Тридцать лет назад началось возрождение Васильевского, одного из старейших приходов под Тверью
Роза быстрыми движениями отпирает замок и рывком открывает тяжелую железную створку двери. Ее гулкие шаги эхом отзываются под высокими сводами. Впереди в полумраке на Розу смотрит Спаситель – это настенная мозаичная икона.
Роза идет к дверям, через стекла которых сюда, в притвор под колокольней, и попадает дневной свет. Завтра служба, в храме нужно прибраться. Роза, когда в храме одна, поет молитвы и наводит порядок. Ее красивый голос улетает под своды. Она родилась в семье муллы, очень почитаемого в Казани. А в Васильевском крестилась с именем Галина.
Храм огромен. Своды так далеко в высоте, что это небо, а не своды. Церковь Василия Великого в селе Васильевском под Тверью поражает. К ней невозможно привыкнуть, она не становится частью пейзажа, она его формирует. Самый красивый вид с запада, когда едешь к Васильевскому из Твери. Старожилы были твердо уверены, что строили здесь копию Тверского Спаса. И даже есть легенда, что после закрытия кафедрального собора в Твери и выноса из него мощей святого князя Михаила рака какое-то время хранилась именно в Васильевском.
Что за колхоз приехал?
Васильевский приход в Калининском районе один из самых первых, где после запустения советского времени начались богослужения. Причем в Твери большинство церквей в то время еще было занято спортзалами, магазинами, складами или просто пустовало. 3 июля 1991 года, ровно 30 лет назад, в Васильевское приехала молодая пара – только что рукоположенный священник, еще вчера семинарист Николай Дикий с супругой Феодорой. 7 июля иерей Николай отслужил здесь свою первую литургию.
История Васильевского прихода в новейшей истории, это, как часто бывает, череда неслучайных случайностей, которым верующие люди не особо удивляются. Рассказывает мама отца Николая, матушка Надежда.
— Это был год вроде 1989-й. В этот год к епископу постоянно приезжали из деревень делегации по 2 — 3 человека, которые просили открыть в их деревнях церкви. Я работала в епархии, мне нужно было подняться в приемную к епископу. В приемном зале я увидела множество народу. Весь зал приемной был заполнен бабушками. Я так удивилась, что столько народу с утра приехало, спрашиваю в бухгалтерии: «Что за колхоз пожаловал?». — «А это из какого-то Васильевского. Заказали целый автобус и приехали к владыке просить открыть храм».
Позже матушка Надежда узнала про Васильевское гораздо больше, когда вместе с хором ныне покойного благочинного протоиерея Николая Васечко поехала туда на первую службу.
Я помню, что нас везли долго и далеко. Приехали, а там огромный невообразимый храм, весь в мусоре, а на колокольне гнездо, и аист стоит на одной ноге. Погода была очень холодной, дождь шел. В храме окон не было, сырость, стены текут. Мы поем и ужасно замерзаем, а эти бабушки, которых я видела тогда у епископа, нам приносили под ноги половички и даже теплые одеяла.
Через год в Васильевское приехал служить епископ Тверской и Кашинский Виктор. Местные бабушки накрыли ему стол с пирогами после службы и прямо попросили сюда священника. Владыка отшучивался, что он монах и детей не имеет. Проблема в то время со священниками была острой. Батюшек просили всюду, а их не хватало.
— Он тогда посмотрел на меня и говорит: «Вон, у матушки сыновья в семинарии учатся. И позже он не забыл этого разговора. В Васильевское отправляли многих священников, но никто не задерживался, всех пугал холод и огромный храм в состоянии невообразимой разрухи. И когда встал вопрос, куда идти служить Николаю после семинарии, я сама и предложила: «Может, в Васильевское? Он холода не боится».
После семинарии у молодого будущего священника было настроение «хоть куда». Конечно, в разрушенный храм не очень хотелось — «я же не строитель», но все знакомые и друзья-священники получали такие же руины.
И они поехали в Васильевское смотреть. Была весна, цвели сады.
— Мы идем по деревенской улице к Александре Ивановне Синицыной, у которой были ключи. Открываем церковь, распахиваем двери, а оттуда, из храма как пахнуло в лицо холодом… В алтаре мох на полу вырос, кирпичи сверху падают . Подумал: «Ну вот… Мне всегда нравились большие храмы».
«Я не хочу, я не справлюсь»
Матушка Феодора родилась и выросла в Москве, крестилась сознательно в 14 лет. Ее вел по жизни духовник, будущий наместник Оптиной пустыни архимандрит Венедикт.
— Когда мне было 17 лет, он мне говорит: ты что, хочешь замуж за профессора? Ты выйдешь замуж за сельского священника. Он послужит, потом попашет. Послужит-попашет. На меня такое отчаяние напало, я в слезы: «Я не хочу, я не справлюсь, какая сельская местность!». У меня протест был. Ни за что! И когда отец сейчас берет культиватор и идет пахать огород, я вспоминаю эти слова.
Феодора стремилась поступать в МГУ на лингвиста. А отец Венедикт ей говорит: «Ты поступай в медучилище». — «Зачем?» — «А затем, что в сельской местности фельдшер – это врач, всегда нужен».
— Опять эта сельская местность. Опять я плачу. Мне не хотелось расставаться с Москвой. Я не понимала, как это будет. Я почти не видела эту сельскую местность. У нас даже дачи не было.
Но Феодора решает поступить по совету духовника. Поступает и заканчивает в Москве медицинское училище, успевает поработать в роддоме. И ей это очень нравится.
— И здесь, в сельской местности, мне все это пригодилось, конечно. Два раза роды принимала в деревне. Сначала родили девочку ночью у соседей, а второй раз я шла с праздничной службы в красивом платье, и меня попросили посмотреть женщину, у которой живот заболел.
— Я прихожу, а она вот-вот родит. А я в платье. Говорю: « Дайте хоть фартук». Послали в поселок Васильевский Мох за врачом. А пока врач ехал, родился мальчик. Врач приехал с пыльным чемоданчиком, испуганный, увидел, что уже ребенок родился, и вздохнул с облегчением. Я говорю: «Надо пуповину перевязать». А он мне: «А вы умеете? Ну, перевяжите».
Изба, коза и огород
Прихожане ждали священника, поэтому к приезду отца Николая они скинулись и купили молодой семье дом в соседней деревне Орудово. Окна покрасили, порядок внутри навели, свои кровати с чердаков достали. Посадили огород. И козу привели.
Молодые топили печку и спали на ней. Соседка баба Тоня учила матушку сельской жизни: как урожай собирать с огорода, козу доить.
— Первые годы было очень трудно, я не знаю, как я это все выдержала, — говорит матушка Феодора. — У меня появились маленькие дети, а воды в доме не было. Я полоскала пеленки в холодной воде на реке, руки покрылись красной коркой. Я надевала теплые перчатки, сверху – резиновые, но это не помогало. Конца и края было не видно этому. Мыли детей у чужих людей в бане. Потом баню нам подарили, но в другом конце деревни. Целое предприятие было дойти туда.
Руки примерзали
Но главной заботой было, конечно, приспособить большой храм к службам. До конца лета служили без проблем, даже отец Николай сам лазил протекающую крышу старым железом латать, а потом стало холодать.
— Наступает осень, а мы все служим, пока руки не начинают к дискосу (блюдце для Святых Даров. – Авт.) примерзать. Нужно что-то делать, — рассказывает отец Николай. – Но сам храм протопить невозможно, он огромный. И решили построить внутри храма маленький храм. Мне пожертвовали стекла и обрезную доску. Соорудили каркас, застеклили, сделали и утеплили потолок, поставили печку.
Больше 10 лет в приделе Сергия Радонежского стоял этот храм в храме. Его разобрали после того, как был восстановлен теплый придел Архангела Михаила. Летом 1992 года на храм уже поставили новые купола, помог экскаваторный завод, сделали завершение колокольни. Храм стал просыхать. С 1999 года начали понемногу восстанавливать стены теплых приделов.
Оба теплых придела были разрушены непосредственно перед войной. В провинции редко советская власть взрывала церкви — дорого. Все больше ломали молотками и ломами местные коммунисты-активисты. Чаще не доламывали. В Васильевском сильно пострадали зимние приделы. И к 1991 году внутри них вырос настоящий лес.
Восстановление теплых приделов в 2009 году позволило приходу немного выдохнуть. В приход пришли благодетели. Лет 10 назад их называли ужасным словом «спонсоры», но здесь это слово неуместно тем более. Это были большие и серьезные деньги, которые вложила одна московская семья. Сначала работы начались в соседнем селе Михайловском. Там своя руина была – барочный храм XVIII века. Его восстановили «под ключ», даже колокольню, разобранную когда-то на кирпичи для колхозного свинарника, отстроили. А потом те же люди помогли достроить и приделы в Васильевском. Деньги вложили колоссальные.
Пьют и молятся
— В 1990-е здесь очень сильно пили, — рассказывает отец Николай. – Главной валютой была бутылка. Были мужики, которые уже с утра сбивались в группы и пили, а были бабушки, которые молились за своих сыновей. Это был наш приход тогда. Такие приходы тогда были везде.
Эти бабушки подняли на своих руках все. Пока они несли своему молодому батюшке продукты, овощи, помогали ему с ремонтом церкви, мужики откровенно вредничали и воровали. В бывшей церковной сторожке организовали точку по розливу самогона и предупредили: «Батюшка, ты не вникай».
Но батюшка стал вникать во все.
— Мне специально демонстративно разобрали машину, — рассказывает отец Николай. — Вытащили задние сиденья. Выдрали магнитолу, бросили все это в ближайшие кусты. Вредничали. Поп у них тут поселился, да еще с машиной. «Копейка» у меня была убитая. А воровали постоянно. Иконы наши венчальные даже украли.
Отец Николай может много рассказывать о том, как обворовывали храм, тащили иконы и утварь, как покупал ружье, чтобы сторожить, как спугнул вора, как эти воры приходили на богослужения, а потом прятались в храме, как исчезали иконы, которые бабушки возвращали в церковь после долгих лет хранения.
Сейчас тоже бывает, говорят, что настоятель машины меняет постоянно. Его праворульной «Тойоте Ной» уже 22 года
— Каждый год меняю. Даже несколько раз в год что-то меняю в ней, чтобы ездила.
С машинами священникам тяжело. Автомобили как бы давно уже не роскошь, как известно, но многие священники, в том числе и отец Николай, не могут купить машину без мысли о том, что это «за бабушкины деньги». И так говорят, даже если машину дарят. Обычные люди стараются показать новую машину, а священник не может.
— В 1997 году у меня была старая четверка, экспортная, а когда родился сын, третий ребенок, нам на радостях подарили новую четверку, прямо в салоне купленную. Вот вместо того, чтобы радоваться, ходил охал, переживал, — говорит отец Николай.
— Но это нецерковные люди такие разговоры провоцируют. Они считают, что священник должен быть святым, ходить в обносках, а у нас тут машина. Прихожане, наоборот, радуются, что какое-то удобство появилось у батюшки.
Воскресное утро
Сегодняшняя община в Васильевском, конечно, совсем другая, нежели 30 лет назад. Тех бабушек уже почти не осталось. Много молодежи, много тех, кто по воскресеньям едет сюда из Твери.
— У нас очень дружелюбный и дружный приход, и люди, которые впервые попадают к нам, удивляются, – рассказывает матушка Феодора, которая с радостью разрешает любому желающему петь в хоре, читать во время богослужения. — Наша Роза не умела петь, а потом научилась. Как она сейчас хорошо поет! Приходит в храм убираться и поет.
Если говорят про церковный приход, то привычно ограничиваются священником. Но в Васильевском оставить матушку вне поля зрения невозможно. Она на равных с отцом Николаем, у нее есть важнейшая задача – быть проводником для тех, кто не может по разным причинам обратиться к священнику напрямую. И тогда идут к матушке.
— Однажды меня встретил митрополит Виктор, взял и обнял. «Ты же в Москве жила, как ты согласилась»? Он это почему-то очень запомнил.
Сегодня Васильевский приход – это четыре храма: в Васильевском, Михайловском, Жорновке и в ИК-10, которая светится ночами по соседству. В колонии, конечно, приход свой, отдельный, специальный. И люди там необычные. Но для отца Николая это уже обычная жизнь. Он так и говорит: грехи у всех примерно одинаковые.
— Был один случай, важный, — рассказывает отец Николай. — Сидел там один за убийства. Ноги у него не было. Сильно верующий. Рассказывал, что два раза ночью вставал на молитву. Я подумал: мне бы ночью вставать и молиться так. У него мечта была стать монахом. Но он убийца, а это несовместимо. Потом он освободился, ему жить негде было, мы его поселили у себя, а к тому времени ему совсем плохо стало – печень отказывала. Врачи давали ему 2 недели жизни. А он все твердил, что хочет стать монахом. О нем узнал один игумен из Ивановской области, приехал и забрал его. 5 лет еще прожил монах Иринарх, квас продавал там, любили его все очень.
Ранним воскресным утром в деревне все спят. Отец Николай приходит в храм около 7 часов. Там уже Андрей топит печь. Загораются лампады, вкусно пахнет дымом. Понемногу начинают подтягиваться прихожане. Тихо. Автобус из Васильевского Мха выпускает всех своих пассажиров в Васильевском и дальше едет почти пустой. Пассажиры спешат к церкви. Становится шумнее: люди здороваются, рассказывают новости. К моменту начала службы в храме стоит уже гул. Шепот множества людей усиливается высокими сводами, звенят бубенчики кадила, пахнет ладаном. Андрей открывает дверь на лестницу и поднимается на колокольню. Пронзает тихое утро громкий звон. Он летит вдаль и будит птиц и людей. Старожилы говорили, что звонари Тверского Спаса и местные в такие тихие утра перезванивались в былые времена. Андрей смотрит на часы, и перезвон смолкает. Только звенит в ушах, и где-то ближе к Твери еще летит этот звук и тает в бесконечном небе. Ответа оттуда пока еще нет.
Сообщение Тридцать лет назад началось возрождение Васильевского, одного из старейших приходов под Тверью появились сначала на Тверские Ведомости.