Романс, который мы потеряли
Едва романс осознал себя как особый песенно-музыкальный жанр, как между отцами-создателями его возник спор. Спорили, можно сказать, текст и музыка.
Композиторы «могучей кучки», «цивилизованные музыканты», призывали относиться к стихотворным текстам романсов с осторожностью, не искажать их в угоду музыкальной фразе, подчинять мелодию поэзии. В противность им великие «музыканты-варвары» (их так и называли – «варвары») призывали с текстами не церемониться. «Но как быть с Пушкиным? – возмущались «цивилизованные». – Загонять гения в наши такты?!» Отвечая, «варвары» советовали обращаться к стихам третьестепенных поэтов.
В конечном счёте «цивилизованные» победили. «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово», – заявлял Даргомыжский.
Читаешь об этих баталиях и думаешь: нам бы ваши печали, господа великие романсисты! У нас «варварство» процветает. Более того, прогрессирует! Основе романса – тексту – отводят роль приложения к музыке. Сами авторы текстов спокойно совершают насилие над темой, логикой, над русским языком, наконец.
Как бы для того, чтобы вскрыть этот, извините за выражение, геморрой и показать проблему во всей её глубине и неприглядности, в чьей-то светлой голове зародилась идея рассмотреть современное романсное творчество, взяв за исходную точку начало 90-х.
Идея была оформлена как «Романс – ХХI век», запущена в оборот, и первым её результатом было обнаружение даже не сотен, а прямо-таки тысяч энтузиастов романса на местах (поэтов, композиторов, исполнителей).
Главная сложность нового конкурса – бесконечное разнообразие жанра. Просто сказать «романс» – значит ничего не сказать. Существует романс классический, бытовой, городской, жестокий, эстрадный, цыганский, пейзажный, дворянский, мещанский, дворовый, студенческий и так далее далее, как говаривал один наш знакомый, директор областной филармонии. Каждый тип романса знатоками-любителями и учёными-музыковедами подразделяется на виды, каждый вид – на подвиды...
Такое обилие сходных, но всё же обособленных направлений объясняется историей возникновения и развития жанра. Его создавала не какая-то замкнутая кучка особо одарённых творцов. Музыкальным творчеством занимался весь русский народ.
Организаторы и судьи нового конкурса поступили мудро, решив не делить поток исполняемых номеров на «типы» и «виды». «Академический» это романс или «дворовый», «жестокий» или «пейзажный», «цыганский» или «городской» – дело десятое, решили они. Важнее другое: состоялось данное вокально-инструментальное произведение как романс или нет? Но какие применять критерии при оценке творений? А это, господа, тайна за семью печатями. Судьи полагаются исключительно на своё, личное, индивидуальное впечатление, выставляя баллы участникам конкурса: от 1 до 12. Авторам и слушателям остаётся надеяться, что в воображении судей имеется некий идеал, с которым они и сравнивают опусы.
Мы бы предложили использовать схему оценок, которой придерживался упомянутый выше директор филармонии, любитель присказки «далее далее».
Директором этого ответственного учреждения, призванного заниматься развитием и пропагандой музыкального искусства, данный товарищ стал совершенно случайно. По профессии кадровый военный, вышедший в отставку, он был рекомендован возглавить филармонию кем-то из своих губернского уровня друзей. (В начале 90-х и не такие кульбиты случались в руководящих сферах.) И так получилось, что «клиент» не посрамил своего «патрона». Он как-то сразу завоевал в учреждении авторитет. В армии он был командиром танкового полка. Так его поначалу и звали в филармонии: Бронелобый. Потом разобрались и присвоили другое имя: Компот (от комполка). Выяснилось, что кроме навыка командовать и пробивать любые хозяйственные проблемы, Компот был ещё и большим любителем и даже знатоком песни и романса. Он вечно напевал себе под нос что-нибудь из Есенина:
Корабли плывут в Константинополь.
Поезда уходят на Москву…
Или из народного творчества:
Ты лети, лети, машина, шибче,
Ой, как много крутится колёс…
Компот не был председателем худсовета, но всегда на его заседаниях присутствовал и, случалось, подавал решительный голос. Насчёт романсов он изъяснялся так:
– Делю романсы, сколько их ни есть, на три вида: романс-фуфло, романс-зачаток и романс как таковой, то есть действительный.
И никто, ни авторы текстов и музыки, ни исполнители, ни, наконец, слушатели, когда приходилось открывать какой-нибудь фестиваль, ему не возражали. Настолько его речь была проста и резонна...
Давайте и мы, имея в виду кодификацию полковника Компота, рассмотрим представленные на конкурс романсы, естественно, не все, но наиболее типичные.
Сегодняшнее наше житие представляется в романсах поистине вечным праздником. Герои любовных мадригалов – люди всё исключительно тонкие, душевно богатые, манеры у них благородные, мечты стерильные. Особенно хорош женский пол. Гражданки носят платья, которые легко «продеваются в обручальные кольца», на головах девиц ценные «куньи шапочки», из-под шапочек спадают «локоны до плеч», глаза у женщин и дев «словно горный хрусталь», в их взорах «нити свеч переплетаются ветвями». Их партнёры отли-чаются изысканными манерами, гусарским удальством, отменным здоровьем и неистощимым либидо. Если у дамы случается, не дай бог, размолвка с партнёром, она бежит, «заламывая руки», в «запущенный сад», бросается там на «каменную скамью» и льёт горькие слёзы. Мужеский пол мягко и настойчиво сообщает любимой женщине о своей пламенной любви и ведёт её, заплаканную, в «просторный парк под сень аллей», где «вальяжной страстью вспенилась сирень», где «перламутровый воздух» и звучат «закатные блюзовые сонеты», оркестровые вальсы и пьесы «очарованных скрипачей». Порой тема меняется на обратную, тогда представители сильного пола горько переживают разлуку. В конце концов кавалеров «посещает радость встречи» и, «перед морем упав на колени, они, заплакав от счастья, зарываются в горячий песок». Море же «лазурью опять заблистает».
Конечно, не всё ещё в наши времена идеально. Об одиночестве написаны сотни романсов в старые годы, тема и сегодня, увы, не исчерпана. Судя по представленным на конкурс «пробам пера», всё ещё нередки случаи, когда верную пару посещает несчастье: «угасает тонкая свеча» её или его жизни (вариант: «Облик твой чарующий угас»), и оставшаяся в живых половинка андрогина «в ответ слезу проливает». Но и в этом случае субъектов прочно связывают «тонкая нить» и «лазурный свет». Пара осваивается в обстановке небытия и входит в доверительные отношения со Всевышним. Любящие свободно «улетают в иные измеренья». Бог высылает навстречу гостям ангелов, ангелы указывают дорогу в райские кущи и протягивают пришельцам «любви божественную нить». Поэт и его возлюбленная оказываются «одни среди звёзд», в «жемчужной россыпи грёз» и при этом «сферы звучат огнём венчальным».
Публика горячо аплодирует рассказанному и пропетому на сцене.
Подспорьем для авторов являются старинные (золотого, Серебряного веков и переходных периодов) классические стихи. На прошедших на канале «Культура» конкурсах были исполнены вещи прямо-таки нафаршированные классикой в виде прямых цитат и отдельных вставок. Здесь и «погас последний луч заката», и «отцвели уж давно хризантемы в саду», и «кремнистый путь блестит под луною». (У Лермонтова «кремнистый путь блестит» сквозь туман, а не под луной, но это не имеет значения.) Современный поэт не прочь пофилософствовать, он озабоченно отмечает, что вокруг «бушует мир жестокий, но белеет парус одинокий». Опять же «гори, гори, моя звезда». И обязательно в новых романсах слышен «звук разбитого бокала». Какая страсть без битья сервизов? В академических, особенно цыганского пошиба, романсах посуды горы набиты! А кто нынче поёт, не приняв на грудь? Тем более если «вдалеке гитары звон»?
И что вы думаете? Жюри вместо того, чтобы расчувствоваться, отмякнуть душой и откликнуться на явно удачные, признанные всем миром строчки и образы, бурчит: «подражательность!», «ложный пафос!», «всё ужасно вторично!», «калька старых текстов!», «железная стилизация!» и, наконец, «клон»!
Тем не менее, исключительно по доброте душевной, жюри проставляет довольно высокие оценки творческим потугам, а некоторые судьи вообще выносят предельно положительные баллы, оправдываясь тем, что «текст, конечно, слаб, но музыка и особенно исполнение неплохи». Как исполнение может быть плохим, если исполнители через одного заслуженные певцы?
На вопрос ведущего концерт, почему исключительно прекрасному отдают свои предпочтения авторы, композитор, чуть замявшись, выпалила:
– Хочется культуры!
Поэт из другой пары авторов горячо защищал право романса «быть умным». Хотя речь шла об умничанье…
Как бы оценил такие «подражательные» и «вторичные» работы наш «филармонии полковник» Компот? Отнёс бы их к «романсу-фуфло», «романсу-зачатку» или зачислил бы в «романсы как таковые»? В третью категорию, мы уверены, эти сочинения никак бы не попали. Хотя бы потому, что, цитируя классиков, положено соблюдать правила цитирования и вообще не перегибать палку заимствований. Во вторую категорию, в «зачатки», опусам тоже вряд ли бы попасть. Слишком напыщенны, расфуфырены, и хоть видят авторы «Бога на небесах», но обращаются со Всевышним как-то развязно. Классики такого не допускали.
В душе Компот добряк, смотрит на молодёжь снисходительно. Но всему есть предел.
Скорее всего, наш директор отнёс бы слащавые любовно-пасторальные стихи к первой категории, к «романсу-фуфло».
С явными подражателями дело ясное. Но как поступить с теми немногими авторами, которые разрабатывают собственные темы?
Владислав Можайкин из Сыктывкара представил на конкурс романс «Чёрный пёс». Здесь всё своё, незаёмное. Неожиданный и свежий образ в самом начале элегии:
Словно боцман, чей китель затаскан
И корабль давно на мели, –
Чёрный пёс, тёплым ветром обласкан,
Чутко спит в придорожной пыли.
Слушатель понимает Чёрного пса. Это что-то вроде Диогена-философа, которому из его бочки мир виден лучше, чем из окон дворцов. Но всё-таки, что видит пёс-современник, зарывшись носом в придорожную пыль? Какую жизнь? Шоссе, несутся мимо машины… И что? Суета сует? Об этом романс? Но тема никак не раскрывается. Вообще, почему лежащий в пыли пёс сравнивается с боцманом? Разве боцман – символ философа? И почему китель затаскан? Он пьяница, этот боцман? Что-то не верится. (Кстати, один наш знакомый чрезвычайно строгий боцман однажды, гневаясь на команду, так ударил в рынду, что в сердцах оборвал верёвку.) Образ пса исчезает из романса, едва обозначившись. Лишь в последних строках он вновь является, при этом назван… «чёрной меткой». Кому? По какому случаю?
Образ не раскрыт, а романс не состоялся, хотя и заработал дружные аплодисменты и похвальные оценки жюри. Что, конечно, в немалой степени объясняется тем, что произведение было исполнено народным артистом России Дмитрием Певцовым.
Заряжен собственной лирикой романс «Воля вольная» (муз. В. Семёнова, сл. С. Ковалёвой). Авторы открыли современную женщину, ни от кого не зависящую, ни к кому не привязанную, ничего, кроме «воли», не желающую. И всё бы ладно. Вольных людей у нас практически, кажется, нет, исполать им и добро пожаловать во все романсы! (Хотя своевольных предостаточно.) Героиня романса между этими полюсами (воли и своеволия) как-то не определилась. «Воля» её, видимо, состоит в «пойду туда, не знаю куда». Нам сообщается, что «колея» этой геройской женщины – «нехоженая и неезженая», сама она – «неприкаянная». В ХIХ веке женщины в таком состоянии либо бежали из дома с возлюбленными, либо досрочно кончали жизнь. Куда идёт по своей «воле вольной» наша современница? Это, конечно, лично её дело (тем более в наше остро гендерное время). Но раз уж слушатели втянуты в рассмотрение этой необычной судьбы, не грех хотя бы намекнуть, куда пробирается она по своим «неезженым» тропам? Тем более она гордо заявляет, что у прочих пути известные. Однако здесь начинается путаница. Эти «прочие» идут… «кто в обход, кто вброд». Подождите, но если «в обход и вброд», так чем же путь «прочих» отличается от того, который избрала героиня романса? Получается, у всех одинаковая колея – «неезженая и нехоженая». По-видимому, это одна и та же туристическая группа, пробирающаяся прямиком через реки, горы и долины. Об этом, что ли, романс? Нет? А о чём тогда? В чём всё-таки отличие бедовой героини от прочих обыкновенных гражданок, не познавших «волю вольную»?
Директор Компот, выслушав эти романсы, наверняка бы прибавил от себя: «И так далее далее». «Чёрного пса» и «Волю вольную» он бы определил, конечно, в группу «романсов-зачатков»: сюжеты намечены, есть образы, есть даже намёки на какие-то мировоззренческие поиски, ничего ни у кого не займовано. Но, к сожалению, пока это – вороньи гнёзда, бурелом слов, заготовленных и ожидающих обработки топором и пилой.
…Но у нас остаётся праздной последняя графа трёхчленной кодификации – «романс как таковой». Неужели эта графа так и пропустует? Нет, мы этого никак допустить не можем. Хотя бы для порядка нужно заполнить и её. Что делать, что делать?! Однако позвольте, господа, ещё остались авторы этих заметок, они ведь тоже надеются оставить после себя достойный след в великом движении современных романсистов! А что если их детище как раз и поместить в пустую графу? Как это: за неимением гербовой пишем на простой…
Сомнение
Муз. Г. Лукиных, сл. Г. Деринга
Когда солнце за тучу зайдёт
Средь ликованья весеннего дня,
Холодом зябким охватит меня,
Мраком зимы обоймёт.
Когда на лице безмятежном твоём Унынье и горечь мелькнут, Шутки мои на полслове замрут, Сомненье порывом найдёт. Ты ли, Седая, идёшь с ветром кружащим? Ты ли, Судьба, из безвременья пошлого Жизни привет посылаешь из прошлого Или смеёшься над будущим?
Рискнули мы и теперь думаем: что-то скажет директор? Видим, надулся, набычился наш Компот… Как пушкинский Феб, которому «мальчишка гимн поднёс», а семинарист – «тетрадь лакейских диссертаций». Должно быть, прикидывает: попотчевать ли наглецов «лозой», как мальчишку, или «тотчас поставить в палки», как семинариста?
Геннадий Деринг, литератор
Геннадий Лукиных, композитор
г. Пермь
Надеемся, что наши читатели, среди которых – уверены – немало настоящих поклонников романса, выскажутся на затронутую авторами тему. Романс должен звучать!