато здесь сухо и довольно чисто. В некоторых комнатах стоят столы и деревянные скамейки. Находим унитаз и раковину, но воды в них нет. Отдельное помещение занимает большая металлическая установка: Крот объясняет, что это – электро-ручной фильтр воздуха ЭРВ-49 (цифра означает год запуска модели в производство, но конкретно это устройство собрано в 1980-х). Работает оно так: крутишь большую металлическую ручку, аппарат забирает воздух с улицы, прогоняет его через фильтры и выпускает в "бомбарь". Стены тут толщиной в три кирпича. Вокруг него предусмотрены пустые подвальные помещения, которые выполняют роль "опоясывающего пространства", создают "подушку". – А ядерный взрыв выдержит? – Максимум фугасные авиабомбы, они под это рассчитывались, – объясняет Крот. – В 1970-е некоторые убежища под жилыми домами перестраивали с учетом возможности именно ядерного удара. Не прямое попадание конечно, но хотя бы как-то. Внутри бомбоубежищ диггеры стараются не нарушать первозданного вида, максимум делают фотографии. Адреса ищут на сайтах госзакупок, изучают планы заводов и предприятий. Как правило, везде можно попасть через вентиляцию. Иногда можно просто подойти к охране и попросить дать поснимать, добавляют они. – Сейчас среди диггеров много малолетних школьников появилось, воруют постоянно. Вот недавно была новость: из бомбоубежища под туберкулезным диспансером вынесли новых противогазов на 300 тысяч рублей, – говорит Болторезов. Значительная часть старых советских бомбоубежищ в 1990-е и "нулевые" переоборудовалась под склады, магазины и клубы – именно в бывших "бомбарях" работали легендарные петербургские клубы "Тоннель" и "Грибоедов". Наш следующий объект как раз их таких: бомбоубежище-"десятитысячник" на Светлановском проспекте, в котором до пандемии был открыт рейв-клуб. По регламенту МЧС частный арендатор бомбоубежища все равно должен поддерживать помещение в надлежащем состоянии: сохранять конструкции, которые являются частью системы жизнеобеспечения, не изменять устройство гермодверей, фильтров, баков для питьевой воды и т. д. – Естественно, никто этого не придерживается, – говорит Крот. – Мы во многих местах были, там просто всё это пилили и сдавали на металл. Спускаемся в убежище на Светлановском и попадаем в систему длинных темных коридоров и комнат. Кроме сырых бетонных стен, на каждой из которых висит табличка с номером отсека, здесь больше ничего нет. Кое-где валяется старый хлам, стулья без спинок, ржавые каркасы кроватей, строительный мусор. Но следы деятельности видны: здесь явно недавно откачивали воду – по полу вдоль стены тянется толстый резиновый шланг. Крот спускался сюда несколько лет назад, после того как рейв-клуб закрыли. Тогда залы были подтоплены. У клуба были проблемы с обслуживанием помещения, подтекали грунтовые воды. Съезжая, арендаторы бросили часть мебели, оборудования и даже содержимое бара. – Я тогда колы напился так, что зубы болели, – вспоминает Крот. Как должно выглядеть бомбоубежище, которое можно назвать подготовленным к приему людей? – Это точно не готово, – вертит головой Крот. – Вентиляции нет, ничего нет…. Братская могила просто. Готовых по городу у нас единицы. В действующем бомбоубежище прежде всего должна работать вентиляция. В идеале – смазанные, нержавые гермодвери. А вот постоянно хранить аптечки и противогазы в "бомбарях" не обязательно – всё это должно завозиться, как только возникнет необходимость. Двигаемся вперед по пустым коридорам, освещая путь фонариками. Слышно, как где-то с потолка капает вода. Через толстую гермодверь попадаем непосредственно в помещения бывшего клуба. Дальше впереди – дверь с латинской буквой V, за которой внезапно обнаруживаем… склад оружия и амуниции: ружья, пистолеты, прицелы, "броники". С облегчением отмечаем, что оружие скорее похоже на страйкбольное, чем на боевое. – Просто эльдорадо диггерский! – радуется Крот. Вместе с Болторезовым они рассматривают находки и аккуратно кладут на место. В любом случае возвращение хозяев этих помещений явно не сулит нам ничего хорошего. Поэтому спешим вернуться наверх. – Содержать бомбоубежище – это очень дорого, все всегда упирается в деньги. Выделяются огромные, баснословные бюджеты, а в итоге делают какую-то фигню. Ни дверей нормальных, ни вентиляции, ничего… А если гидроизоляцию делать, там и 40, и 50 миллионов может уйти…. – Недавно по тендерам нашли убежище под жилым домом, там указан ремонт вентиляции на два миллиона, – продолжает Болторезов. – Приехали туда, дверь была открыта. По факту там сделано только несколько новых самопальных дверей. Важно, чтобы бомбоубежища начали наконец реконструировать или хотя бы откачивать из них воду, убеждены диггеры. – Хочется, чтобы за эти сооружения наконец взялись, – говорит Крот. – Сейчас просто идет полный распил денег. А в случае реального ЧП куда людям бежать? Некуда.