Истории от Олеся Бузины: Секретная миссия Кирилла и Мефодия
Докиевская Русь. К славянам пешком, с Божьим словом и вином.
Михаил III Пьяница был посредственным императором, явно не соответствующим занимаемой должности. Он «возглавил» империю двух лет от роду и поначалу ничего не пил, кроме молока. Большинство славных событий его царствования произошло, когда он еще пускал пузыри в колыбели или делал первые детские шаги по мраморному полу дворца в Константинополе. Профаны часто ставят в заслугу этому владыке Византии восстановление в 843 году иконопочитания. Но забывают, что в год этого «свершения» Михаилу едва исполнилось три (!) года.
Ясно, что по причине младенческого возраста никакого влияния на это эпохальное событие в истории православия, ускорившее христианизацию язычников-славян, он оказать не мог. За императора-младенца правили другие: его мать, императрица Феодора, его дядя — одаренный администратор Варда и патриарх Фотий — талантливый и предприимчивый церковный деятель, по происхождению из армян. Заслуга последнего заключалась в том, что он одним из первых оценил пользу для государства не только острого меча, но и мягких методов психологической войны.
О восстановлении иконопочитания я заговорил недаром. Более чем за сто лет до описываемых мною событий, в 730 году, император Лев III Исавр запретил почитание икон православными. Это было грубым вмешательством в дела церкви. Но на империю наступали арабы, недавно принявшие новую религию — мусульманство. Они одерживали над византийцами одну победу за другой. И Лев Исавр решил, что причиной тому «идолопоклонничество». Дескать, христиане совершают страшный грех, позволяя себе изображать Бога на иконах. Поэтому Господь «отвернулся» от них и перенес свою благосклонность на последователей Магомета, поставившего под запрет любое изображение не только Божества, но даже обычного живого существа как… твари Божьей, сотворенной тем же Отцом Небесным!
На основании этой логичной теории тысячи прекраснейших икон безжалостно сожгли и изрубили в щепки. Страсти накалились настолько, что монахи-иконопочитатели бежали на окраины империи — в Крым, и даже в степи Северного Причерноморья — на Северский Донец, контролируемый хазарами. Там они вырыли первые пещеры, из которых впоследствии возник знаменитый Святогорский монастырь. Византия же надолго погрузилась в смуту, порожденную грубым насилием иконоборцев над сторонниками традиционного христианства.
Но к началу IX столетия ситуация кардинально изменилась. Арабов удалось отбить. И оказалось, что никакого отношения к уничтожению икон победа эта не имеет. Ее принесли реформаармии и объединение как иконоборцев, так и иконопочитателей против общего врага.
Зато теперь назрела новая проблема — авральная христианизация славян-язычников, угрожавших Империи с севера и уже занявших территорию нынешних Болгарии, Сербии и Хорватии. Эти милые люди в одежде из домотканого полотна, которого часто не хватало даже на рубашки, совершали набеги на Грецию в одних штанах, надеясь разжиться чем-нибудь еще, чтобы прикрыть голое тело, искусанное комарами и мухами. Не имея другого оружия, кроме копий и луков, славяне обожали нападать из засады, прятаться в болотах, куда ни один приличный римский воин не рисковал забираться, и выскакивали из грязи в самый неожиданный момент с грозными и часто нетрезвыми криками, представлявшими самые невообразимые комбинации отборнейшего мата.
Впрочем, у этих обаятельных варваров были и свои слабости. Незлые от природы, они «велись» на такие простые вещи, как доброе слово, веселая музыка и… дармовое вино. Последнее внушало византийским культуртрегерам оптимизм: значит этих «детей природы» можно было заманить в церковь сладким хоровым пением и там «взять» причастием, вся суть которого заключалась в глотке сладкого вина из ложечки, заботливо протянутой священником. В отличие от арабов, предпочитавших легкие наркотики, вроде «плана», балканские славяне, склонные к алкоголю, всей душой были готовы воспринять религию Христа и превратиться из врагов в союзников Византии. Ведь после причастия хочется «добавить» еще, а запасами вина и технологией его изготовления на тот момент обладали только ромеи. Сами понимаете, что приобщать к этим благам цивилизации каких-то необразованных варваров ЗА ТАК коварные византийцы не собирались.
НАРОД ЛЮБИТ КАРТИНКИ! Но технически проблему христианизации славян в столетие иконоборчества тормозило отсутствие у церковных пропагандистов «наглядного материала». Мышление милых полудикарей было образным, а сами они сплошь неграмотными по причине полного отсутствия какой-либо славянской письменности и даже алфавита. На детские умы славян эпохи раннего Средневековья можно было воздействовать только «комиксами» — красочными изображениями евангельских сюжетов в виде «святых картинок». Следовательно, во имя скорейшего распространения Слова Божьего, а заодно и своего идеологического влияния Византия просто не имела другого выхода, как вернуть изображения Иисуса и Апостолов на хоругви и стены церквей. Что она и сделала в 843 году.
В переводе с греческого «апостол» — посланник. Так называли первых учеников Христа. Патриарх Фотий чувствовал себя новым апостолам. А, может, (кто знает?) даже пытался уподобиться Сыну Божьему. Ведь у него тоже были ученики, готовые, подобно Апостолу Андрею, отправиться в Тавриду и на Дунай, чтобы проповедовать диким туземцам Евангелие и отучать их от вредных привычек приносить человеческие жертвы идолам и топить в Купальскую ночь девушку в реке, чтобы пополнить «гарем» водяного еще одной русалкой.
Патриарх Фотий преподавал в Константинопольском университете — единственном тогда высшем учебном заведении на всю Европу! Учеников у него было много. Но самыми известными в истории оказались так называемые «солуньские братья» — Кирилл и Мефодий.
Солуньскими их прозвали по имени места рождения — греческого города Салоники, вокруг которого осело множество славянских переселенцев. Происхождение братьев-просветителей не вполне ясно. Одни считали их славянами. Другие — греками. Точно известно только, что оба были билингвами: и греческим, и славянским они владели как родными. До пострижения в монахи Мефодий сумел даже дослужиться до должности стратига Славинии — византийской провинции на территории современной Македонии. Знание языка подчиненных (а стратиг объединял как военную, так и гражданскую власть), несомненно, способствовало его государственной карьере и облегчало общение со славянами, пробравшимися в пределы Империи. Как видим так называемых «нелегалов» хватало уже в те стародавние времена!
ЗВЕЗДА ВИЗАНТИЙСКИХ ТОК-ШОУ. В отличие от брата, Кирилл сразу пошел по научной линии. Женитьбе на богатой невесте он предпочел монашеский постриг и должность хранителя библиотеки в Софийском соборе, а на публичных богословских диспутах, представлявших в те глубоко религиозные времен нечто наподобие сегодняшних ток-шоу, буквально клал противников на обе лопатки. Говорят, что иконоборцы, дерзавшие спорить с Кириллом, после дискуссии с ним едва уползали в свои скучные, лишенные каких-либо изображений логова. Просто жег глаголом насквозь!
Нашествие русов Аскольда на Константинополь в 860 году произвело неизгладимое впечатление на патриарха Фотия. Старик (впрочем, во время знаменитого налета ему стукнул только сороковник) здорово струхнул. Он посвятил этому событию сразу две проповеди, произнесенные перед прихожанами в Соборе Св. Софии. «Горе мне, — восклицал Фотий в первой из них, — что я вижу, как народ грубый и жестокий окружает город и расхищает городские предместия, все истребляет, все губит, нивы, жилища, пастбища, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех поражает мечом, никого не жалея, ничего не щадя; всеобщая гибель! Он, как саранча на жатву и как плесень на виноград, или, лучше, как зной или тифон, или наводнение, или не знаю что назвать»…
Видите, как прихватило! Во втором послании патриарх даже назвал нашествие русов «Илиадой бедствий» и дал бессмертное описание нравов наших предков, которое так не любят цитировать современные историки: «Эта свирепость простиралась не только на человеческий род, но жестоко умерщвляла и всех бессловесных животных: волов и лошадей, птиц и прочих, какие только попадались; лежал вол и около него человек, дитя и лошадь получали общую могилу»…
Может, антинорманистам все-таки будет лучше признать этих кровожадных пришельцев с севера норманнами, а не славянами? Хотя я убежден, что некоторая часть славян в дружинах Аскольда, осадивших Царьград, уже все-таки была. Ведь жажда грабежа не знает этнических ограничений.
В общем, как подвел итог красноречивый патриарх перед развесившей уши паствой: «Я уверен, что все сознали (как способные постигать отношение Бога к людям, так и не умеющие понимать судеб Божьих), вообще все вы, я думаю, сознали и уразумели, что отяготевшая над нами опасность и грозное нашествие народа постигли нас не от чего иного, как от гнева и негодования Господа Вседержителя»…
Сделали вывод и русы, которых штормом разметало по всему морю. Причем тоже строго в представлениях той эпохи. Если небо наслало на нас такой ужасающий шторм, значит, Бог ромеев сильнее наших языческих богов. Уже в 867 году в «Окружном послании» Восточным Патриархам Фотий гордо отрапортовал, что страшный и воинственный «народ россов», причинивший недавно столько бед, сам принял христианскую религию. Это было первое крещение Руси — пока еще Руси Аскольда. То есть самого конунга и его варяжской дружины.
НА БОГА НАДЕЙСЯ, А САМ НЕ ПЛОШАЙ! Но полагаться только на неожиданный шторм византийцам больше не хотелось. Император Михаил Пьяница подрос и с молока перешел на более крепкие напитки. А вокруг патриарха Фотия в это же время сложился кружок интеллектуалов, решивший: пока владыка Византии пьет и не может взяться за оружие, придется действовать другим путем — словом. Так появилась на свет амбициозная византийская программа христианизации славян и создания для них азбуки, чтобы можно было перевести для новой паствы богослужебные книги.
В 863 году Кирилл с помощью брата и нескольких учеников (как мы бы сказали теперь — «научной группы») создал первый вариант славянского алфавита — так называемую «глаголицу». В буквальном переводе — «говорилку». Это было не такое простое дело, как кажется. Проблема заключалась даже не в том, чтобы придумать буквы, а в разделении славянской речи на фонемы — отдельные повторяющиеся с определенной частотой звуки, для обозначения которых эти буквы следовало подобрать. Но кирилло-мефодиевцы середины IX столетия блестяще справились с задачей, поставленной церковным руководством.
Последствия не замедлили сказаться. В 864 году крестился хан Борис — правитель Болгарии. Подобно тому, как на Руси власть захватили викинги-русы, давшие название новому государству, в Болгарии славянами правила одноименная тюркская орда. Она прикочевала аж с Волги через наши причерноморские степи и во времена Кирилла и Мефодия стремительно славянизировалась, переходя на язык своих подданных. Хану даже дали новое крестильное имя — Михаил. В честь византийского императора, продолжавшего беззаботно пьянствовать в Константинополе. В Болгарии Бориса почитают Равноапостольным — как у нас князя Владимира. И тоже именуют Крестителем. С помощью новой азбуки свирепого кочевника удалось несколько смягчить, ознакомив его с такими простыми истинами, как «не убий» и «не укради».
МЕЖДУ ЗАПАДОМ И ВОСТОКОМ. Но Борис очень скоро сообразил, что Константинополь слишком уж психологически давит на него своими проповедями, а попросту говоря — политическими инструкциями, и тут же подчинил Болгарскую церковь конкуренту Фотия — Римскому Папе Николаю I, с которым константинопольский патриарх обменивался взаимными анафемами. Под юрисдикцию Константинополя болгарская церковная «контора» вернулась только в 870 году, когда византийцы согласились предоставить ей широкую автономию. Тут уж пришлось всплакнуть Риму, потерявшему перспективное угодье, с которого можно было брать десятину.
В первой половине 60-х гг. IX ст. Кирилл и Мефодий сумели утвердить византийский вариант христианства с богослужением по-славянски, а не на непонятной латыни в Великой Моравии и в Блатенском княжестве возле озера Балатон в современной Венгрии, где никаких венгров тогда еще не водилось, а жили только славяне. Уже после смерти брата Мефодий в 874 году крестил чешского князя Буривоя и его жену Людмилу.
Что удивительно: в тех славянских странах Запада, где побывали Кирилл и Мефодий, до сих пор сохранились явные симпатии к Руси и восточному православию, несмотря на все последующие усилия папского Рима. А в Польше, куда братья не дошли, православие на дух не переносят. Там мозги паствы изначально обработали католические миссионеры, привившие матрицу неприятия к восточному христианству от Византии. Старые счеты Рима и Константинополя сказываются на нашей жизни и сегодня. Только граница между двумя мирами пролегает теперь не по Чехии и Моравии, а по Украине. Тут ныне разгорается решающая битва за души.
Олесь Бузина, 30 ноября 2013 года