Полк Красной Звезды был создан как альтернатива общепринятым взглядам на советское военное строительство, утвердившимся весной 1919 года. Это был своего рода эксперимент, результат которого оказался трагичным и поучительным.

В начале 1919 года, несмотря на определённые успехи в строительстве Красной армии, её дальнейшее развитие столкнулось с организационными трудностями. Сказалось отсутствие у большевиков единства взглядов на военную политику. Особенно остро это проявилось накануне VIII съезда РКП(б) и в его ходе, когда чётко обозначились две линии в военном вопросе: одна — сторонников ЦК РКП(б), другая — так называемой «военной оппозиции». Активными представителями последней были делегаты, избранные от партийных организаций Восточного фронта. Своё основное требование они сформулировали так: всякий коммунист сможет командовать, если при нём будет специалист. Армия должна строиться на «сознательной дисциплине», когда приказы могут обсуждаться. Воинские уставы, таким образом, должны быть иные, чем существующие, — без привилегий комсоставу и прочих формальностей старой армии. В доводах другой стороны, наоборот, подчёркивалась неготовность коммунистов к военному руководству. «Это люди, знающие несколько страниц военных книг, и доверять им ответственную задачу — значит производить опасные эксперименты». Поэтому на командных должностях должны быть люди, сведущие в военном деле. Коллективное же командование — это «возвращение к партизанщине», этапу уже пройденному.

Военный вопрос на VIII съезде получил широкое обсуждение, результатом которого стало одобрение позиции ЦК. В итоге Вооружённые силы РСФСР обрели необходимую концепцию строительства массовой регулярной кадровой армии на принципах системности, масштабности и строгой централизации.

Но сторона, потерпевшая неудачу, сдалась не сразу. То, чего не получилось в теории, оппозиционеры решили доказать на практике. Благо, повод к тому был. В одном из предсъездовских интервью главный стратег линии ЦК в военном вопросе Лев Давидович Троцкий обмолвился в адрес «военной оппозиции»: «предлагать на словах легко, а вот попробуйте создать «образцовую дивизию вашими методами, подберите ваш командный состав, дайте вашу постановку политической работы; военное ведомство придёт вам на помощь всеми необходимыми средствами».

Сказано это было в адрес Уральского обкома РКП(б), который до съезда опубликовал свои «мотивированные тезисы о Красной армии». Теперь же, накануне партсъезда, Троцкий предложил эксперимент, заявив, что «такой опыт кое-чему научил бы и самих критиков, да и всё военное ведомство».

31 марта 1919 года на заседании Пугачёвского уездкома РКП(б) была составлена телеграмма на имя Троцкого: «Вы выражаете согласие прийти на помощь всеми необходимыми средствами в деле создания образцовой воинской части… Пугачёвский уездком партии коммунистов вполне разделяет точку зрения Уральского обкома. Ходатайствуем перед Вами настоящей телеграммой о формировании одной дивизии… Формирование технической части, как и политической, возлагается на бывшего председателя Уфимского губкома, председателя Уральского обкома, Уральского областного ревкома тов. Ермощенко. Место формирования — Пугачёв». Разрешение было получено на следующий день. Но формировать позволили не дивизию, а полк.

Получивший карт-бланш В. И. Ермощенко решил создать образцовую боевую часть строго по наработкам Уральского обкома.

Полк должен был состоять из коммунистов, сознательных рабочих, добровольцев и иметь в своём составе пехоту, конницу и артиллерию. Всё это очень походило на ситуацию годичной давности, когда по такому же принципу формировались полупартизанские добровольческие части Красной армии. Даже первоначальное название полка напомнило то время — «1-й пролетарский коммунистический полк Красной Звезды».

Лидер пугачёвских большевиков Ермощенко был сторонником крайних левых взглядов в партии и являлся активным участником «военной оппозиции». С 1917-го он руководил Пугачёвским советом, а в январе — марте 1919 года успел побывать председателем Уфимского губкома РКП(б), а затем председателем Уральского (Яицкого) областного ревкома в Уральске, пока вновь не вернулся в Пугачёв. Будучи короткое время главой уфимских коммунистов, Ермощенко входил в Уралобком и, по свидетельству очевидцев, был среди инициаторов тех самых «мотивированных тезисов».

4 апреля 1919 года Пугачёвский уездком постановил в трёхдневный срок призвать в уезде для полка 50 процентов коммунистов и им сочувствующих. В инструкции волостным исполкомам разъяснялось, что призывать надо сначала коммунистов-добровольцев, но, если таковых будет недостаточно, провести жеребьёвку среди всех «партийных товарищей».

Воинская часть, хотя бы и экспериментальная, не могла существовать вне рамок действующей армейской системы. Полк под 221-м номером внесли в боевое расписание 4-й армии и наметили пополнить им 74-ю бригаду 25-й стрелковой дивизии. Но полученный номер так и остался на бумаге.

В апреле 1919-го советской Южной группе войск Восточного фронта поставили задачу отразить удар колчаковцев и разгромить их. Для этого концентрировались силы и средства четырёх армий — 1,4,5-й и Туркестанской. Подтягивались резервы, в том числе ещё формирующиеся части. Времени на организацию отводилось мало, и командующий Южной группой войск Михаил Васильевич Фрунзе предложил применить последовательное формирование, то есть, не дожидаясь полной готовности полков, отправлять на фронт батальоны по мере их комплектования.

Для 25-й стрелковой дивизии, куда собирались влить полк Красной Звезды, предложение командующего оказалось кстати.

После чувствительных потерь в январско-мартовских боях с уральскими казаками дивизия во главе с новым начальником Василием Чапаевым воссоздавалась, по сути, заново. Так, её 74-я бригада срочно собиралась из сил, имеющихся в Самарской и Симбирской губерниях. Фрунзе торопил местные власти, но поддержку оказывали не все. Категорически против поэтапного формирования частей выступил Ермощенко. Он стремился оставить полк в ведении Пугачёвского уездного исполкома для собственных нужд, в первую очередь для карательных операций против дезертиров, которых, как указывал Ермощенко, в уезде было более десяти тысяч. Другой важной задачей считалась агитация среди местного населения. В полку создавался мощный штат агитаторов, даже появился походный театр.

Возможно, имелся и личный мотив. Год назад, когда в Николаевском уезде только создавались первые красноармейские формирования, Ермощенко значился главнокомандующим всеми вооружёнными силами уезда, а Чапаев всего лишь батальонным инструктором. Теперь же бывший подчинённый становился начальником в более высокой должности, а это усложняло и без того непростые отношения двух руководителей. В силу этих причин вопрос о выдвижении полка на фронт его командованием сознательно затягивался. В итоге 221-й номер передали другому полку — Сызранскому, который влили в 74-ю бригаду 25-й дивизии.

Особый статус воинской части позволял её командиру «капризничать» по поводу официальных распоряжений и выставлять собственные претензии. Об этом свидетельствует переписка пугачёвцев со штабом Южной группы войск и командованием 4-й армии. На все назначаемые сроки выступления полка находилась причина его неготовности: недостаток людей, лошадей, вооружения, имущества и так далее. Командование до поры до времени это терпело. Фрунзе даже разрешил доукомплектовать полк добровольцами из запасных частей по согласованию с дивизиями, которым они принадлежали. Мало того, позволил забрать в уезде всех призывников 1899 года рождения, определённых местным уездным военкоматом в другие части действующей армии 18.

Поначалу из коммунистов записались в полк добровольцами 360 человек. Пришлось обратиться к профсоюзам. В это время Самарский губпрофсоюз объявил 25-процентную мобилизацию для борьбы с Колчаком. Всех призванных членов профсоюзов в Пугачёвском уезде Ермощенко забрал себе. Но людей по-прежнему не хватало. Тогда-то и подоспело разрешение Фрунзе пополниться красноармейцами очередного призыва. Через месяц формирования в полку числилось: коммунистов и сочувствующих – 401 человек, рабочих от профсоюзов – 451 и мобилизованных красноармейцев – 609 человек. Итого -1461 красноармеец и командир. По должностям и специальностям значилось: командного состава – 74 человека, кавалеристов – 30, артиллеристов – 120, пулемётчиков – 22, сапёров – 26, стрелков – 694, прочих родов -176.

В коммунистическом полку постарались обойтись без военспецов. Лишь на должности комбатов поставили трёх бывших штабс – капитанов — офицеров военного времени. На низкий профессионализм комсостава указала впоследствии комиссия, расследовавшая гибель части. Действительно, командир полка Ермощенко был в прошлом рядовым запасного полка, в боях не участвовал. Его заместитель В. И. Пахомов имел боевой опыт, но чин тоже невысокий – прапорщик. Начальник штаба П. И. Ульянов значился бывшим унтером, а его помощник И. Ф. Задорожный – рядовым. Участвовал в боях только последний. Комсостав рот и взводов тоже состоял из нижних чинов, за исключением одного прапорщика. Ещё одним нововведением, навеянным «мотивированными тезисами» Уралобкома, стал отказ от повышенного жалованья комсоставу в сравнении с рядовыми красноармейцами. Весь личный состав полка был уравнён в правах.

Полк одели в специально пошитое новое обмундирование с отличительным головным убором —форменной панамой. Не было препон и в получении другого военного имущества. В частности, поступил полный комплект средств связи — телефонные аппараты, велосипеды и мотоциклы. В итоге перед походом всё хозяйство полка вместе с театральным реквизитом еле-еле уместилось на 600 конных подводах.

Единственной проблемой оставалось вооружение. Если трёхлинейные винтовки имелись у каждого бойца, то станковых пулемётов на полк нашлось всего десять. По нормам это соответствовало оснащению одного батальона. Мало было патронов — только 25 000 штук. Совершенно отсутствовала артиллерия. Недополученные боеприпасы и орудия предполагалось доставить в полк на марше или ближе к фронту, в конечный пункт назначения. Практика для того времени совершенно обычная. Что, кстати, и произошло: патроны и артиллерию отправили вслед полку. На фронт полк убыл экстренным порядком 9 мая 1919 года. Ермощенко на тот момент оказался далеко от своего детища и не смог на этот раз помешать выходу.

Управление армии само находилось в процессе реорганизации. Бывший командарм Фрунзе полностью переключился на Южную группу войск и оставил за собой в Самаре прежние реввоенсовет и штаб 4-й армии. Новые реввоенсовет и штаб создавались в Саратове. Со дня на день ожидалось прибытие нового командарма К. А. Авксентьевского и начальника штаба А. К. Андерса. Ситуация же на фронте армии требовала постоянного вмешательства.

Роль 4-й армии в начавшемся контрнаступлении Восточного фронта была вспомогательной: сковать силы уральского казачества, помешать его коннице развернуться в тылу основных ударных сил красных. Реализация плана возлагалась на 22-ю стрелковую дивизию – единственное соединение, оставленное в 4-й армии на период контрнаступления. Но дивизия в середине апреля понесла большие потери и в беспорядке откатилась к Уральску. Только здесь, распавшись на две группы – Уральскую и Деркульскую, она встала на линии железной дороги Саратов – Уральск, явно рассчитывая на помощь армейских резервов. Фрунзе через штаб 4-й армии поставил наконец перед полком Красной Звезды задачу связаться с Деркульской и Уральской группами.

В момент выступления полка из Пугачёва он состоял из 1-го и 2-го батальонов по три роты и ещё одной роты недоформированного 3-го батальона. Имелись также команды — пулемётная, сапёрная, связи, конных разведчиков и хозяйственная. Числилась батарея, но без орудий. И, конечно же, политотдел. Возглавлял его бывший редактор «Яицкой правды» журналист Марк Хайн.

Предстояло преодолеть примерно 240 вёрст. К вечеру полк, пройдя 32 версты, вошёл в село Старую Порубежку. Там заночевали. Утром стало известно, что в Таловом казаки. Посовещавшись, постановили продолжить путь и в семь вечера остановились в Рахмановке, что в 55 верстах от Пугачёва. Здесь решили обосноваться и ждать следующих распоряжений, а пока 11 мая, в воскре-сенье, провести в окрестных сёлах митинги. Агитационный вояж с участием 40 партийных работников и походного театра затянулся до полудня 12 мая.

А накануне поздно вечером в Рахмановке появился Ермощенко. Он пообещал скорое прибытие подвод с боеприпасами и отправился осматривать расположение полка. Днём местные жители принесли новость, что противник всего в 18 верстах — в селе Карловке. Разведку послать не решились, да её и не было: имевшихся три десятка кавалеристов отправили обеспечивать митинги. Поэтому пугала неизвестность: или в Карловке небольшой разведывательный казачий рейд, или солидное боевое формирование. Как бы то ни было, ночью вышел приказ — отойти к Старой Порубежке. Немедленно начали готовить обоз, который к 10 часам утра уже потянулся из Рахмановки. Оставалось дождаться из деревень агитаторов и тронуться вслед всем полком.

Было ли решение оставить Рахмановку правильным? Может, следовало организовать оборону села? С его восточной стороны имелась естественная преграда для казачьей конницы — речки Камелик и Лагуниха. Правда, с юга и запада простиралась открытая степь. Но ещё с прошлогодних боёв здесь остались окопы, откуда местность хорошо простреливалась. Выйти же целым полком в степь без точных сведений о противнике было гораздо опаснее. Защититься от конной атаки на марше значительно сложнее, тем более с неопытными красноармейцами. Рахмановку было приказано покинуть, и личный состав полка занялся походными сборами, вместо того чтобы готовиться к бою и оборудовать позиции у села. Разведки не было. Только выставили небольшой секрет за мостом через Лагуниху и посадили на колокольню связиста с биноклем и телефоном.

А казаки были рядом. Разведывательный рейд по Пугачёвскому уезду совершал 2-й Партизанский конный казачий полк войскового старшины В. Г. Горшкова — около трёхсот всадников с шестью пулемётами. Казаки не только наблюдали за передвижениями красных, но и нападали на них, если находили нужным. Одним словом, действовали по обстоятельствам. Вот и в случае с Красной Звездой была полная уверенность в своих силах: все собранные данные говорили о низкой боеспособности красного полка.

Красные были атакованы по выходу из села. Их колонна растянулась, и, когда вдалеке, за три версты с юго-запада, показались точки всадников, красноармейцы залегли вдоль дороги и у кладбища. Сразу же занервничали и без команды открыли стрельбу. Выстрелы летели в пустоту: почти никто не умел пользоваться винтовочным прицелом. Но самое главное — на каждого бойца приходилось по 15-25 патронов, и их запас быстро иссяк. Не оказалось и пулемётов, отправленных утром с обозом. Казаки маневрировали, но с ослаблением стрельбы ринулись в атаку всей лавой. Ермощенко, так и не сумев наладить командование полком, приказал отступать к Старой Порубежке. Полк разделился: меньшая часть побежала по дороге за командиром, а большая рассыпалась и в панике устремилась в Рахмановку. Здесь красноармейцы были прижаты к реке, побросали в воду бесполезные винтовки и сдались. Кто-то сумел перебраться на тот берег, но казаки, преследуя убегавших, перешли Камелик на лошадях и настигли их, довершив разгром.

Цифры потерь разнятся. По источникам белых, около 600 красноармейцев было уничтожено и ещё столько же попало в плен. Захвачено много винтовок. В руки казакам попался также транспорт с боеприпасами, тот самый, который ждали в Красной Звезде. Уральцы наткнулись на него, преследуя небольшими силами остатки полка во главе с Ермощенко. Красным транспорт попался раньше, и они, успев набить карманы патронами, стали активно отстреливаться. Казаки прекратили преследование и прибрали две двуколки с 18 ООО патронов.

Пропало без вести около 600 человек, спаслось — 400. Куда делись ещё примерно полтысячи человек, неизвестно.

Остаётся малоизученным вопрос о пленных. Для любого рейда важно стремительное продвижение, и пленные всегда обуза. Известно, что в Рахмановке расстреляли 15 коммунистов, а остальных красноармейцев с песнями (заставляли петь «Коробейники») под небольшим конвоем отправили по направлению к югу. В последующем часть пленных оказалась в пехотных формированиях белой Уральской Отдельной армии.

Причины трагедии по горячим следам озвучила особая комиссия 4-й армии — это несоответствие своей должности командира полка Ермощенко, слабая подготовка командного состава и красноармейцев, низкая дисциплина и слабый боевой дух. Комиссия пришла к выводу, что имевшегося количества патронов должно было хватить для отпора конному полку, но отсутствовали «управление огнём, дисциплина огня и обученность стрелков». Эпопея с показательно-образцовой воинской частью закончилась печально. Предвзятые настояния «военной оппозиции» обернулись напрасными жертвами, ставшими горьким упрёком любительству и партизанщине в военном деле.

Анатолий СИМОНОВ, кандидат исторических наук

Журнал «Родина», август 2013 года