Как вызревал рабочий вопрос?

Увы, увы, главным орудием коварной богоборческой жидомасонской закулисы, коварно погублющей скрепоустойчивую полуфеодальную монархию допотопного типа, была банальная алчность набожного российского буржуина. 

https://yadi.sk/d/4gRzP92MdS9hc

Белоусов Р.А. Экономическая история России: XX век. Книга I. НА РУБЕЖЕ ДВУХ СТОЛЕТИЙ - М.: ИздАТ, 1999.

Глава 3. Переход от крестьянской к промышленной цивилизации  

3.4 Рабочий вопрос становится в один ряд с крестьянским

Начавшаяся интенсивная индустриализация в России потребовала не только резкого увеличения, но и качественно нового человеческого материала — работников грамотных, умелых, дисциплинированных, а значит, и постоянных. 

Как видно из таблицы, число промышленных рабочих в течение первой половины XIX века от крайне низкого уровня — 95 тысяч увеличилась всего в 2 раза. За вторую половину века — в 10 раз. За 13 лет двадцатого столетия — еще в 1.5 раза. Характерно, что к 1913 г. большинство фабричных рабочих, особенно после начала столыпинской реформы, окончательно порвало имущественные связи с  деревней: выделилось из общины и продало свой наделv не сохранив за собой даже дома. Вместе с тем, оставались и сезонники. Некоторые фабрики работали только осенью и зимой. Поздней весной почти весь их производственный персонал, состоявший из крестьян, возвращался на поля, заготавливал сено, ухаживал за посевами и только после уборки урожая, подготовив свое хозяйство к зиме, снова появлялся на фабрике, набираясь опыта и знаний. Не случайно, что две трети заводов и фабрик были расположены не в городах, а в сельской местности, поближе к источникам дешевой рабочей силы, а в ряде случаев, и рынка сбыта товарной продукции.

Кроме промышленности наемная рабочая сила широко использовалась и в других отраслях. Так, согласно переписи 1897 г. из 9.7 млн человек, назвавших своим основным источником доходов работу по найму, 2.6 млн. были заняты в промышленности, 2.7 млн. — в сельском хозяйстве, 0.6 млн. — на транспорте и в торговле. Кро-

214

ме того, 3.2 млн. человек относились к категории разнорабочих и прислуги.367

Как уже отмечалось, в 1913 г. свыше половины всех промышленных рабочих трудились на крупных предприятиях. Среди городов первое место по числу промышленных рабочих в начале века занимал Петербург (129 тыс.), Москва (105 тыс.), Лодзь (62 тыс.), Рига (41 тыс.), Варшава (33 тыс.), Баку (28 тыс.), Ивано-Вознесенск (27 тыс.), Одесса (15 тыс.), Ярославль (14 тыс.), Тула (10 тыс.).

«Рабочий вопрос» уже во второй половине XIX века стал предметом постоянного внимания и озабоченности общества и правительства. Особую тревогу в период либеральных 60-х годов вызывали три проблемы:

♦ Широкое применение детского труда. Так, специальная комиссия, созданная при петербургском генерал-губернаторе в 1869 г., обследовав ряд текстильных фабрик, установила, что среди всех занятых доля малолетних детей в возрасте от 8 до 14 лет составляла 7.5%. Их рабочий день, как и у взрослых достигал 14 часов в сутки.

По свидетельству комиссии: «дети показывали, что в последние часы работы, к вечеру, они бывают до того утомлены, что работают бессознательно, едва держатся на ногах и возвращаясь домой, не в силах бывают ужинать, а спешат скорее заснуть»;368

♦ Использование детей и женщин в ночные смены. Чаще всего для них сутки делились на четыре периода: первые 6 часов — работа; затем столько же — отдых и еда; третий период — снова труд; оставшиеся 6 часов — восстановление сил для следующих рабочих суток. Та же комиссия отмечала: «дети, работающие на бумагопрядильнях, вообще бледны, имеют вид изнуренный, малы ростом, так что 11 и 12-летним, пробывшим 2-3 года на фабрике, часто на вид нельзя дать более 7 или 8 лет»;3 69

♦ Злоупотребления хозяев при оплате труда и организации отдыха.

Вообще весь комплекс отношений между промышленниками и рабочими отличался крайним произволом со стороны владельцев фабрик, которые очень часто сами были выходцами из крепостных крестьян. Дорвавшись до собственности и власти, они стремились установить крепостные порядки в своих владениях. В договор о найме, отмечал один из фабричных инспекторов, включаются такие пункты, которые лишали рабочих возможности всякой защиты.

Размер штрафов заранее не определялся. В правилах многих фаб-

215

рик была статья: «Замечания в нарушении фабричных правил штрафуются по усмотрению хозяина». Нередко штрафы превращались в емкий источник доходов для владельца фабрики.

Сроки выдачи зарплаты также на фиксировались. Иногда ее выплачивали два раза в год (на пасху и рождество), иногда чаще, а бывало и один раз в год. В таких условиях, чтобы как-то существовать, рабочий вынужден был пользоваться кредитом в фабричной лавке, получая продукты не лучшего качества, но по высокой цене. Ко всему этому, условия для отдыха были ниже всякой критики.

«Только на некоторых фабриках были особые спальни — но что за спальни! Мужчины, женщины, дети спали вповалку на нарах, без различия пола и возраста, в сырых, душных и тесных казармах... Но на большинстве фабрик и таких спален не было. Рабочие располагались спать тут же в мастерских на станах, столах, верстаках, на полу, положивши под голову какую-нибудь рваную одежду».370

Члены комиссий, как правило, высокопоставленные чиновники, столкнувшись с такой неприглядной обстановкой на фабриках уже после отмены крепостного права, решительно выступали за ограничения произвола хозяев фабрик. Конкретно они предлагали:

а) запретить прием на работу по найму детей до 12 лет;

б) ограничить рабочий день оставшихся несовершеннолетних 10-ю часами;

в) не допускать использование детского и женского труда в ночное время;

г) создать специальную инспекцию для контроля за условиями труда фабричных рабочих.

Однако эти предложения встретили отчаянное сопротивление со стороны промышленников. Причем они разделились на два лагеря: владельцы петербургских фабрик, где зарплата рабочих была примерно на треть выше, чем в московском регионе и других центральных губерниях, а по уровню механизации и производительности труда они вырвались вперед еще в большей степени, поддерживали проекты, выдвинутые комиссиями. Больше того, на некоторых фабриках они явочным порядком сокращали продолжительность рабочего дня, что довольно часто не приводило к падению общего объема производства поскольку возрастала часовая выработка каждого рабочего, и отказывались от ночных смен, что позволяло без каких-либо дополнительных затрат сократить процент брака готовой продукции.

216

Однако фабриканты других регионов, где на местном рынке рабочей силы предложение заметно превышало спрос, зарплата была относительно невысокой, а механизация и производительность труда низкой, выступили категорически против. Причем их аргументы отличались циничностью и ложью. Так, владельцы одной из крупнейших прядильных фабрик в России (Рязанская губерния) братья Хлудовы отклоняли предложенный проект со ссылкой на то, что запрещение ночной работы для малолетних остановит весь производственный процесс. «При том дети, лишась заработков на фабриках, не принесут своим родителям никакого материального пособия. Они будут пребывать во вредной для их возраста праздности и расстроят свое здоровье, находясь вместо светлого и здорового помещения фабрики в душной атмосфере своей избы».371 Тверской фабрикант Шилов высказался против ограничения использования в промышленности малолетних, так как это нарушает «свободу народного труда».

Особенно обеспокоила промышленников перспектива создания фабричных инспекторов с широкими полномочиями для постоянного контроля за положением дел. Была организована широкая  кампания против возможных нововведений, — и все проекты уже на верхних этажах власти были отправлены в архив.

Однако, жесткие стачки на Невской прядильной фабрике в Петербурге (1870 г.), на крупной Кренгольмской мануфактуре в Нарве (1872 г.), на других предприятиях показали, что крайняя острота ситуации требует активного вмешательства государства. Судебное разбирательство по обвинению зачинщиков этих стачек вновь обнажило воспаленную рану. Пришлось опять создавать очередную комиссию (Валуева), которая не торопясь, в довольно острых дискуссиях подготовила очередной проект.

Лишь в 1882 г., т.е. спустя более 20 лет после начала работы первой комиссии по данному вопросу, наконец-то был принят закон о регламентации фабричного труда малолетних. Это было время, когда должность министра финансов занимал Н. Бунге. Он отвергал социалистические идеи, но как политик-стратег, владевший теоретическими знаниями в области экономики, финансов и права, хорошо понимал, что сохранить и укрепить государство российское можно только путем его реформирования и основательного обновления.

Абсурдно было сохранять крепостнические порядки в промышленности, сломав их в сельском хозяйстве.

217

Закон запретил использование для работы на фабриках и заводах малолетних детей, не достигших 12-летнего возраста.

Продолжительность рабочего дня для подростков 12-15 лет ограничивалась 8 часами в сутки. При этом после четырех часов работы предусматривался обязательный перерыв. Подростков нельзя было назначать в ночные смены (от 9 вечера до 5 утра). Суббота и воскресенье отводились для отдыха. На владельцев предприятий возложили обязанность предоставлять возможность малолетним, не окончившим начальную школу, продолжать учебу в течение не менее 3-х часов в день. Для контроля за исполнением закона создавалась принципиально новая государственная структура — институт фабричных инспекторов.372

Как и ожидалось, позиция промышленников относительно нового закона была не однозначной: подавляющее большинство петербургских владельцев заводов и фабрик поддержало новые нормативы. Из центральных губерний поступали протесты и гневные письма. Не остались пассивными зрителями и рабочие. На фабриках Владимирской и Московской губерний произошли стихийные волнения.

В такой обстановке Н. Бунге последовательно продолжал начатое дело. В 1884 г. был подписан специальный закон о первоначальном обучении грамоте малолетних, занятых на фабриках и заводах.373 Еще через год — закон, запрещавший привлечение на ночные работы в текстильной промышленности женщин и подростков, не достигших 17 лет. Наконец, в 1886 г. по инициативе министра внутренних дел графа Д. Толстого, серьезно напуганного рабочими волнениями, был принят весьма важный закон «О взаимных отношениях фабрикантов и рабочих».374 Он предусматривал, что прием на работу осуществляется на основе личного договора о найме. При этом рабочий получал расчетную книжку, в которой фиксировались условия найма и отмечались все выплаты заработной платы, а также вычеты «за прогулы и причинение вреда хозяину». Оплата труда должна производиться не реже одного-двух раз в месяц. При этом запрещалось рассчитываться с рабочим вместо денег купонами, хлебом или другими товарами. Не разрешалось взимать с рабочих плату за врачебную помощь, освещение рабочих помещений и пользование орудиями труда.

Вместе с тем рабочий не имел права обжаловать взыскания, наложенные хозяином. Договор найма мог быть расторгнут администрацией в случае «дерзости или дурного поведения рабочего».

218

Однако, последнему предоставлялось право увольнения в случае задержки зарплаты, побоев, тяжких оскорблений, а также условий, угрожающих здоровью.

Закон предусматривал уголовную ответственность рабочих за организацию и участие в стачках: «подстрекатели» могли быть по решению суда лишены свободы на срок до 8 месяцев, «рядовые» забастовщики — до 4 месяцев. В случаях насильственного принуждения к стачке срок тюремного заключения увеличивался до 1 года и 4 месяцев.

Для рассмотрения споров и конфликтных ситуаций, возникающих в промышленных регионах, создавались специальные органы — фабричные присутствия из представителей губернской администрации, суда, рабочей инспекции и земств.

В целом серия законов, принятых в короткий срок за период министерства Н. Бунге, существенно ограничила произвол промышленников по отношению к рабочим и снизила норму эксплуатации малолетних. Естественно, что эти меры вызвали бурную реакцию со стороны владельцев фабрик и заводов и острые нападки на министра финансов. Видимо это была одна из причин, почему он был вынужден уйти в отставку. Его преемник — И. Вышнеградский занял более гибкую позицию: новый закон (1890 г.) предусматривал, например, что местные фабричные присутствия и губернаторы могут разрешить отдельным предприятиям использовать подростков в возрасте 12-15 лет в ночных сменах. В то же время новый министр подготовил проект закона об ответственности хозяев промышленных предприятий перед рабочими и их семьями за несчастные случаи на производстве, повлекшие за собой смерть, увечье или серьезные травмы. Однако, он не успел провести его через Государственный совет, что выпало уже на долю С. Витте.

В этой связи стоит отметить, что за решением «рабочего вопроса» внимательно следил сам государь. Когда только что назначенный министр финансов внес проект Вышнеградского на рассмотрение Государственного совета, он натолкнулся на оппозицию, прежде всего, со стороны бывшего обер-прокурора К. Победоносцева, «человека, - по мнению Витте, - громадного ума, громадного таланта, но тем не менее крайне узкого». Этот «умница» выступил на Совете с большой речью категорически против проекта, ссылаясь на то, что в нем «есть стремление, есть симпатия к различным социалистическим идеям... Правительство под давлением рабочих прово-

219

дит различные законы об ответственности перед рабочими, законы крайне социалистического характера». Витте попал в трудное положение: ему вряд ли хотелось с первых шагов прослыть «социалистом», и он отозвал проект на доработку.

Когда же через несколько дней Витте прибыл с очередным докладом к императору, он был немало удивлен поставленным перед ним вопросом: «Почему вы взяли обратно проект об ответственности фабрикантов перед рабочими из Государственного совета?» Не менее неожиданной была и царская рекомендация: поскорее рассмотреть и провести закон через Государственный совет. Затем последовало разъяснение: «Победоносцев человек очень ученый, хороший, бывший его профессор, но что тем не менее из долголетнего опыта он (государь) убедился, что Победоносцев отличный критик, но сам никогда ничего создать не может».375

В конце XIX века в развитии рабочего вопроса наступил новый переломный момент: до того времени фабричное законодательство ограничивало и регламентировало рабочее время только детей и женщин. В июне 1897 г. был принят чрезвычайно важный с принципиальной точки зрения закон, ограничивающий продолжительность рабочего дня для взрослых рабочих.376 На всех промышленных предприятиях Европейской части России был установлен его максимальный предел — не более 11.5 часов в сутки.

Если работа хотя бы частично захватывала ночное время, ее общая продолжительность не должна была превышать 10 часов. Промышленники довольно спокойно восприняли новые правила, так как многие на практике убедились, что механизация ручного труда и освоение более современных машин позволяют круто повысить часовую производительность и избежать падения общих объемов производства при сокращении рабочего дня. Для этого, в свою очередь, требовались квалифицированные, грамотные, постоянные работники, от роста производительности труда которых владелец предприятия получал намного больше, чем от повышения интенсивности, которая давно уже достигла своего естественного предела. Поэтому логично, что многие заводы и фабрики еще до издания закона 1897 г., руководствуясь своими интересами перешли на 10-ти - 11-ти часовой режим работы.

Принятие закона о регламентации продолжительности рабочего дня для взрослых не означало однако, что вопрос об ограничении массового использования в промышленности детского и женского

220

труда был к этому времени уже решен. Напротив, количество малолетних и подростков, а также женщин на фабриках и заводах, особенно в губерниях центрального района продолжало расти не только абсолютно, но и относительно. Дело в том, что женщинам платили половину того, что получали взрослые рабочие, детям — только треть. Хозяева дальше сиюминутной выгоды не видели ничего. 

Оставаясь в рамках действующего законодательства, значительная часть российских промышленников не торопилась вкладывать капитал в новое, более производительное оборудование. Им казалось проще и быстрее заработать прибыль за счет дешевого женского и детского труда. К тому же женщины и дети были безответны, легче мирились с тяготами жизни на фабрике, тем более, что за ее воротами всегда были желающие занять их место.

И все же нельзя не отметить, что к началу XX столетия фабрично-заводские рабочие, в целом, стали во многом другими, чем они были два-три десятилетия назад: набрались опыта и умения в работе с машинами. Стали самостоятельно разбираться в социальных и экономических вопросах. Лучше осознали свои права и возможности, организовались в профессиональные союзы, установили контакты с различными политическими партиями. Это позволило выдвинуть новую трудную задачу: добиться сокращения рабочего дня до 8-ми часов. Однако потребовалось еще почти два десятилетия упорной борьбы, чтобы достигнуть и этой цели. Особо значимыми уроками для них стали события 1905-1906 гг.

Поучительными были эти события и для правительства. Уже в феврале 1905 г. в срочном порядке была создана специальная комиссия под председательством В. Коковцева, которой поручили разработать законопроект о 10.5 - часовом рабочем дне (60 часов в неделю) и некоторые другие материалы по рабочему вопросу.

Через несколько недель поручение было выполнено. Подготовленные документы передали для согласования представителям промыш-

221

ленников. И повторилась старая история. Владельцы заводов и фабрик не хотели, чтобы правительство официально установило предел продолжительности рабочего дня на уровне 10.5 часов.

Верно, после открытия работы лево-либеральной Государственной думы они вынуждены были отступить и дать согласие на 60-часовую рабочую неделю. Но насильственный разгон Думы все вернул на свои старые места, хотя (по расчетам С. Струмилина) в 1909 г. в важнейших отраслях промышленности средний рабочий день фактически колебался от 9.9 до 10.8 часов в сутки, т.е. был уже на том уровне, который предусматривался законопроектом.378

Видимо, для фабрикантов вопрос имел принципиальный характер. Между тем происходящие качественные изменения в структуре фабричных рабочих постепенно накапливались, что означало практически и неуклонное накапливание потенциала обширных социальных перемен в не далеком будущем. Такие эволюционные трансформации можно отчетливо проследить на примере московского промышленного региона по материалам, собранным Н. Ивановой. 

Прежде всего следует отметить увеличение доли постоянного состава среди всей массы промышленных рабочих, что служило исходной предпосылкой повышения их профессионального мастерства, производительности труда и социальной организованности. 

Несмотря на некоторую несопоставимость данных таблица достаточно достоверно показывает, что уже к началу века основные производственные кадры фабрично-заводской промышленности в Европейской части России составляли постоянные рабочие, а после

222

войны их доля вплотную приблизилась к предельному значению.

При этом следует иметь в виду, что постоянными считались работники, которые были заняты на производстве все время, пока функционировала фабрика. Поскольку многие предприятия текстильной промышленности, находящиеся в сельской местности, делали общий перерыв на весь летний период, рабочий год для их персонала значительно сокращался. Кроме того, в 1913 г. около трети постоянных рабочих фабрик, расположенных в сельской местности имели земельные участки, которые обрабатывали в свободное время.

Еще примерно 20 % вели хозяйство на земле с помощью членов своей семьи. Владельцев промышленных предприятий вполне устраивала такая комбинированная модель занятости: обеспеченные собственным продовольствием рабочие соглашались на относительно низкую заработную плату. Однако, общая тенденция состояла в том, что доля постоянных рабочих, полностью порвавших связи с земледельческим трудом, постепенно росла. Особенно быстрыми темпами этот процесс происходил в машиностроении, металлообработке и других отраслях тяжелой промышленности.

Здесь квалифицированный труд опирался на специализацию и высокую зарплату. Доходы от труда на земле не выдерживали конкуренции с их доходами в промышленности. Закономерно, что в 1913 г. примерно половина занятых в фабрично-заводской промышленности имела стаж работы свыше трех лет, в том числе 10-20 % более десяти лет. Эти показатели нельзя считать высокими. В начале XX века в России резко обострились противоречия в связке социально-экономических проблем: качество трудовых ресурсов, система их подготовки, уровень зарплаты, продолжительность рабочего дня и его эффективность. Избыточной была только продолжительность труда. Все остальное — в дефиците. Для необходимого обучения и тренировки рабочих не хватало ни времени, ни денег.

Судя по дифференциации зарплаты в текстильной промышленности в 1913 г. свыше 80 % рабочих относились к категории мало — или неквалифицированных, примерно 15-20 % — к рабочим средней квалификации и лишь 2 %, в том числе мастера, составляли наиболее квалифицированную часть производственного персонала. В среднем по всей российской промышленности эти параметры выглядели несколько иным образом: на долю элиты — работников высшей квалификации приходилось 1.1% всех занятых. Более трети составляли рабочие средней квалификации и свыше 60 % приходи-

223

лось на тех, кто относился к категории мало— и неквалифицированных трудовых ресурсов.380

Главной формой обучения грамоте будущих рабочих были начальные общеобразовательные школы с 3-х или 5-ти летним сроком обучения. В городах они охватывали только 47 % детей школьного возраста, в сельской местности еще меньше — 28 %.381

Профессионально—технических училищ было крайне мало.

Оставалась еще гипотетическая возможность домашнего образования и  самоподготовки. Но, когда оба родителя заняты на производстве 10-11 часов в день и в доме не было ни одной книги, домашнее образование детей становилось утопией. Поэтому более половины рабочих оставались неграмотными. При этом умение читать и писать еще не свидетельствовало даже о средней квалификации рабочих. Проблема качества кадров для промышленности еще долгое время сохранялась нерешенной.

Но, пожалуй, ключевым и самым острым вопросом, в котором пересекались и сталкивались интересы промышленников и наемных рабочих, многие годы оставался вопрос об уровне и динамике оплаты труда. Ключевым он выступает потому, что размер реального заработка во многом предопределяет качество жизни семьи рабочего, возможности учиться самому и дать соответствующее образование подрастающим детям, создать благоприятные условия для отдыха и восстановления сил после работы. Важна и динамика реальной зарплаты. Объективно она должна иметь устойчивую тенденцию к росту, поскольку меняются и повышаются требования к здоровью и подготовке работника со стороны все более совершенных и сложных технологий. В производственных процессах возрастает роль и удельный вес умственного труда.

Имеется немало исследований, в которых с разных сторон рассматривается эта противоречивая проблема. Приводимые цифры у каждого автора чаще всего «свои». По данному поводу бесполезно спорить, поскольку все в чем-то правы и в чем-то неточны. В настоящей работе в качестве исходных взяты результаты фундаментальных исследований в области оплаты труда видного статистика и ученого С. Струмилина.

Хотя эти важные макроэкономические параметры не претендуют на абсолютную истину, они достаточно верно отражают как  уровень оплаты труда рабочих фабрично-заводской промышленности, так и его динамику в номинальном и реальном выражении. В начале

224 

XX века денежная форма зарплаты в твердых, золотых рублях устойчиво росла. Сбои отмечались лишь дважды: в 1905 и 1909 гг. В первом случае падение зарплаты связано с известными революционными событиями, во втором — с экономически необоснованным, шоковым скачком оплаты труда в предыдущие два года. Всего номинальная зарплата рабочих за предвоенный период возросла на 37.3 %. За это же время цены выросли на 31.6 %. Таким образом, увеличение денежного заработка служило по существу действенным методом индексации доходов в связи с повышением рыночных цен. Реальные заработки рабочих за 13 лет возросли всего на 4-5 %, т.е. практически остались на уровне 1900 г., как и средний уровень производительности труда.383 Заметный подъем реальных доходов наблюдался в 1903-1904 гг., т.е. после преодоления кризисного спада, затем, последовало их резкое падение в 1905 г., справиться с которым удалось только через пять лет, т.е. в начале нового цикла интенсивной индустриализации.

Для более полной характеристики оплаты труда промышленных рабочих в России определенный интерес представляют также международные сопоставления, проведенные разными специалистами.

Это данные позволяют утверждать, что в начале нынешнего столетия заработки российских рабочих при более продолжитель-

225

ном рабочем дне в несколько раз уступали тем же показателям западных стран. 

С. Струмилин в 1930 г. опубликовал результаты своих сопоставлений реальной зарплаты за 1909-1910 гг., которые подтверждают такой вывод.

 

Оба автора в принципе одинаково характеризуют существенное отставание России от США и развитых стран Европы по оплате труда фабрично-заводских рабочих. Таким образом, процесс первоначального накопления промышленного капитала в России опирался на предельно увеличенный рабочий день, т.е. на максимальную интенсификацию труда, с одной стороны, и на малоквалифицированные, но относительно дешевые трудовые ресурсы, с другой.

Денежных капиталов не хватало, но рабочая сила в стране была в избытке. Ее предложение превышало спрос. Это определяло особенности характера первых двух циклов индустриализации в России: механизация труда и рост его производительности отошли на второй план.

Главный упор делался на интенсификацию. Реализация такой стратегии в течение нескольких десятилетий не могла не повлечь за собой острые экономические и социальные противоречия. Не случайно работы К. Маркса, как идеолога рабочего класса периода первоначального накопления в Европе, получили на рубеже двух столетий широкое распространение в России.

226

Одновременно наступила стадия активного сопротивления рабочего класса недальновидной социальной политике российской буржуазии, которая неадекватно воспринимала реальности нового XX века.

В секретной записке «О причинах забастовок» в октябре 1913 г. министр внутренних дел Н. Маклаков с тревогой отмечал: «Забастовки возникают преимущественно на почве неудовлетворения предъявляемых рабочими к работодателям экономических требований и лишь впоследствии приобретают политический характер. Поэтому одним из наиболее действенных средств к предупреждению забастовок явилось бы более отзывчивое отношение к означенным требованиям, поскольку они оказываются непреувеличенными и действительно оправдываются повсеместно наблюдаемым ныне вздорожанием жизни». Как видно из этой цитаты, министр внутренних дел, которого трудно заподозрить в симпатиях к фабричным рабочим, по существу оправдывает их протесты и стачки, поскольку повсеместно происходит «вздорожание жизни». Больше того, он прямо возлагает значительную часть вины на фабрикантов: «Недоразумения между рабочими и хозяевами, как это устанавливается имеющимися в департаменте полиции сведениями, нередко возникают не только в силу неумеренных требованиях рабочих, но и по вине самих же работодателей... Бывают случаи, когда забастовка вызывается заводов-ладельцами, предвидящими невозможность выполнить принятые на себя обязательства, дабы этим путем оправдать свою неисправность перед контрагентами».3 86 Таким образом, причины забастовок были разными, но все они сливались в одной тенденции — быстрого роста их числа и участвующих в них рабочих. 

Официальные отчеты фабричных инспекторов зафиксировали только за три года перед войной увеличение числа стачек почти в 11 раз и количества их участников в 19 раз. Но внимание привлекает

227

еще один аспект этого процесса: крутой рост числа и доли политических стачек. 

Для сравнения можно напомнить, что в 1905 г. доля политических стачек в их общем числе достигала 70 %, количество участников в массе забастовщиков — 64.4 %. Затем произошел спад, но в 1912 году в забастовочном движении был достигнут очередной пик, связанный с общим обострением социально-экономических и политических противоречий в стране, в том числе, в связи с расстрелом рабочих на Ленских приисках. Тем самым в России складывалась новая обстановка, которая тревожила правящие круги, потерявшие ориентацию, а потому напуганные неизвестностью и шарахающиеся из стороны в сторону. Для иллюстрации произошедших перемен целесообразно вновь вернуться к секретной записке министра Н. Маклакова, который в октябре 1913 г. со своих позиций обобщил происходящие в стране события: «Замеченное в последние годы развитие забастовок, вспыхивающих внезапно иногда по самым ничтожным поводам и захватывающих с чрезмерной быстротой обширные районы с десятками тысяч рабочих, несомненно является крупнейшим злом современной промышленной жизни. Но независимо от сего, переживаемое ныне забастовочное движение имеет еще более угрожающее общественное значение в том отношении, что оно развивает вражду и ожесточение между предпринимателями и рабочими, объединяет рабочих на почве непримиримого отношения к существующему государственному и общественному строю и таким образом создает среди рабочих готовые кадры для пополнения революционных партий...Среди рабочих в последнее время устанавливается такая согласованность действий, которая указывает на их сплоченность и организованность».389

Министру не откажешь в наблюдательности и трезвости оценок складывающейся новой политической ситуации. Начавшаяся вскоре мировая война ускорила неизбежную разрушительную развязку.

228

Примечания.

3.66. Россия, энцикл. словарь. Л., 1991. С. 280; Струмилин С.Г. Очерки экономической России. М, 1960. С. 546.

3.67. Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Спб., 1912. С. 173.

3.68. Туган-Барановский М.И. Избранное. М., 1997. С. 379.

3.69. Там же. С. 379.

3.70. Там же. С. 394-395.

3.71. Там же. С. 380.

3.72. ПСЗ РИ. Соб. 3-ие. Спб, 1886. Т. И. N 951.

3.73. Там же, 1887. Т. IV,N2516.

3.74. ПСЗ РИ. Соб. 3-е. Спб., 1888. Т. VI,N 5769.

3.75. Витте СЮ. Воспоминания. М, 1960. Т. 1. С. 368-369.

3.76. ПСЗ РИ. Спб, 1900.T.XVU,N 14231.

3.77. Иванова Н.А. Промышленный центр России. 1907-1914 гг. М, 1995. С. 240-241.

3.78. Струмилин С.Г. Статистика и экономика. М, 1979. С.185.

3.79. Иванова Н.А. Промышленный центр России. 1907-1914 гг. М, 1995. С. 256.

3.80. Там же. С. 269-271.

3.81. Россия 1913 год. Стат.-документальный справочник. Спб, 1995. С.326.

3.82. Струмилин С.Г. Очерки экономической России. М, 1960. С. 121.

3.83. Кофенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства в России. М, 1994.С292-293.

3.84. Рубакин Н.А. Россия в цифрах. Спб, 1912. С. 188.

3.85. Струмилин С.Г. Очерки экономической России. М, 1960. С. 122-123.

3.86. Ж. Красный архив. 1936. N 1 (74). С.51-53.

3.87. Россия 1913 год. Стат.-документальный справочник. Спб, 1995. С. 403.

3.88. Там же.

3.89. Ж. Красный архив. 1936. N 1 (74). С.53.