Иосифляне и нестяжатели: из-за чего на самом деле поссорились православные монахи
В начале XVI столетия в среде русского православного священства наметились первые серьезные разногласия. Они касались целого ряда вопросов: отношения к еретикам, к поместному и общецерковному преданию, особенно острая полемика велась по поводу церковного имущества.
Владеть или не владеть
Среди священнослужителей сложилось два взгляда на принадлежавшее Церкви имущество. Нестяжатели призывали по возможности отказываться от какого-либо имущества и передавать его в государственную казну. Они считали, что смысл жизни служителя Церкви не в обильных запасах, а во Христе. «Имуществом, богатством, сокровищем инока должен быть Господь наш Иисус Христос», — это высказывание святого Игнатия (Брянчанинова) служило сторонникам аскезы своеобразным девизом.
Духовным лидером нестяжателей считался инок Вассиан (в миру – князь Василий Патрикеев), религиозный и политический деятель, публицист, ученик преподобного Нила Сорского. К этому течению также принадлежал писатель и переводчик Максим Грек.
Другое крыло православного священства ратовало за сохранение церковного имущества. Иосифляне (последователи Иосифа Волоцкого) отстаивали право монастырей на владение землей и другим имуществом в целях осуществления широкой просветительской и благотворительной деятельности. При условии, если власть оставит Церкви роскошные убранства храмов, богатые библиотеки и процветающие монастырские хозяйства, они готовы были во всем поддерживать государство.
Судя по сохранившимся документам, сами нестяжатели и иосифляне (именуемые также стяжателями) не использовали таких терминов. Эти названия всего несколько раз встречались в литературе. К примеру, Максим Грек в 1520-х годах написал диалог, в котором о монастырских богатствах спорят «Нестяжательный» и «Любостяжательный».
Нужно отметить, что полемика вокруг монастырского имущества выходила за рамки вопросов монашеской аскезы. Так, историк Нина Синицына считает, что нестяжательство следует рассматривать не только как аскетическую норму, но и как этический принцип, своеобразный монашеский идеал, сформировавшийся под влиянием старчества и его отношения к собственности и к использованию чужого труда.
На позицию власти по отношению к двум церковным течениям сыграло семейное положение Василия III. Брак великого князя с Соломонией Сабуровой оказался неудачным, супруги никак не могли зачать детей, что послужило поводом к разводу. Василий сослал Сабурову в монастырь, а сам женился на Елене Глинской.
Вассиан Патрикеев смело выступил на защиту брошенной жены, осудив поступок великого князя с позиции христианских норм. Выпад Вассиана вызвал недовольство государя, и, хотя великий князь быстро смягчил свой гнев, это отразилось на его отношении к самому священнику и нестяжательству в целом.
История конфликта
По мнению исследователей, истоки движения нестяжательства следует искать в среде братии Кирилло-Белозерского монастыря. Первые разногласия в отношении имущества были зафиксированы еще в 1440-е годы при игумене Трифоне. По мнению историка церкви Николая Никольского, причиной разногласий стал вопрос о монастырских вотчинах. Тогда игумен вопреки воле преподобного Кирилла приобрел в удалении от монастыря несколько сел.
Никольский, изучивший деловые акты монастыря, отметил, что после игуменства Трифона монастырь более земель не приобретал, а дарственные земли принимались крайне редко. Исследователь усматривает в этом влияние нестяжателей.
Следующее дошедшее до нас столкновение интересов стяжателей и нестяжателей произошло при игумене Серапионе (1482—1484), который принял от Ивана III «29 сел и починков в Вологодской волости». К этому времени Кирилло-Белозерский монастырь, по сути, превратился в крупного землевладельца, так как вопрос приобретения земель вышел далеко за рамки монастырского обеспечения.
Очередное препирание заветов Кирилла подтолкнуло 15 старцев в 1483 году покинуть монастырскую обитель. Только вмешательство Белозерского князя Михаила Андреевича, благодаря которому стяжательный игумен был удален, позволило исчерпать конфликт и вернуть монахов назад.
Первым документально зафиксированным случаем столкновения сторонников ограниченного и крупного монастырского землевладения стал поместный собор Русской Церкви 1503 года. Собор, посвященный преимущественно дисциплинарным вопросам, не обошел вниманием и спор о монастырских вотчинах.
Историки считают, что инициатором обсуждения этого вопроса был сам Иван III. С докладом об ограничении монастырского землевладения выступил преподобный Нил Сорский, однако основные прения, скорее всего, происходили между великим князем и церковными иерархами, ратующими за сохранение землевладения. Иерархи смогли тогда отстоять свои права: вопрос о монастырском землевладении на время был снят.
Однако остроту проблемы это не сняло. Более того, спор разгорелся с новой силой. Нестяжатели ставили в укор иерархам их растущие аппетиты землепользования, что по мнению аскетов противоречило христианским идеалам. Максим Грек и Вассиан занимая в вопросе монашеских состояний сторону Нила Сорского стали открыто критиковать церковные и светские власти.
Оба оказались в опале. В 1525 году Поместный собор обвинил Максима Грека в ереси, его отлучили от причастия и заточили в Иосифо-Волоцкий монастырь, где содержали в очень суровых условиях. Вассиан Патрикеев был схвачен в 1531 году и насильно увезен в тот же монастырь. Там, по словам князя Андрея Курбского, он «был в скором времени уморен презлыми иосифлянами».
В 1551 году на Стоглавом соборе последователи Иосифа Волоцкого отвергли программу ограничения церковно-монастырских земель, которую выдвинул протопоп Сильвестр. В дальнейшем, как отмечают историки, их непримиримая позиция по этому вопросу во многом способствовала появлению опричнины.
Казнить или миловать
Спор между иосифлянами и нестяжателями не ограничивался имущественными вопросами, противоречия возникали и в их отношениях к раскаявшимся еретикам. Сторонники Нила Сорского осуждая еретиков противились вынесению им смертного приговора. «Бог не желает смерти грешника, а чает его раскаяния», – говорили они. Единственное средство борьбы с упорствующими в ереси – это их изоляция.
Иосифляне не просто настаивали на репрессивных мерах в отношении еретиков, но и призывали предавать их казням. «Грешника или еретика руками убить или молитвой едино есть», – говорил Иосиф Волоцкий.
В этот спор оказались втянуты и административные власти. В 1500 году Иван III тяжело заболел, и в последующие 5 лет вплоть до смерти великого князя у руля державы фактически находился его сын от второй жены Софьи Палеолог Василий, который попал под влияние Волоцкого. В 1504 году совместное решения правительства и собора епископов обрекло еретиков на смерть. По настоянию собора было сожжено немало вольнодумцев, в число которых входили и крупные государственные деятели, поддерживающие ересь. Тех, кого не сожгли, сгноили в тюрьме.
Диакон Андрей Кураев, объясняя репрессивные меры Иосифа Волоцкого против в еретиков, пишет: «Преподобный Иосиф Волоцкий хорошо понимал социологическую и политическую сущность ереси, и как государственник, обладавший особым талантом видеть и понимать суть событий, противостоял появлению ересей в нашей стране. Возможно, именно он и предотвратил в России то развитие событий, которое в Западной Европе привело к трагическому разделению религиозной жизни».
Взгляд из будущего
Триумф иосифлян в трудах русских историков-эмигрантов, в частности Николая Бердяева, представлялся как событие исключительно трагическое, приведшее в конечном итоге к величайшим потрясениям начала XX века. Религиозный мыслитель Георгий Флоровский был менее категоричен в оценке внутрицерковного противостояния начала XVI столетия, он находил в этих течениях «столкновения двух правд: правды общественного служения и правды внутреннего делания, совершенствования человеческой личности».
Советская историография в столкновении интересов нестяжателей и любостяжателей усматривала классовый характер. Первых чаще всего связывали с интересами боярства, вторых – с дворянством. Писательница Мария Боровикова-Майкова нестяжательские идеалы заволжских монахов называла «умной молитвой», считая, что преподобный Нил Сорский остался в стороне от политических страстей и вряд ли одобрял действия своих учеников. Филолог Яков Лурье даже настаивал на отсутствии значительных расхождений во взглядах Нила Сорского и Иосифа Волоцкого.
Во второй половине XX века исследователи, учитывая новые источники, обратили внимание на более сложную картину происходившего. В частности, обсуждаемый конфликт они вписывали в общую картину дискуссии «о смысле или бессмысленности монашества как такового» долгое время ведущуюся в рядах русского православного священства.
Эта дискуссия, согласно современным взглядам, была в значительной степени определена различными полюсами существовавшей шкалы ценностей: «либеральный» — «консервативный», «прогрессивный» — «регрессивный». Подобная полемика остается животрепещущей и посей день.