Изоляция, вакцинация и расстрел: как в СССР боролись с эпидемиями

Символ этих неспокойных дней — «ККК»: Коронавирус, Кризис, Карантин. И все три «К», увы, продолжают «прирастать в весе». Причем карантинные новости выглядят на данный момент для граждан, пожалуй, самыми неоднозначно воспринимаемыми. Конечно, нужны точки отсчета. Чтобы хоть отчасти понять, что в нынешней ситуации хорошо, а что плохо, попробуем обратиться к опыту наших отцов, дедушек и прадедушек. Как они пытались обезопасить себя в то время, когда возникала реальная угроза страшной эпидемии? Какие препятствия создавали для распространения инфекции? 1939 г. В Москву пожаловала чума. Для начала — заглянем на сто лет назад, в тот период, когда по земному шару гуляла, кося миллионы людей, пресловутая «испанка». К слову сказать, все попытки разработать и применить специальные вакцины тогда так и не дали убедительных результатов. Эпидемия накрыла в итоге все континенты. В России в 1918–1919 гг. от пандемии пострадало чуть ли не 1,5 миллиона человек. С учетом революционных потрясений и разрухи медицинская помощь была налажена скверно, так что многие заболевшие «пиренейской инфлюэнцей» так и остались вовсе без врачебной помощи. Наибольшая вероятность избежать «испанки» была у жителей отдаленных деревень и лесных заимок. А в городах самыми надежно защищенными оказались обитатели тюрем и больниц для душевнобольных: их спас от заразы надежный режим охраны и изоляции от окружающего мира. Кое-где нашествие болезни сопровождалось кровопролитием. Когда «испанка» добралась до городка Сызрань, где ей заболели почти 11 тысяч человек, в одной из соседних деревень чекисты провели «зачистку». Из донесения начальника уездной Чрезвычайной комиссии: «15 сентября в деревне Калиновке отряд под командованием тов. Косолапова окружил дом крестьянина Пряжина, который подозревался в том, что с женой и тремя взрослыми сыновьями нарочно ходили по улице, будучи в болезненном состоянии, и распространяли «испанку» на всех жителей, стремясь тем самым подорвать в Калиновке рабоче-крестьянскую власть… Арест семьи Пряжина из-за опасения заразиться был затруднителен, посему дом расстреляли из винтовок и сожгли со всеми бывшими там людьми…» Очень радовалось поначалу население Финляндии, которая успела «отгородиться» от Советов: в Стране тысячи озер долгое время не было зафиксировано случаев заболевания «испанкой». Однако осенью 1918-го финны сплоховали. В Гельсингфорс прибыл пароход из Европы, на котором оказалось несколько загрипповавших. И хотя их сразу же отправили в больницу, под строгий надзор врачей, это не помогло. Вирус вырвался на волю — сначала заболел медперсонал, от них заразились другие… Трудно приходилось жителям многих других стран. В Швеции и Дании, где зараза подкосила до 80% населения, случались перебои в работе телеграфной и телефонной связи. В Англии обезлюдели на какое-то время многие правительственные учреждения, была закрыта часть фабрик. На территории США правительство почти на год, пока буйствовала смертельная болезнь, отменило все массовые мероприятия. Канадцам в 1919-м из-за гриппа пришлось прервать популярнейший чемпионат Национальной хоккейной лиги. ■ ■ ■ Если про нашествие «испанки» знали все, то угрозу разгула в Москве эпидемии другой страшной болезни — черной оспы — постарались сохранить под секретом. А ведь на рубеже 1950-х–1960-х столица Страны Советов оказалась на волосок от такого кошмара. Виноват случай. И спас — тоже случай. Медикам удалось выявить «нулевого пациента», однако случилось это уже тогда, когда он успел передать заразу многим другим. Известный московский художник Алексей Кокорекин в последние дни уходящего, 1959 года вернулся в столицу из Индии. Еще в полете у него начался легкий кашель, однако это не привлекло ничьего внимания при прохождении пограничного и таможенного контроля. Маэстро, воспользовавшись удобным моментом, перед тем, как отправиться к себе домой, решил заехать к знакомой барышне, для которой привез подарки из далекой страны. Лишь после этого художник добрался до своей квартиры, где его ждала встреча с родными и раздача других подарков. Однако семейный праздник вскоре пришлось прервать: художник почувствовал себя совсем плохо, ему вызвали «скорую». Медики тут же отправили Кокорекина в больницу, где он к вечеру скончался. Диагноз должны были уточнить результаты вскрытия. Благодаря счастливому стечению обстоятельств как раз в это время в больнице оказался гость из Ленинграда — опытный пожилой патологоанатом. Он-то и определил, что пациент скончался от черной оспы. Это был настоящий шок! Ведь считалось, что в СССР страшную «средневековую» болезнь извели под корень еще в довоенные годы. Она вроде бы для советских медиков вообще перестала существовать, а тут — такой «подарок» из Индии! (Как выяснилось позднее, Кокорекин во время поездки в эту экзотическую страну присутствовал на церемонии ритуального сожжения трупа брахмана, скончавшегося именно от оспы, и, вероятно, именно там подцепил заразу.) Практически сразу стало понятно, что процесс распространения завозной инфекции в Москве стартовал. На вторые сутки после смерти Кокорекина признаки заболевания оспой были выявлены у одной из сотрудниц медперсонала больницы, которая контактировала с художником при его поступлении в медучреждение, а также у дежурного врача, проводившего первичный осмотр пациента. Третьим заболевшим стал мальчик, лежавший в палате как раз этажом ниже Кокорекина: ему инфекция передалась через расположенное над кроватью отверстие общей вентиляции. А следующим в этой компании занедуживших стал один из технических сотрудников больницы, который и вовсе только прошел мимо открытой двери в палату, где лежал художник. Москва оказалась на пороге страшной эпидемии. Об этом немедленно проинформировали высшее руководство страны во главе с самим Хрущевым. После совещания «первых лиц» государства из Кремля последовало распоряжение принять все возможные меры, чтобы остановить дальнейшее распространение черной оспы по городу. Главными исполнителями стали сотрудники «органов» — милиции и КГБ. Используя свои фирменные наработки, чекисты занялись выявлением всех, с кем контактировал (или мог контактировать) «нулевой пациент» по пути домой из Индии. В итоге вычислили и изолировали на карантине всех пассажиров с авиарейса, которым летел Кокорекин, экипаж лайнера, сотрудников таможни и погранслужбы на пункте пропуска прилетевших… Пришлось пойти даже на беспрецедентную меру. Оказалось, что один из пассажиров «кокорекинского» самолета летел через Москву транзитом в Европу и уже успел пересесть на стыкующийся рейс, который скоро должен приземлиться в Париже. Наши службы умудрились все-таки в последний момент развернуть этот авиалайнер (чуть ли не над Эйфелевой башней!) и вернуть потенциального разносчика инфекции в Москву, где его и других пассажиров отправили на карантин. Дальше пошли «зачищать» родственников, знакомых, друзей и коллег… Круг потенциально инфицированных расширялся в геометрической прогрессии. Например, одна из приятельниц художника, успевшая, на свою беду, посетить его после прилета, работала преподавателем в вузе и принимала зачеты и экзамены у нескольких групп студентов. Пришлось отправить на карантин и ее, и еще около 200 парней и девушек. Чекисты докопались и до приватной встречи художника по прилете в Москву. Эту даму тоже отправили в отдельную больничную палату, но вот с индийскими сувенирами и подарками, полученными ею от художника (а они ведь являются потенциальными переносчиками инфекции!), возникла дополнительная проблема. Женщина некоторые не приглянувшиеся ей импортные вещи успела отнести в комиссионку. Сотрудники спецслужб в кратчайшие сроки выявили всех новых хозяев этих вещей. Неудачливые посетители магазина были отправлены в больницу, а купленные ими индийские вещи сожгли. Всех потенциально инфицированных отправляли в Боткинскую больницу. Это огромное медицинское учреждение работало отныне в особом режиме. Выход за пределы территории не только пациентов, но и медперсонала был строжайше запрещен. Власти пошли на беспрецедентные меры. Столица государства, многомиллионная Москва была фактически изолирована от остальных территорий. Отменили все пассажирские железнодорожные, авиационные рейсы, на автомобильных вылетных трассах поставили армейские кордоны, заворачивающие все машины, кроме грузовиков, везущих в город продовольствие, материалы и оборудование, взятое по распоряжению «сверху» из распечатанных по случаю ЧС секретных запасов Госрезерва. По городу, оказавшемуся фактически на осадном положении, продолжали ездить бригады медиков в сопровождении сотрудников милиции, которые забирали на карантин все новых и новых выявленных «контактеров». Через неделю таких экстренных мер на больничном карантине оказалось уже около 10 тысяч человек. Для размещения их были переоборудованы под инфекционные несколько городских больниц. Но мало было остановить расползание инфекции. Требовалось еще надежно обезопасить от оспы все население города. Для этого существовал единственный надежный путь: поголовная вакцинация. Нужно было в кратчайшие сроки сделать прививку миллионам горожан. Необходимое количество доз вакцины — около 10 миллионов — доставили из хранилищ крупнейших в стране профильных институтов. Было сформировано около 10 тысяч прививочных бригад (в них включали врачей, медсестер, фельдшеров и даже студентов медвузов), которые планомерно обходили все московские дома. В день успевали «уколоть» до 200 тысяч человек. Причем прививку делали даже умирающим уже от других заболеваний! Все эти экстренные и жесткие меры дали желаемый результат. Вспышку черной оспы в Москве и ее дальнейшее распространение удалось затормозить. А через месяц и вовсе ликвидировать. В общей сложности за этот период в столице было выявлено 46 человек, заразившихся оспой, трое из них скончались. ■ ■ ■ Еще один, хотя не столь масштабный «эпидемический кошмар» случился в столице в 1939 году. Тогда огромный город мог в считаные дни стать эпицентром страшной болезни — чумы. Однако эпидемию удалось «задушить», что называется, в зародыше. Столь необычный «сувенир» привез в Москву ученый-микробиолог Абрам Берлин, направленный сюда в командировку из саратовского НИИ микробиологии и эпидемиологии. Накануне он проводил очередную серию экспериментов со штаммом чумного микроба, однако во время работы допустил оплошность, и некоторая доза опасной субстанции вырвалась наружу из лабораторных сосудов. Сам того не ведая, Берлин оказался заражен чумой. Первые признаки страшной болезни появились лишь через некоторое время по прибытии ученого в столицу. За этот период саратовец успел поселиться в престижной гостинице «Националь», сходить в парикмахерскую, поприсутствовать на заседании коллегии Наркомздрава, пообедать в ресторане с несколькими коллегами… Когда самочувствие ухудшилось, Берлин вызвал врача. Первый осмотр не дал повода заподозрить что-то серьезное. Однако доктор все-таки решил отправить саратовского ученого в больницу на обследование. Берлина госпитализировали в клинику 1-го мединститута. А там поставили страшный диагноз: легочная чума. Дежурный врач Симон Горелик, обследовавший пациента, принял незамедлительные и очень правильные меры, чем фактически спас столицу от разгула эпидемии. Он не только сразу же изолировал больного, но и самого себя определил как уже вероятного переносчика инфекции. А потому отправился вместе с «нулевым пациентом» в одно из подвальных помещений, где, изолировавшись от окружающих, они прожили еще некоторое время, но затем скончались от чумы. Перед своей изоляцией Горелик поставил в известность о случившемся коллег, поэтому информация о вспышке «завозной» чумы быстро дошла до городского руководства. К делу сразу же подключили подразделения НКВД. Силами чекистов были выявлены все контакты Берлина, этих людей (в том числе и высокопоставленных медиков — девятерых членов коллегии Наркомздрава!) тут же отправили на карантин в больницу, здание которой попало в плотное оцепление из бойцов внутренних войск НКВД. Вскоре один из изолированных людей — парикмахер из «Националя» — тоже умер от чумы. Остальные несколько десятков человек счастливо избежали инфицирования и по прошествии установленных сроков карантина были выпущены из больничных палат. А тела троих умерших от чумы подвергли кремации — ради безопасности. Все произошедшее тщательно засекретили. Большой проблемой оказалось скрыть масштабную процедуру дезинфекции в «Национале» от многочисленных иностранцев, которые населяли эту престижную гостиницу. Однако с такой задачей справились. ■ ■ ■ Очень серьезные противоэпидемические меры пришлось предпринимать властям в 1979 году на Урале, где возникла реальная угроза развития эпидемии сибирской язвы. Вероятнее всего, заражение территории под Свердловском произошло из-за инцидента в военно-биологической лаборатории, расположенной на территории засекреченной зоны Свердловск-19. В этой лаборатории специалисты занимались тогда экспериментами, связанными с разработкой советского бактериологического оружия. По вине нескольких сотрудников были не соблюдены правила техники безопасности, и, минуя фильтры, в атмосферу вырвались споры сибирской язвы. Их облако накрыло не только сам военный городок, но и его окрестности, где располагались керамический завод и зона для заключенных. Первый смертельный случай от этой заразы был зафиксирован через несколько дней — 4 апреля 1979 года. Потом последовали и другие смерти, а вскоре уже «уходило» по 4–6 человек ежедневно. Причину выявили не сразу. Лишь через неделю после первого «звонка» при вскрытии умершего в больнице удалось поставить точный диагноз: кожная форма сибирской язвы. Два дня спустя в одной из городских больниц был выделен отдельный корпус для заболевших и потенциально инфицированных. Общее количество мест для «сибиреязвенников» — 500. Именно столько, по расчетам медиков, могло быть на пике эпидемии. К чести местных чиновников, они не стали скрывать от населения информацию о возникшей угрозе. Уже 13 апреля в областных газетах опубликовали предостережения для граждан и призыв опасаться употреблять в пищу непроверенное мясо животных, которые могли быть заражены «сибиркой». Об этом же давали сообщения в программах регионального телевидения. Так что многие люди старались теперь избегать в своем меню мясных и даже молочных продуктов. Одним из эффектов такого предупреждения стало еще и то, что местные жители стали избегать улиц, по которым ездили рейсовые автобусы, маршрут которых пролегал в районе выброса: мол, они на своих колесах приносят сюда зараженную спорами пыль. На Урал прибыла государственная спецкомиссия во главе с академиком Петром Бургасовым, а также группа военных медиков. С 21 апреля началась поголовная вакцинация населения этого района от сибирской язвы. В общей сложности через процедуру прошло 60 тысяч человек (по другим источникам — 200 тысяч). Врачам помогали студенты-старшекурсники Свердловского мединститута. Кроме того, все въезды-выезды перекрыли милицейскими и военными кордонами. Район изолировали от соседних. Чтобы избавиться от страшной заразы, пришлось провести масштабные дезинфекционные работы. Специальные бригады военных в костюмах химзащиты поливали крыши и стены домов дезинфицирующим раствором. Мыли асфальт, а кое-где даже снимали верхний его слой, также в отдельных наиболее опасных местах удаляли верхний слой земли. Все это вывозили для захоронения. Квартиры, в которых жили заразившиеся, обрабатывали раствором хлорной извести. Эпидемию удалось окончательно подавить лишь к середине июня. В общей сложности от «сибирки» тогда умерло от 64 до 100 человек. Власти СССР постарались максимально «смикшировать» информацию об уральском ЧП.