Разговор о Сталине не может устареть, или Главный урок Великого Октября

Быть может, кому-то режет слух эпитет «Великий» в отношении переворота 104-летней давности, обернувшегося полноценной революцией. Но «Великий» не обязательно означает «хороший», «правильный» или «прогрессивный», а лишь говорит о калибре события, масштабах его влияния на развитие страны, да и всей планеты. Ну а с тем, что калибр и масштабы чрезвычайно велики, спорить трудно. Об уроках Октября сказано и написано так много, что тема, кажется, давно вышла в тираж. А зря. И речь, прежде всего, не о деталях случившегося поздней осенью 1917-го, а об исторической цепочке, несмолкающем эхе обвала прежней эпохи и вторжения новой. Выступая две недели назад на Валдайском форуме, Владимир Путин поставил 1917 и 1991 годы на одну доску, по существу дав им характеристики катастрофы по сценарию «цветных революций». Правда, в другом месте того же выступления президент отметил, что к подлобным событиям ведет неоправданная задержка, опоздание необходимых реформ. Ленин и Сталин в 1917 году согласно советским мифам. Иосиф Виссарионович в реальности не был ни вторым, ни третьим человеком в Октябрьской революции, но как исторически актуальный персонаж пережил Владимира Ильича Получается противоречивая картина. С одной стороны, виноваты экстремисты-большевики и их временные попутчики (временные, потому как их чуть позже отправили «в расход» за ненадобностью). Это в 1917-м. А затем, на исходе XX столетия, уже Горбачев с Ельциным, демократы с либералами и коварное «закордонье». Но, с другой, Владимир Владимирович не жалует и Николая II, и Брежнева, что называется, проспавших державу. Ситуация еще больше запутывается, если задать извечный вопрос: «А что надо было делать?». И Николаю Санычу, и Леониду Ильичу следовало затеять демократические реформы в экономике и политической сфере? Как-то не стыкуется с курсом нынешнего президента. Держать и не пущать, продолжив курс Александра III, а затем Сталина? Правда, между этими персонажами существуют принципиальные различия. Экономика при Сан Саныче вполне себе реформировалась, да еще и с зарубежным привкусом, причем так, что росла как на дрожжах. Однако был допущен крен в другую сторону: социально-политическую жизнь загнали под плинтус, и она чуть позже ответила – сначала 1905-м, а затем 1917-м. При Сталине экономический рывок сопровождался политической автаркией, изоляцией от всемирного рынка, был основан на экстенсивном развитии и репрессивном принуждении. Но в обоих случаях вышло так, что с необходимыми реформами опять опоздали. Двигаться серединным путем, между струями дождя, попадать в верблюжье ушко? Легко на словах, чертовски трудно или даже невозможно на деле. Нечто подобное пытался сделать сначала Столыпин, потом (как это ни удивительно) Троцкий и Бухарин. Наконец (не менее удивительно), Хрущев и Горбачев, пусть и в разных вариациях. Но от соединения ежа с ужом получилось крайне неустойчиво или (в случаях с Троцким и Бухариным, тоже не совпадающими между собой) альтернативы остались вообще нереализованными. Это к слову о колоссальных сложностях исторического пути России во всех ее обликах. Но сегодня, пожалуй, краеугольной, системообразующей фигурой этих рассуждений остается все-таки Сталин. И, опять-таки, не столько в деталях, сколько в принципе: каковы отношения, взаимные права и возможности государства и общества? Сталинский ответ однозначен: приоритет – государству. И вся история Отечества в XX и XXI веках фактически об этом, причем как на качелях. Хрущев: послабление в пользу общества. Брежнев и Андропов: обратно, хоть и в слегка иной, чем при Сталине, упаковке. Горбачев и Ельцин: снова отскок в сторону общества, но, опять-таки, с подспудным присутствием «бархатной контрреволюции». Путин: постепенное, а затем ускоренное движение к приоритетам государства или, если угодно, его руководителей. Парадоксально, но Ленин – по своим привычкам человек скорее из прошлого, чем из современности и, тем более, из будущего – все-таки призывал к слому прежних порядков, то есть к новой жизни, пусть и, как оказалось, тоже замешанной на традициях прошлого (а то и в еще большей степени, чем при «царе-батюшке»). Знамя Великого Октября, которое подняли Ленин и, в еще большей степени, Троцкий, – это символ разрыва со старой, прежней Россией. И хотя Ильич во многом предвосхитил практику «отца народов»,  при Сталине смыслы все же перевернулись, и, как промежуточный итог, в середине XX века официальная идеология марксизма-ленинизма служила прикрытием для возвращения к дореволюционной державности. Затем, после демократического зигзага, уже в нынешнем столетии, этот курс стал последовательным, очищенным от революционной, большевистской шелухи. Но на тех же, сталинских, основаниях: государство – прежде всего. А государство, как известно, всегда персонифицировано в определенных личностях… Поэтому разговоры типа «Зачем ворошить прошлое? При чем здесь Сталин?» не отражают действительности. Сталин, под чьим руководством наша страна ценой колоссальных (неизбежных ли?) потерь победила в крупнейшей войне, – и это дополнительно усложняет оценку сталинизма – и теперь живее всех живых. Живее, кстати сказать, чем Ленин – персонаж, если смотреть с высот российской истории, куда более эклектичный. Если по-простому – «ни рыба ни мясо». И разговор о нынешней, современной России без разговора и о Великом Октябре, и, тем более, о Сталине не прояснит ровным счетом ничего. Юрий Пронин для ИА «Альтаир»