История вечного возвращения
Евгений Водолазкин. Чагин. – М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2022. – 384 с. – 35 000 экз. – (Новая русская классика).
Монастырь, город с пограничьем в названии – Тотьма (так и слышится «тьма»). И, конечно же, река, разделяющая святое и инфернальное, – Сухона. Пьяная компания на её берегу избивает и грабит главного героя, который на следствии никого из них не признаёт. Так прощает или на самом деле не узнаёт? Из компании выделяется Прохор – «руки-лопаты». Он приходит с бутылкой, сам её и выпивает. Общение становится постоянным, Прохор рассказывает главному герою свою жизнь, а после чуть не спасает его. По крайней мере, пытается.
Таков у Евгения Водолазкина эпизодический сюжет, вшитый в повествование в самом его финале. Но именно он привлекает большим, но не раскрытым потенциалом, лишь намёком на него. А может быть, это всего лишь литературщина и обращаешь на него внимание, вспоминая Федьку каторжного из «Бесов» Достоевского?..
Вспоминая. Собственно, об этом и книга – об удивительных особенностях памяти, её переплетениях и рифмах. О памяти, которая конструирует мир вокруг или, наоборот, разрушает его.
Главный герой – Исидор Чагин, человек, обладающий уникальным даром запоминания и обучающийся умению забывания. Как оказалось, такой навык крайне необходим. Ведь если ты памятью фотографируешь всё чужое: чужие тексты, события, слова и высказывания, то всё это и становится наполнением твоей жизни. Изменяет и деформирует её, а в какой-то момент и ломает. Вот так и Чагин – студент, затем артист, а под занавес жизни архивариус, пробирается через дебри памяти, чтобы обрести себя. Что-то потерянное в архивной картотеке чужого – своё. Например, любовь, имя которой Вера. Возможность вернуться к своей Пенелопе после десятилетий странствий.
И имя у него – Исидор. Будто не своё, архивное и из недр памяти. Опять же вспоминается Исидор Севильский – энциклопедист, систематизатор…
Тема человеческих сверхспособностей привлекает литераторов. Из современников к ней обращаются Александр Бушковский («Ясновидец Пятаков»), Алексей Сальников («Окульттрегер»), Алексей Слаповский («Гений»). Но Водолазкин не уводит в мир сверхестественного, его интересует вполне конкретный феномен памяти, его влияние на человека и окружающую действительность, на соотнесение прошлого с настоящим, которые выстраиваются системой зеркал, где одно отражается в другом. Рифмуется. Собственно, память как раз и об этих рифмах, которые вовсе не случайны, а выстраивают поэтический строй жизни.
При чтении «Чагина» в какой-то момент возникают аналогии и с «Библиотекарем» Михаила Елизарова. Особенно когда у Водолазкина раскручивается шпионско-детективный сюжет с поиском и попыткой обретения утраченного Синайского кодекса Библии. Или другая ассоциация – с книгой Евгения Чижова «Собиратель рая», только Исидор Чагин, наоборот, пытается пробраться через дебри памяти, в которых стал блуждать, опять же теряя себя.
Всё держится на сочетаниях и совпадениях. Явь, память, написанное. Фантазия и предвидение. Провиденциальность. Жизнь – движение по узорам и сюжетам уже давно сотканного ковра, написанной книги. Необходима навигация, позволяющая среди типических сюжетов не только сохраниться и спастись, но и найти свой путь. Путь возвращения. История вечного человеческого возвращения – жизнекруга.
«События – всегда. Они существуют вне времени. Лежат, словно на складе, – серые или, скорее, лишённые цвета, в ожидании своего часа. Когда же приходит некий человек и делает свой выбор, они наливаются жизнью и цветом», – пишет Водолазкин. Человек – воля, свобода выбора. Именно это его и характеризует. И в этом плане забывание – дар, оставляющий его наедине с самим собой, с волей и ставящим перед выбором, в котором он и собирает свой облик. Иначе твой двойник, разгуливающий по Невскому, может полностью подменить тебя...
Опять же, все эти аналогии, припоминания, рифмы, отражения, параллельная история Генриха Шлимана – первооткрывателя Трои… Это детерминирует жизнь, устанавливает определённые рамки, колею, в которую человек попадает и по которой начинает инерционное движение. Подобное может стать и проклятием. Именно после Трои начались долгие мытарства Одиссея. Вот и Исидор также пишет свою «Одиссею», а его главный рецензент – Прохор стучит огромной рукой по столу и говорит, что надо писать проще и без гекзаметра, то есть преодолеть стереотип.
Поэтому и так важно обретение умения забывания, которое может исправить жизнь, преобразить, очистить её, отпустить грех. Именно поэтому Прохор излагает Исидору свою историю, становясь на путь раскаявшегося разбойника.
«Просто нужно уметь мечтать. И как следует хотеть» – таковы выводы из истории Шлимана и Исидора. Воля, вооружённая увеличительным стеклом фантазии.
Путь, описанный ещё Пушкиным в стихотворении «Я помню чудное мгновенье»: волшебный, чудный сон, прошедший через забвение, непременно должен реализоваться в настоящем, в новом, ещё более совершенном качестве.
Забыть, чтобы воскреснуть и преобразиться: «И для него воскресли вновь / И божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слёзы, и любовь».
Жизнь для мига и мгновения настоящего. Так это у Исидора, так и у Прохора. Только помнить для существования мало. Так можно стать фотографом-статистом, безвольно плывущим по течению.
И ещё: прошлое – настоящее прошито многочисленными рифмами. Уметь увидеть их – большой талант и великое благо, тогда и история, и твоя жизнь обретают многомерность и оказываются спаянными многими смыслами и причинно-следственными связями.
Ведь, как писал Лев Карсавин, «прошлое познаётся в настоящем, из настоящего, через настоящее». Оно «действительность, вспоминаемая настоящим».
Андрей Рудалёв