"Нищенка-подруга". Как Надежда Мандельштам жила в Пскове

"В Пскове как в Пскове", – написала Надежда Мандельштам в одном из писем. В 2022 году исполняется 60 лет с ее переезда в Псков, куда она приехала преподавать английский язык и два учебных года проработала в Псковском педагогическом институте. "Почему Псков?" – спросила её как-то Ахматова. "А что же делать? Псков выручает", – ответила Мандельштам. Она долго прожила в провинциальных городах, то приближаясь к двум столицам, то отдаляясь. Правильнее сказать: это были скитания. Ульяновск, Чита, Чебоксары… Московская прописка была недосягаема. "От Пскова у меня осталась дружба с прекрасными людьми", – напишет она позже. "Жил рядом со мной в Пскове маляр…" Осенью 1962 года близкую к Москве Тарусу она сменила на Псков, вернее – на Псковский педагогический институт. В 1958 году Надежда Мандельштам вышла на пенсию, но денег на жизнь не хватало. В Пскове она нашла работу. Институт расширялся, нуждаясь в новых преподавателях. Надежда Мандельштам была кандидатом филологических наук с опытом преподавательской работы. Деньги у нее действительно появились. Да и город ей понравился. "А сам город очень хорош, работа лёгкая, хотя я и устаю, и приятно иметь деньги", – написала она в одном из писем. Так что же значит эта фраза: "В Пскове как в Пскове"? Это развилка. От неё, пользуясь псковскими письмами Надежды Мандельштам, можно свернуть куда угодно. Временами ей было плохо и хотелось уехать навсегда как можно скорее. Но потом настроение менялось, и город становился притягательным – настолько, что и после отъезда она несколько раз в Псков возвращалась. В то время Надежду Мандельштам, если не считать узкого круга людей, в СССР мало кто знал. "Тарусские страницы" она уже издала, но под псевдонимом "Яковлева". Но за ставшие позднее известными "Воспоминания" она уже взялась. Так что кроме преподавания в Пскове на инязе она работала над первой книгой "Воспоминаний". Скитания продолжились и в самом Пскове. Постоянного жилья не было. Она снимала крохотные комнаты в центре – неподалёку от института. Бывало, ночевала у своих новых друзей Майминых или в институтском общежитии на улице Карла Либкнехта (ныне – улица Воеводы Шуйского) в комнате преподавателя-филолога Софьи Глускиной. Письма предпочитала получать до востребования на главпочтамте. Расположен он рядом с пединститутом в здании, построенном на месте дома, в котором жил писатель Вениамин Каверин. Появлению в Пскове Надежды Мандельштам способствовала Софья Глускина – родственница её ульяновского знакомого востоковеда Иосифа Амусина. Она посоветовала ректору Ивану Ковалеву пригласить Надежду Яковлевну, и тот рискнул. Времена были уже не такие суровые. Хрущёвская "оттепель" не закончилась. Надзор над "неблагонадёжной" сохранялся, но ничего страшного не происходило. За ней скорее "приглядывали" – без каких-то видимых последствий. Хотя Надежда Мандельштам всё время ожидала какого-то подвоха. Она была "ценным кадром". Её кандидатская степень оказалась институту очень кстати. Её зачислили в штат кафедры иностранных языков, и это означало, что по штатному расписанию теперь было можно создавать факультет иностранных языков и отдельную кафедру английского языка на базе межфакультетской кафедры иностранных языков. Считается, что в "Воспоминаниях" Псков у Мандельштам показан как оплот сталинизма. Так может показаться, если признать, что Псков состоял только из людей, подобных её пьющим соседям вроде сталиниста-маляра – бывшего партизана. Однако круг общения у неё был гораздо шире. Прежде всего, это псковские филологи Евгений Маймин, Татьяна Фисенко, Софья Глускина, Лариса Костючук, Металлина Дюкова… Хотя маляра Григория Семёновича и его жену из книги Мандельштам забыть трудно. "Мои псковские сталинисты упорно твердили, что до войны нужды не знали – только сейчас, мол, с ней познакомились", – рассказывала она. Её "псковские сталинисты", судя по воспоминаниям, действительно люди малоприятные и непоследовательные. Особенно жена маляра, которая умудрилась донести на другую соседку, сдававшую без прописки комнату Надежде Мандельштам. При этом, Надежда считала, что жена маляра, до войны работавшая в столовой госбезопасности, донесла не со зла, а по привычке ("потом она горько плакала, просила у меня прощения и ходила в церковь замаливать грех"). Наверное, так оно и было. Сила привычки. Всю зиму она Надежде Мандельштам помогала, но когда наступила весна – побежала доносить. Один день Григория Семеновича в описании Надежды Мандельштам выглядел так: "Жил рядом со мной в Пскове маляр, бывший партизан, пожилой человек, ещё и сегодня сталинец чистой воды. В дни получки он матом кроет обманувшего его бригадира, а к вечеру шумит в коридоре коммунальной квартиры: «Смотрите, как живёт Григорий Семенович: всё у него есть! Всё ему Сталин обеспечил»". "Останавливалась она тогда в Любятово" Псков – не Чита, добираться не так далеко. Так что к Надежде Мандельштам в Псков регулярно приезжали гости из Ленинграда и Москвы. Некоторые даже без предупреждения. В основном, это были переводчики и литераторы. Среди них были Вячеслав Иванов, Иосиф Бродский, Анатолий Найман, Виктор Хинкис, Наталья Горбаневская, Дмитрий Бобышев, Фрида Вигдорова, Ника Глен, Юлия Живова, Симон Маркиш… По пути на балтийский курорт в Пскове был проездом на своём "москвиче" Александр Солженицын, но Мандельштам не застал, о чём она сожалела. В 2013 году, когда в Псков ненадолго приезжала Наталья Горбаневская, я спросил о её давнем псковском визите. Мы с Натальей Горбаневской спустились в подвальное помещение, где находилось кафе. В 1963 году в соседнем доме как раз и жила Надежда Мандельштам. Горбаневская вспомнила, что после летней сессии к Надежде Мандельштам приехала в Псков автостопом на грузовике из Таллина, где гостила у однокурсницы. Цель приезда была одна – повидаться с Мандельштам, с которой она, студентка филфака ЛГУ, уже была знакома. "Это был очень неудачный визит, потому что я Надежду Яковлевну не предупредила, что приезжаю, – вспоминала Горбаневская. – Она жила у женщины, которая, по подозрению Надежды Яковлевны, на неё стучала. Увидев меня, Надежда Яковлевна сказала: "Вы с ума сошли. Разве так можно?" Так что какого-то нормального общения в тот приезд 1963 года не получилось". Горбаневская была в Пскове и в 1972 году вместе со своим другом поэтом Дмитрием Бобышевым. Мандельштам в Пскове давно не жила, но зато в городе можно было увидеть их общего знакомого – священника о. Сергия Желудкова (крестного отца Бобышева). А крестной матерью Бобышева была Горбаневская. О том, что о. Сергий Желудков (богослов, литератор, правозащитник) был связан и с Надеждой Мандельштам, в своих воспоминаниях подробно рассказала Екатерина Маймина – дочь Евгения Маймина и Татьяны Фисенко. Ещё в 1954 году о. Сергий Желудков был назначен настоятелем Никольского храма в Любятове (на окраине Пскова). Позднее священника вывели за штат, но жизнь его и дальше была связана с псковской землёй. Екатерина Маймина помнит, как встречала Надежду Мандельштам в псковском аэропорту и как они ехали на такси в Любятово. "В начале 1970-х гг. был период (продолжался он, кажется, года два или три), когда Н. Я. стала приезжать на лето в Псков, – написала Маймина. – Останавливалась она тогда в Любятово – на окраине Пскова, у отца Сергия Желудкова. Отец Сергий был к тому времени уже отлучён от церкви – за несогласие с официальной её политикой… Все ехали в любятовский деревенский дом. Вокруг дома был яблоневый сад, казавшийся "Эдема списком сокращенным"... В доме была фисгармония. Отец Сергий прекрасно играл…" Это лишнее доказательство того, что не одни сталинисты Надежду Яковлевну в Пскове окружали. "Кажется, что Псков вас приманит" Ещё одной важной собеседницей Надежды Мандельштам была родившаяся в Пскове жена Юрия Лотмана – доктор филологических наук Зара Минц (профессор Тартуского университета). Как только Надежда Мандельштам переехала в Псков в 1962 году, то написала Заре Минц в Тарту: "Теперь мы соседи. Установим дружбу Тарту – Псков. Кому-нибудь из нас, наверное, удастся съездить. У нас старина, которую я ещё не разглядела. Бывали ли вы в Пскове? " Бывала ли Завра Минц в Пскове? Ещё бы. Она здесь родилась. А дружба Тарту – Псков действительно была и тянется много десятилетий. Города находятся вблизи, и нынешние государственные границы не могут их прервать. Некоторые преподаватели работают и там, и тут. Псковские письма Мандельштам к Минц любопытны ещё и потому, что говорят как о литературных вкусах Надежды Яковлевны, так и о её непростом характере. Некоторые оценки просто безжалостны. Досталось, например, Иосифу Бродскому, Белле Ахмадулиной, Булату Окуджаве (его фамилию она писала через "А"). В марте 1964 года Мандельштам написала из Пскова Варваре Шкловской-Корди: "Варюша! Получила ваше письмо с Майминым. Он очень хороший, всё понимает в Тютчеве и Баратынском, но способен увлечься Ахмадулиной и Акуджавой (слышал их в Ленинграде). Я видела в "Юности" стихи и того, и другого. Ахмадулина кривляка невыносимая, а Ак – дурак. Песенки хорошие, – а в стихах он ничего не понимает, как в Гоголе". Первые годы после отъезда из Пскова Надежды Мандельштам летом 1964 года семья Майминых с ней часто переписывалась. Так что слова Мандельштам: "от Пскова у меня осталась дружба с прекрасными людьми", – это, прежде всего, слова о её ближнем псковском круге – Майминых и других коллегах. Хотя в псковских письмах сохранились и совсем другие высказывания: "Здесь мне сейчас очень трудно: устала, хочу на волю. Больше не вернусь. Внешняя обстановка вполне сносная – можно было бы продолжать работать. Но дело во мне…" Речь, прежде всего, щла о здоровье: "Моя язва в ужасном виде – никогда такой не была. Очевидно, дело в воздухе…" В какой-то момент Надежда Яковлевна поняла: всё, она в Пскове жить больше не может. Пора заканчивать скитания и двигаться через привычную Тарусу в Москву. Вскоре после возвращения из Пскова она закончит первую книгу своих воспоминаний. А потом настанет время вспоминать уже о ней. Самая известная псковская история, с ней связанная, это визит с подачи Анны Ахматовой Бродского и Наймана. Этот визит описан и тем, и другим. Она была больна и немногословна. А как итог той зимней поездки 1963 года в Псков стало написание Иосифом Бродским стихотворения "Псковский реестр". Однако Мандельштам не была бы собой, если бы ту встречу не предваряло одно её высказывание, о котором Бродский не знал. "Что я думаю про Бродского? Ровно ничего: я не люблю полу-абстракционизма в стихах, – написала она совсем незадолго до его визита в Псков 16 декабря 1962 года в письме к Варваре Шкловской-Корди. – Это потоки, льющиеся с равномерной силой и безразличием. Но что страшно, это часто пахнет самоубийством. В стихах. Это страшновато. А сам он рыжий пляшущий еврейский дервиш. Убедительно, но никому от этого легче не было…" Видимо, в тот день у неё было плохое настроение. В том же декабрьском письме она написала: "Мне что-то тяжело живётся – болит сердце (психически) и душа (физически)". Эти письма можно обнаружить в книге "Посмотрим, кто кого переупрямит…"(составитель – Павел Нерлер). "Кажется, что Псков вас приманит", – написала Надежда Мандельштам переводчице Юлии Живовой, приглашая её к себе на выходные. Так оно и произошло. Город на это способен, особенно если вам повезёт с собеседниками. "С удовольствием вспоминаю славные дни в Пскове", - вспоминала позднее Надежда Мандельштам, стараясь не упоминать об институтских бюрократах, которые напоследок потрепали ей и без того расшатанные нервы. *** В одном из псковских писем, написанных Надеждой Мандельштам в 1963 году, она о своих студентках написала: "Сейчас они у меня странные. С одной стороны – секс и спорт /…/ с другой – всеотрицатели, а всё же в них что-то есть. Но это – увы! – не деревня, как в Чебоксарах, а мещанский город".