Почему горит деревянный Иркутск? — разбор недели от «ИрСити»

На неделе в Иркутске сгорело сразу два дома-памятника. В одном из пожаров погибла пенсионерка. Ксения Власова побывала на месте трагедии и порассуждала о том, почему горят деревянные дома Иркутска. Екатерина Трофимова рассказала про аварию с пятью погибшими, произошедшую на трассе Братского района, по которой сама ездила на рейсовом автобусе. А журналист Даниил Конин на неделе смотрел «прямую линию» с губернатором Иркутской области Игорем Кобзевым. Глава региона пытался сделать что-то похожее на прямую линию с президентом России Владимиром Путиным, но у него это плохо получилось. В обзоре событий недели журналисты «ИрСити» не пытаются определять ключевые информационные поводы прошедших семи дней, а пишут о том, что их больше всего задело. Ксения Власова: Иркутск, твои деревянные дома горят, слышишь? Девять утра. Морозно. Узкая, ухабистая улица Бабушкина тише, чем обычно. Всё понятно – выходной. Дома здесь – картинки. Деревянные, покосившиеся, заметённые снегом, потрёпанные ветрами. Розовые, зелёные, серые. Я стою перед одним из таких. Он – памятник, дом Ирины Трутневой. С виду крепкий. За его спиной высятся свечки-многоэтажки. А вокруг него – намороженный снег, доски и чёрный пепел. Утром 20 февраля здесь пожар. Огонь съел крышу, перекрытия и вышел во двор. Пожарные работали на месте весь день, сначала заливая горящие стены, а потом обследуя каждый сантиметр покалеченного дерева. Причина произошедшего ещё устанавливается. Кроме того, в дело вступили следователи, так как в огне погибла пожилая женщина. Я стою на заметённой снегом земле и думаю, что в доме жили в общем-то счастливые люди – во дворе перед главным входом останки детской площадки, под окнами, обвешанными частыми сосульками, детский снегоход, маленькие и большие скамеечки. Что может быть счастливее простой жизни? По данным администрации Иркутска, за предоставлением жилья обратились четыре семьи, одного человека разместили в реабилитационном центре в посёлке Маркова, остальные – отказались от манёвренного фонда, теперь, где и как жить дальше, погорельцы решают самостоятельно. Огонь не смог сбить остатки кружева, сохранённого за сто лет, но обглодал его, зачернил. Стоять рядом с домом и тем более во дворе жутковато. Здание всё скрипит и стонет, как будто внутри него ворочается полуживой зверь. Раны никто не лечит, а приласкать может только восходящее солнце. Тонкими лучами оно перебирает деревянные завитки, пересчитывает каждую досточку, гладит стены, высвечивает золотом, накрывает прекрасным голубым небом. И я забываю запах гари, который за двое суток не успел выветриться, и невольно улыбаюсь, потому что мне тепло от этой солнечной игры. Но зверь внутри дома скрипит перемороженным брусом, и волшебство рассеивается. На соседней улице – Декабрьских Событий – картинка похожая. Между двух домов стоит печальное сгоревшее здание, главный вход перекошен, будто это не вход вовсе, а гримаса боли и ужаса. Во внутреннем дворе – такие же желтеющие сосулины, вывороченные матрасы, сбитые наличники, намороженный снег вперемешку с чёрным пеплом. И тонкий запах гари. Это городская усадьба, признанная памятником 30 лет назад. Пожар 17 февраля. По данным МЧС, причиной могло стать короткое замыкание или неосторожное обращение с огнём. Два сгоревших деревянных памятника – за неделю. Жилые дома, которые находятся в 100 метрах друг от друга по прямой. История, от которой плохо пахнет. И поэтому нет единой точки зрения. Часть людей уверена, что «заинтересованные структуры» расчищают для себя место в центре города, часть – что дело всё в неисправной электропроводке и безответственном поведении жильцов. И та, и другая позиция понятна. С одной стороны, Иркутск не раз становился свидетелем локального «отжига» деревянной архитектуры, после чего здания теряли статус памятника и исчезали в вечности. С другой, не все жильцы деревянных домов имеют возможности, умения и, главное, желание следить за порядком, находить слабые места, ремонтировать вышедшее из строя, а у МЧС просто нет полномочий, чтобы проверять, например, исправность электропроводки. Беда в этой ситуации не в жильцах, которые порой багровеют от ненависти к деревянным стенам, в которых живут, и не в бизнесменах, стремящихся выжать из каждого квадратного метра максимум прибыли. А в том, что никто не знает, что делать с деревянными домами-памятниками, за столетия, что они стоят на улицах, никто так и не научился с ними сосуществовать. Законодательство хоть и декларирует особый статус памятника, но по факту не гарантирует защиту от посягательств, которые иногда прикрыты пространными формулировками типа «реконструкция объекта культурного наследия». Исследование и сохранение деревянного зодчества либо финансируется по остаточному принципу, либо вообще не получает никаких денег, вся ответственность за состояние памятника ложится на его жильцов, которые в большинстве своём вообще-то обычные люди с обычными зарплатами. Единой концепции сохранения домов нет, а те, что появляются, выглядят сыро и нежизнеспособно. А главное, что нет тех вдохновлённых чиновников (или общественных лидеров, которых эти чиновники слушаются), способных пробивать бюрократические стены, разрабатывать новые подходы, выискивать на них дополнительные ресурсы и воплощать в жизнь, не боясь обсуждать это с горожанами и советоваться с ними. Потому что иркутяне вообще-то не дураки. И хоть страдают от «великого прошлого и чёрной дыры вместо будущего», но искренне любят свой город. По итогу получается, что корень проблемы – человеческий фактор. Но парадокс в том, что деревянный дом будет жить, пока в нём живут люди, а вместе с ними - смех и любовь. Без человеческой заботы памятник дряхлеет и превращается в неприглядное ничто. Тем более, если он покалечен пожаром. Екатерина Трофимова: Трагедия под Братском: Халатность или несчастный случай? Тройное ДТП с лесовозом, легковушкой и рейсовым автобусом произошло на трассе «Вилюй» в Братском районе в среду, 17 февраля. Погибли пять человек. Следователи и прокуратура проверки по статье «Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». У меня вопрос: почему проверяют транспортную компанию, если автобус врезался в уже случившееся ДТП? Авария около 4 часов утра в пургу. В результате ДТП 57-летний водитель автобуса, 33-летний мужчина, управлявший Toyota, и его пассажиры – 33 и 45-летние мужчины и 22-летняя девушка. По версии следствия, водитель легковушки на высокой скорости влетел в КамАЗ в составе автопоезда МАЗ, гружённый древесиной, а после этого в иномарку врезался рейсовый автобус «Иркутск – Железногорск-Илимский». Есть и другая версия произошедшего. Коллеги погибшего водителя написали пост в группе «ДТП38RUS» в соцсети «ВКонтакте», где утверждают, что в аварии виноват водитель лесовоза. «[…] По информации из достоверных источников известно, что лесовоз стоял в том месте сломанным примерно 3 суток. В ту злополучную ночь его водитель приехал на другом лесовозе с манипулятором для перегрузки леса. Предположительно, лес был добыт незаконным путём, поэтому делал он это ночью. Но поражает другое. Манипулятор встал параллельно лесовозу, то есть на проезжую часть, фарами навстречу. Во время ДТП в том месте была снежная метель, отсюда вывод: сначала водитель Ipsum, а затем и автобуса, увидев на своей полосе свет фар встречного автомобиля, предприняли меры (в виде съезда на обочину) для предотвращения столкновения с ним, а в результате врезались в стоячий лесовоз […]», - рассказано в посте. Я, как водитель с 8-летним стажем, если бы увидела на своей полосе дороги встречные фары, скорее всего, тоже бы съехала вправо, в кювет. Да, есть риск перевернуться в машине, но сворачивать налево, на встречную полосу, гораздо страшнее. Если всё было так, как утверждают коллеги погибшего водителя, то следователям нужно взять во внимание и эту версию. Но опять же. Мне этой зимой доводилось ездить на рейсовом автобусе по этому маршруту. Хочется отметить, что водители, несмотря на то, что за их спинами жизни около 50 пассажиров, очень лихо ездят. Могут обгонять машины на опасных участках трассы, резко тормозить, и самое страшное – часто не соблюдают скоростной режим. Возможно, и водитель легковушки тоже не взял в расчёт такие факторы, как темноту и метель, что и привело к трагедии. Пока это дело расследуется. Хочется призвать всех быть осторожными. Мы не всегда отвечаем только за свою жизнь, бывает, что в наших руках и жизни других людей. Даниил Конин: Прямой Игорь Кобзев Губернатор Иркутской области Игорь Кобзев 18 февраля провёл «прямую линию» с жителями Приангарья и отвечал на разные вопросы. На протяжении всех трёх часов разговора казалось, что глава региона сильно хотел быть похожим на Владимира Путина, благодаря которому он оказался в Приангарье. Даже сценарий нашей «прямой линии» был похож на то, что в последние годы выдаёт глава государства. Но несмотря на внешнюю схожесть выступлений, разница в них колоссальна – в части влияния на окружающую действительность. Игорь Кобзев в плане подобных выступлений в Приангарье не стал новатором: в 2017 году такое мероприятие провёл тогдашний губернатор Сергей Левченко. При этом в 2017-м глава области отвечал не только на заранее собранные вопросы, но и на выступления от журналистов из зала. В этот раз вопросы на специальном сайте с 22 января по 5 февраля. Ещё можно было позвонить по телефону в день эфира, но дозвониться было практически невозможно. Хотя кому-то удавалось, и некоторые звонки были как отдельный вид искусства. Например, когда Кобзева благодарили за возможность сделать прививку от коронавируса или спрашивали, откажется ли он от Иркутской области, если ему предложат «более достойную службу». Глава региона поначалу выглядел очень уставшим, как будто он уже проговорил несколько часов без остановки. Но потом он втянулся, приспособился, разговорился и иногда стал выдавать даже какие-то шутки-прибаутки. «Вы знаете, в эфире недавно прошла школа №7 в Усть-Куте. Конечно, здесь обидно, досадно, но ладно. Мы сегодня всё-таки фиксируем, что есть проектное решение на новую школу. Этот год получится как есть, а со следующего года мы приложим все усилия, чтобы начать строительство», – сказал Кобзев, говоря о строительстве новых школ в Приангарье. Он получил много муниципальных вопросов: почему не чистят снег на дороге в садоводство Иркутска; когда переселят погорельцев из Шелехова; сохранят ли трамвай в Ангарске; будут ли нормально кормить детей в школах. Каждый раз Кобзев предлагал связаться с руководителями муниципалитетов и давал им указания: почистить и отсыпать дорогу; выслушать погорельцев и доложить о проделанной работе; сохранить трамвай; проследить за качеством школьного питания. Больше всех преуспели иркутские власти. Они отсыпали дорогу в СНТ «Светлый» прямо во время эфира, журналист АИСТ отчиталась об этом в режиме онлайн и поблагодарила Кобзева (за то, что поручил мэрии Иркутска сделать их работу?). Это выглядело очень странно, в какой-то степени даже карикатурно. Но, возможно, в логике Игоря Кобзева и авторов прямой линии прослеживалась чёткая идея о губернаторе, который всё держит под своим контролем. Как-то иначе эту историю объяснить не получается. На протяжении всех трёх часов эфира не покидало впечатление, которое возникло в октябре, когда область чуть не легла набок из-за второй волны коронавируса, и главе региона пришла замечательная (без шуток) идея общаться с людьми в соцсетях и отправить на прямые эфиры областных министров. Тогда показалось, что Иркутской областью управляют исключительно через прямой эфир – пока вопрос не зададут, ничего не поменяется. Это было ручное управление в чистом виде, но, вероятно, кому-то это могло понравиться, потому что удалось сдвинуть с мёртвой точки какие-то частные вопросы. «Прямая линия» Кобзева – это про всё то же ручное управление и немного про личное. Например, про то, что сын Игоря Ивановича (он ласково назвал его Игнатиком) зачастую отказывается от бесплатного питания в школе (а он первоклассник, ему по статусу положено) в пользу коржика. Или про то, что семье Кобзева понравилось в Иркутске, они привыкли к «сибирскому ритму», а сам глава региона увидел изюминку в исторической архитектуре города, потому что в его родном Воронеже после войны город строился заново, и ничего аутентичного там не осталось. Или, в конце концов, про то, что Кобзев не отказываться от поста губернатора ради новой хорошей должности, даже если ему это предложит президент. Потому что «пока всё здесь не устраним и не исправим, пока здесь жизнь не станет лучше, будем работать здесь». Вам это ничего не напоминает? Примерно так же проходят «прямые линии» Владимира Путина. Решения, принимаемые в ручном режиме, и немножко личного – вот секрет успеха. Вот только в содержательной части они отличаются колоссально. За ручным управлением президента стоит целая страна. Ему на копеечные детские пособия для нуждающихся – и уже через месяц их приравняли к региональному прожиточному минимуму. За ручным управлением губернатора Иркутской области – уборка снега на дорогах Иркутска и разговоры с Сергеем Собяниным об отправке из Москвы в Ангарск. Кажется, есть разница? За три часа не было затронуто ни одной по-настоящему серьёзной для Иркутской области темы. Когда начнётся реальная работа по ликвидации отходов производства на БЦБК? Увидит ли Иркутск новый аэропорт (или хотя бы когда модернизируют старый)? Губернатор Иркутской области (как и главы многих других регионов, за исключением Москвы и Санкт-Петербурга) критически зависит от решений Федерации. От того, какие существуют национальные проекты и как они будут реализовываться в регионе. Косвенно он и сам признал эту зависимость. Было два вопроса, когда он кивнул в сторону Москвы: что делать жителям Черемхово, которые купили жильё в аварийных домах, а теперь не могут претендовать на компенсацию; и как быть с отсутствием льготных лекарств в муниципальных аптеках. Можно было вовсе ответить что-нибудь типа «вопрос не по адресу», но получилось мягче, мол, нужно прорабатывать этот вопрос с Федерацией, с депутатами Госдумы и так далее. Если главная цель этой «прямой линии» заключалась в том, чтобы показать, что губернатор в курсе проблем области и держит их под контролем, то она удалась. Дорогу в «Светлый» же почистили? Есть результат. Но если при этом сценарий предлагал быть максимально похожим на Владимира Путина, то это точно был не лучший ход. И стоило ли в таком случае вообще проводить эту «прямую линию»?