Польский транзит. Русская эмиграция в межвоенной Польше
После военно-политических катаклизмов 1910-х годов на карте Восточной Европы появились новые государства. Среди них было и «старое» новое государство Польша, не раз всплывавшее ранее в истории России. В какой-то степени близкой Польша оказалась и для русской политической эмиграции. Как именно русская эмиграция организовывалась в соседней с Советской Россией стране, почему ей не удалось прижиться в славянском государстве и отчего Польшу скорее можно назвать транзитным пунктом, нежели эмигрантским центром, рассказывает статья нашего нового автора Василия Азаревича.
В массовом сознании жителей бывшего СССР понятие «русская эмиграция» неразрывно связано с Парижем, обречённым фатализмом и грёзами о былой красивой жизни. Более осведомлённые в данном вопросе люди безошибочно отнесут к очагам русской эмиграции такие города, как Белград, Берлин, Прага и Харбин. Однако для большинства русских изгнанников путь очарованного странника начинался с другой страны, которая впервые появилась на карте мира в 1918 году, после долгого перерыва, охватившего собой весь XIX век и почти четверть века XVIII-го. Этой страной была Польша.
В разное время называлась разная численность русской диаспоры. Кто-то говорил о полумиллионе человек, кто-то сразу о пяти миллионах, но при этом наибольшее их единовременное количество почти до 1924 года оставалось в Польше. На самом деле утверждение о том, что численность русских эмигрантов в Польше составляло около 500 тысяч человек, является достаточно спекулятивным, так как со строго юридической точки зрения большая часть населения Польши, за исключением нескольких исторических областей, вроде Великопольши, Мазурии или Малой Польши, вошедших в состав Пруссии и Австрийской империи, была подданными российского императора.
Чтобы избежать двусмысленности, под понятием «русская эмиграция в Польше» имеются в виду как русские беженцы из других областей России, спасавшиеся от большевиков в бывшем Варшавском генерал-губернаторстве, так и русское население тех областей Российской империи, которые вошли в состав Польши в период с 1918 по 1921 год, когда между РСФСР и Польшей был подписан Рижский мирный договор, не только положивший конец советско-польской войне, но и передавший Польше западные области современных Белоруссии и Украины.
Бывшая родина как новая страна
В 1918 году, когда началась история «возрождённого» польского государства, а вместе с ней и история русской эмигрантской диаспоры в Польше, сказанные двумя годами ранее Николаем Гумилёвым в его «Записках кавалериста» слова «Южная Польша — одно из красивейших мест России» были одновременно символом прошедшей жизни и символом надежды на жизнь новую. Проблема лишь в том, что политическая реальность, как обычно, изменила всё самым радикальным образом. Бывшая для многих родина, представлявшаяся всегда в качестве неотъемлемой части «большой» России, Польша предстала перед всем миром как новая страна.
Лидером нового государства стал подданный Российской империи Юзеф Пилсудский, родившийся недалеко от Вильно–Вильнюса в 1867 году. Основной целью своей деятельности он видел ситуацию, при которой «Польша окажется в центре восточноевропейских дел», как он сам писал польскому послу в Лондоне в 1918 году. Занимавшийся в России антигосударственной деятельностью, направленной на ослабление империи и воссоздание Речи Посполитой, Пилсудский с 1892 года мечтал о резкой смене полюсов силы в регионе. С его точки зрения, Россия должна была быть максимально ослаблена, а её границы с Польшей — отодвинуты как можно дальше на восток. Польша должна была превратиться в федеративную державу нескольких народов, раскинутую от Балтийского до Чёрного моря. В этой идее Пилсудского сквозило желание вернуться к статус-кво XVI-XVII веков, каким его представлял себе пан «начальник государства».
Юзеф Пилсудский в 1922 году
Руководствуясь данной идеей, Пилсудский подходил к выводу: Россия должна быть максимально ослаблена. По этой причине он считал необходимым для польских национальных интересов остановить боевые действия с РККА, чтобы та могла добить армии Деникина. Точно из тех же соображений Пилсудский считал допустимым формирование на территории Польши антисоветских войсковых частей из числа русских эмигрантов, которые бы сражались с большевиками в рядах польской армии. Понятно, что этим войсковым формированиям требовалась определённая степень автономии, а вместе с ней и политическое руководство со своим вождём. Таковым вождём был выбран Борис Савинков.
Борис Савинков в 1917 году
Уроженец Варшавы Борис Савинков, сказавший когда-то: «Морали нет, есть только красота», решил, пребывая в Польше, полностью отдаться красоте борьбы с большевизмом, попирая собственную мораль. Причина, по которой из всех деятелей антисоветского движения Юзеф Пилсудский, после консультаций с Уинстоном Черчиллем, захотел видеть политическим лидером русского антисоветского движения на территории Польши именно Савинкова, была достаточно проста. Пилсудский считал, что Савинков наименее всех вождей и лидеров антисоветских белых движений подвержен русскому империализму и желанию после победы над большевиками возродить Россию в границах 1914 года. Партия эсэров, к которой принадлежал Савинков ещё задолго до революции, считала, что Россия должна стать федеративной республикой, а за Польшей и Финляндией признаётся право на самоопределение вплоть до отделения. Такая точка зрения полностью устраивала Пилсудского и позволяла навязывать Савинкову определённые правила игры.
Политический комитет и демократическая армия
Другой видный деятель русской, уже послевоенной, эмиграции Эдуард Лимонов позднее писал:
«Савинков неуловимо близок чем-то к Гумилёву — оба империалисты, вояки, европейцы, эстетически близкие к фашизму. Не к идеологии фашизма муссолиниевского образа, но к фашизму футуриста Маринетти, который воспевал орудийные разрывы и кустистые цветы пулемётных очередей».
По иронии судьбы, эти строки Эдуард Лимонов писал в следственном изоляторе ФСБ «Лефортово», где находился во время следствия по делу о подготовке вооружённого мятежа в северном Казахстане. За семьдесят с лишним лет до него в этом же изоляторе пребывал и Борис Савинков, обвиняемый советской властью в контрреволюционной деятельности.
Эта деятельность вылилась в создание так называемого Русского политического комитета (РПК), созданного в июне 1920 года. Данная организация должна была стать политическим штабом антисоветских русских формирований на территории Польши. Она изначально называлась «Русский эвакуационный комитет», и её деятельность должна была оставаться в секрете до того момента, когда сформированные ею войска выйдут на фронт.
Формально РПК занимался помощью так называемому «отряду Бредова». В январе–феврале 1920 года отряд генерал-лейтенанта Николая Эмильевича Бредова, отступая с Правобережной Украины, перешёл на территорию Польши, откуда собирался на кораблях союзников России по Антанте убыть в Крым, под командование Врангеля. Руководство РПК считало, что именно отряд Бредова должен составить основу для русской армии, и после переговоров с Врангелем Савинкову удалось добиться, чтобы часть бойцов отряда добровольно перешла под командование РПК. Формально Савинков координировал свои действия с Врангелем, однако, их разделяло слишком многое — зависимость Савинкова от военного министерства Польши, стремление Врангеля к возрождению России в довоенных границах и идеологические разногласия.
Руководство РПК состояло из идейно близких Савинкову людей — представителей партий эсэров и левых кадетов. Огромную роль в формировании политического руководства РПК сыграли друзья Бориса Савинкова, введшие его в мир литературы — Дмитрий Мережковский и Зинаида Гиппиус, проживавшие тогда в Варшаве. Именно благодаря им их общий друг, известный до революции в качестве художественного и литературного критика, Дмитрий Философов, стал заместителем Савинкова. До Первой мировой войны он совместно с Василием Розановым и Дмитрием Мережковским вёл религиозно-философские собрания, а также был редактором журнала «Мир искусств», принадлежавшего его двоюродному брату Сергею Дягилеву. Теперь же Философов писал прокламации и идеологические тексты.
Идеология РПК была очень аморфна. Она опиралась на дореволюционные эсэровские программы, стремилась обращаться к русскому крестьянству, но именно опора на программу эсэров задавала её вторичность. За время пребывания в Варшаве Савинков пытался найти новые идеологические концепты и формулы, даже выезжал в Рим, где встречался с лидерами фашистских движений, собираясь переносить их идеи в среду русской эмиграции.
Одним из наиболее жёстких условий работы РПК, которое было выдвинуто со стороны Пилсудского, заключалось в признании самостоятельности виртуальных к тому моменту Белорусской и Украинской народных республик. Признание этих воспринимаемых как сепаратистские движений отталкивало от РПК многих державно настроенных русских офицеров, рассматривавших Польшу сугубо как транзитный пункт для дальнейшего движения во врангелевский Крым или в эмиграцию.
В конечном итоге, РПК удалось создать 3-ю русскую армию под командованием генерал-лейтенанта Петра Владимировича фон Глазенапа. Из-за разногласий между Глазенапом, которого обвиняли в левых взглядах, и другими офицерами он был заменён на генерал-лейтенанта Бориса Пермикина. Другим антисоветским формированием, созданным РПК, стала Русская народная добровольческая армия (РНДА) авантюриста Станислава Булак-Булаховича. Он успел послужить красным в Пскове (и затем чудом избежал казни по приказу Пермикина, бывшего «белым» комендантом Пскова), перешёл на сторону белых, а уже оказавшись в Польше, стал считать себя белорусом. Пилсудский говорил про Булак-Булаховича, что «сегодня он белорус, завтра поляк, а послезавтра негр», но доверил ему формирование РНДА.
Станислав Булак-Булахович в 1920 году
Обе русские армии были разбиты на фронтах советско-польской войны, не успев достичь сколь-либо значимых усилий. Низкая эффективность 3-ей русской армии привела к тому, что уже осенью 1920 года она была переподчинена частям армии УНР, что ещё хуже сказалось на её боевом духе. Части Булак-Булаховича по приказу командира стали повстанческой белорусской армией. По итогам Рижского мирного договора 1921 года польские власти взяли на себя обязательства по разоружению и интернированию антисоветских русских, белорусских и украинских формирований, в связи с чем бойцы 3-ей армии были помещены в концентрационный лагерь в Щипёрно, где положение солдат и офицеров больше походило на положение военнопленных, содержание которых нарушало все возможные конвенции. Лишь после нескольких запросов со стороны Савинкова на имя Пилсудского условия содержания были смягчены, чем воспользовались многие бывшие бойцы армии, дабы эмигрировать из Польши.
В итоге командующий 3-й русской армией Пермикин ещё на какое-то время задержался в Варшаве, участвуя в деятельности РПК, направленной на облегчение положения своих бойцов, но уже позже он выехал во Францию. Булак-Булахович же окончательно решил быть белорусским военно-партизанским лидером и в таком качестве продолжал беспокоить советскую власть до 1939 года. Примечательно, что во время Второй мировой войны служившие вместе Пермикин и Булак-Булахович оказались по разные стороны баррикад. Пермикин стал генералом прогитлеровской РОА, а Булак-Булахович в 1939 году создал антинемецкий партизанский отряд и погиб в бою с немецким патрулём в 1940 году.
Борис Пермикин в 1920 году
Со всеми остановками на Запад
После поражения в советско-польской войне русские эмигранты стали активно покидать Польшу. Многие эмигрировали в Германию или Чехословакию. Гиппиус и Мережковский уехали в Париж. В Варшаве остались единицы, что было вызвано крайне недружелюбным отношением польских властей к эмигрантам — власти новой Польши искренне считали, что «москали» являются оккупантами и должны покинуть страну как можно скорее и уехать как можно дальше. Фактически, оставались лишь те эмигранты, которые обладали определённым положением в местном обществе, или те, кому было совсем некуда деваться. Подписание Рижского договора нанесло сильный удар по русской диаспоре, наглядно показав, что ради своих национальных интересов поляки готовы охотнее мириться с советским правительством и поддерживать состояние холодного мира с Советами, нежели участвовать в какой-то активной войне против большевизма.
Подписание Рижского мирного договора
Борис Савинков оставался в Варшаве потому, что продолжал руководить антисоветским движением, не подозревая, что вся его деятельность давно известна спецслужбам Советской России. В конечном итоге Савинков пал жертвой операции ОГПУ «Трест», будучи выманенным в СССР под предлогом участия в деятельности подпольной антисоветской организации. Его признания, сделанные в суде, согласно которым он раскаивался в своей деятельности против советской власти, нанесли огромный репутационный удар по русской эмиграции в Польше. После этого она окончательно утратила какую-либо политическую субъектность, став лишь диаспорой людей, оставшихся без родины и оказавшихся в недружелюбном окружении — людей, которые теперь движутся со всеми остановками из Польши на Запад, стремясь оказаться как можно дальше от «покрасневшей» отчизны.
Оставшаяся диаспора пыталась сохранить свою национальную идентичность, для чего эмигранты пытались создать сеть русских школ. Однако, польское политическое руководство было заинтересовано в создании моноэтнического польского государства, из-за чего с 1918 года началось закрытие русскоязычных учебных заведений. Польские власти разрешили создание частных учебных заведений с преподаванием на русском языке, что не мешало Варшаве стараться изо всех сил сократить их количество. Русские школы и гимназии рассматривались польскими властями как источник потенциальной угрозы сепаратистского и националистического толка, из-за чего их деятельности ставились многочисленные препоны. К 1927 году в Польше было лишь 10 средних учебных заведений с преподаванием на русском. Учебных заведений иного уровня не осталось.
Надо отметить, что Польша была одной из немногих стран, власти которой открыто высылали эмигрантов в РСФСР. Эта практика была прекращена лишь в 1924 году, но положение русской диаспоры оставалось незавидным. Иностранным беженцам всех национальностей выдавалось два типа удостоверений личности — «карты азиля» (убежища) и «карты побыта» (пребывания). «Карты азиля» полагались лишь тем, кто оказался в Польше после заключения перемирия с большевиками, остальные проживали по «картам побыта». Гражданство и политическое убежище выдавались в индивидуальном порядке. Приобретение нансеновских паспортов русским эмигрантам польский МИД разрешил лишь в 1929 году.
До сих пор точно неизвестна численность русской эмигрантской диаспоры в Польше. Во-первых, Польша была транзитной страной, поэтому в некоторых работах можно встретить утверждения, что численность русских доходила до 300 тысяч человек. Такие цифры относятся к периоду 1918–1920 годов, и надо учитывать, что многие из этих эмигрантов не задерживались в стране дольше, чем на несколько месяцев.
К концу 1920-х годов в Польше насчитывалось уже 38 тысяч лиц русской национальности, но сюда входило ещё и русское население восточных областей Польши, перешедших к ней по Рижскому мирному договору, русское население Вильнюса, аннексированного Польшей, а так же определённое количество белорусов и украинцев, которых польские власти записывали в русские, чтобы приуменьшить статистические показатели численности национальных меньшинств в своём государстве. Несмотря на все искажения статистики и агрессивную политику ассимиляции и дискриминации национальных меньшинств, восток Польши, до революции входивший в состав западных губерний Российской империи, так и не стал польским, оставаясь литовским, белорусским, украинским — каким угодно, но не таким, каким его хотели видеть в Варшаве.
Языковая карта межвоенной Польши
Финальную точку в этой истории поставили немцы и Вторая мировая война. Большая часть русских эмигрантов воспользовалась вхождением Польши в состав Третьего Рейха, чтобы переехать в Германию и Францию. Те, кто не сделал этого в 1939–1940 годах, ушли дальше на запад вслед за отступавшим Вермахтом в 1944 году. В сухом остатке получилось так, что максимально близкая для русских по культуре и менталитету страна, образовавшаяся после краха Российской империи, оказалась к русским эмигрантам наиболее недружелюбна. В то же время, эта страна была транзитным коридором для многих беженцев на запад, из-за чего немало эмигрантов прошли через Польшу, пожив в ней какое-то время и убедившись в бесперспективности подобной жизни.
Автор: Василий Азаревич