«Верните Костю Ане!»

Ушлые люди уверены, что у нас ни за что не сажают. Уже даже придумали анекдот. Встречает Котов Синицу и спрашивает: «Тебя за что посадили на пять лет? — ​Ни за что. — ​Врешь, ни за что четыре дают». Есть другой анекдот на ту же тему, про ревнивого мужа: знал бы за что — ​убил бы.

Он сидит в ИК‑2 в Покрове, это недалеко от Москвы, по дороге в Петушки, куда так и не доехал Веничка. Сидит жестко, непросто. Зона эта считается не просто красной, а суперкрасной; папа Котова, Александр Николаевич, который ездил туда, говорит, что Костя сильно похудел, выглядит расстроенным. Адвокат Мария Эйсмонт подтверждает: «На него не оказывают физического воздействия, но муштрой и постоянными унижениями можно и без физического воздействия сделать жизнь человека невыносимой».

— Письма доходят ему?

— Доходят, хотя и довольно медленно. Но у него нет времени отвечать. Пришло более 50 писем, а ответить он смог всего на три. У него всего час свободного времени в сутки. Но писать все равно стоит. Важен сам факт, письма очень его поддерживают.

— Вы с ним видитесь?

— Да, но каждый раз жду 3–5 часов. В комнате для свиданий с адвокатом между нами стекло, в котором нет прорези. Как работать с документами, непонятно. Ни я ему не могу передать бумаги, ни он мне.

И еще об унижении. Александр Николаевич в разговоре упомянул вроде бы незначительную деталь, но она поражает.

После ареста Кости его родители-пенсионеры остались без кормильца, он единственный сын. Мать постоянно болеет, лежит с давлением. Можно, конечно, сказать, что это возраст, но нет, это стресс, это после того, как забрали Костю.

В фейсбуке у Юли Виноградовой аватарка с надписью «Котовы не сдаются!». Юля — ​мать Ани Павликовой, фигурантки «Нового величия». А с этого октября — ​теща Кости. Хорошо начинается семейная жизнь: муж в колонии, жена под домашним арестом в ожидании приговора. Скоро Новый год, спрашиваю у Юли, что подарить. Она говорит: «А можно сделать так, чтоб Костю вернули Ане?»

— Дома все напоминает о нем. Утром пьем кофе — ​стоит Костин капучинатор. Аня рисует на планшете — ​планшет подарил ей Костя. Она безумно переживает, что ей дадут срок, потому что тогда она не сможет навещать Костю. Она и сейчас не может, но можно хотя бы письма писать. Ты не знаешь, из колонии в колонию писать можно?

Юля тоже ездила в Покров к Косте.

— Это было настолько тяжело, я не могу тебе передать. Мы разговаривали, потом его позвали, и он вышел, знаешь как? Руки за спину, нагнув голову. Сам! Как это может быть? Что там с ним вытворяют?

— Что он рассказывает?

— Что есть проблемы, серьезные. Какие, говорить отказался. Пока он сидел в СИЗО, мы обсуждали новости, говорили о том, что происходит на воле. А теперь я чувствую, что у него голова занята только одним — ​как выжить в этих условиях. Его хотят сломать, его специально именно в эту колонию посадили. Я не знаю, что делать, я только знаю, что он не должен там находиться.

Тем временем продолжаются суды по «Новому величию». Ане несколько раз становилось плохо прямо на заседании. И из дома тоже ее увозила скорая.

Две недели назад Юля с другими матерями политзаключенных вышла в пикет к Кремлю. Четверых забрали, был суд, и теперь государство станет за их счет на сорок тысяч богаче. Защищать своих детей стоит денег. Так вот, Юлю должен был судить судья Минин. Тот самый, который вынес приговор Котову, вот эти четыре года. Она пришла в суд с утра. На самом деле могла и не ходить, такие дела рассматривают и заочно. Пришла только ради того, чтобы сказать Минину, что она о нем думает. Целую речь приготовила. Хотела сказать, в какой ужас он вверг их семью, хотела все объяснить. Ждала весь день. Уже к вечеру, когда стало темнеть, ей сказали, что судью заменили.

Каждую пятницу в Москве проходят метропикеты. Люди выходят к метро с плакатами, требуют освободить политзэков. Юля тоже выходит. Сначала на ее плакате была фотография Ани. Потом Кости. И она поднимала то один, то второй плакат. А потом сделала общий — ​с двумя фотографиями. Пусть они хотя бы так будут вместе.

Ян Шенкман
спецкор