Как я начал заниматься клещами-краснотелками
Получил в комментах вот такой запрос: "А нет ли у вас поста на тему "как я начал заниматься краснотелками"? Было бы интересно почитать-)"
В старших классах у меня сформировалось мнение, что занятие, достойное свободного человека, должно быть абсолютно бесполезным. Рассматривал три главных альтернативы: энтомологическая систематика (сбором и определением насекомых я занимался класса с шестого), чистая математика (которая меня впечатлила, главным образом, после поступления в 9 класс ФМШ 45) и художественное творчество (я с неплохими результатами закончил детскую художественную школу в Петергофе). Победила, в итоге, систематика, потому что остальные варианты были несовместимы с натуралистическими интересами, отказаться от которых было не в моих силах.
Поэтому в 1985 я поступил на биофак ЛГУ. Сдал два экзамена: математику на 5 и сочинение на 4 - этого было достаточно, чтобы поступить, не сдавая остальных экзаменов.
Далее встал вопрос о выборе "группы", т.е. отряда и семейства - потому что современные систематики-энтомологи всегда узкие специалисты. Еще в школе я начал собирать и определять пауков: это очень красивые животные и собирать их увлекательно. Но было совершенно ясно, что устроиться на работу с такой специализацией невозможно. В ЗИНе была вакансия по систематике совок (Noctuidae): я попробовал их определять, но как-то это не пошло. Там надо было смотреть конфигурацию жилок на крыльях, а их было совершенно не видно под покровом чешуек. Но потом появилась еще одна вакансия - клещи-краснотелки. Ну, я решил, что, во-первых, это ведь тоже арахниды, как и пауки, а во-вторых, не все ли равно, какой группой заниматься.
В результате, в 1988 г., на втором курсе (два года были потеряны в армии, куда меня забрали с биофака осенью 1985) я появился в лаборатории паразитологии ЗИНа. Мне выделили половину стола: напротив, за этим же столом, сидел специалист по паукам Овчаренко, который, к тому же, был парторгом института (после падения железного занавеса он тут же эмигрировал в Штаты). В том же кабинете, за шкафами, помещалась сумасшедшая женщина, которая занималась панцирными клещами. Дали микроскоп МБИ-3 с фазовым контрастом и рисовальным аппаратом (это и сейчас моя основная рабочая оптика), на котором я начал рисовать и мерять краснотелок. Помню, что в поле зрения был полный мрак; далеко не сразу я догадался, что надо просто убрать фильтр ))
Надо сказать, что для полноценной работы в области систематики краснотелок в ЗИНе не было примерно ничего: ни типов, ни справочной коллекции (кое-что, совсем немного, обнаружилось потом - оно лежало где-то в других кабинетах и о нем никто не помнил), ни специалиста-систематика, который мог бы ввести в курс дела (специалист, Н.И. Кудряшова, работала в Зоомузее МГУ). Но я не знал, что бывает по-другому, и принимал это как должное. Был спиртовой материал, недавно собранный в Дагестане и на Западном Копетдаге, который я и принялся обрабатывать.
Первая курсовая была обзорная - "Систематический статус клещеобразных арахнид". Вторая содержала результаты определения дагестанского материала. Третья - описание нового вида из Дагестана: она потом стала моей первой опубликованной статьей (1992). Туда должно было войти еще описание экземпляра (тоже дагестанского) одного очень редкого вида, но мне отсоветовали его включать: в итоге, эта находка была опубликована только в 2020 г., в статье по Ирану.
Если отсчитывать от 1988, то примерно 12 лет ушло на отработку техники, формирование общего представления о краснотелках и сбор собственного материала в экспедициях. За это время было описано несколько новых видов (два из них я сам потом свел в синонимы), но первые более-менее ценные результаты появились после 2000 г. В этом же году вышла первая статья на английском. Двенадцать лет - это бездна времени; даже если считать от 1992 (начало работы в ЗИНе в должности стажера), 8 лет - все равно очень много. И тем не менее, даже после 2000, когда я начал работать с кубинским материалом, возникли трудности: распознавать и описывать новые виды я мог без проблем, но понять, когда уже требуется описать новый род, был не в состоянии. Такова плата за работу в изоляции от коллекций с типовыми материалами, да еще и при отсутствии доступа ко многим важным литературным источникам.
Ну а в 2005 г. начались подработки, с которыми удалось развязаться только в начале 2017. Так что по-настоящему заниматься систематикой краснотелок я начал в 2019, когда вышло 9 моих работ )) Прежний рекорд был 5 (в 2006), а в некоторые годы выходило и по одной статье (в 2005 - ни одной). Другой важный фактор, кроме отмены подработок: в 2016 в ЗИН устроилась моя жена, которая сейчас в качестве волонтера, в свободное время, делает для меня лаборантскую работу - изготовление и этикетирование препаратов, упорядочивание коллекции и ведение каталога. Раньше все приходилось делать самому, а до некоторых работ руки не доходили вообще никогда.
В старших классах у меня сформировалось мнение, что занятие, достойное свободного человека, должно быть абсолютно бесполезным. Рассматривал три главных альтернативы: энтомологическая систематика (сбором и определением насекомых я занимался класса с шестого), чистая математика (которая меня впечатлила, главным образом, после поступления в 9 класс ФМШ 45) и художественное творчество (я с неплохими результатами закончил детскую художественную школу в Петергофе). Победила, в итоге, систематика, потому что остальные варианты были несовместимы с натуралистическими интересами, отказаться от которых было не в моих силах.
Поэтому в 1985 я поступил на биофак ЛГУ. Сдал два экзамена: математику на 5 и сочинение на 4 - этого было достаточно, чтобы поступить, не сдавая остальных экзаменов.
Далее встал вопрос о выборе "группы", т.е. отряда и семейства - потому что современные систематики-энтомологи всегда узкие специалисты. Еще в школе я начал собирать и определять пауков: это очень красивые животные и собирать их увлекательно. Но было совершенно ясно, что устроиться на работу с такой специализацией невозможно. В ЗИНе была вакансия по систематике совок (Noctuidae): я попробовал их определять, но как-то это не пошло. Там надо было смотреть конфигурацию жилок на крыльях, а их было совершенно не видно под покровом чешуек. Но потом появилась еще одна вакансия - клещи-краснотелки. Ну, я решил, что, во-первых, это ведь тоже арахниды, как и пауки, а во-вторых, не все ли равно, какой группой заниматься.
В результате, в 1988 г., на втором курсе (два года были потеряны в армии, куда меня забрали с биофака осенью 1985) я появился в лаборатории паразитологии ЗИНа. Мне выделили половину стола: напротив, за этим же столом, сидел специалист по паукам Овчаренко, который, к тому же, был парторгом института (после падения железного занавеса он тут же эмигрировал в Штаты). В том же кабинете, за шкафами, помещалась сумасшедшая женщина, которая занималась панцирными клещами. Дали микроскоп МБИ-3 с фазовым контрастом и рисовальным аппаратом (это и сейчас моя основная рабочая оптика), на котором я начал рисовать и мерять краснотелок. Помню, что в поле зрения был полный мрак; далеко не сразу я догадался, что надо просто убрать фильтр ))
Надо сказать, что для полноценной работы в области систематики краснотелок в ЗИНе не было примерно ничего: ни типов, ни справочной коллекции (кое-что, совсем немного, обнаружилось потом - оно лежало где-то в других кабинетах и о нем никто не помнил), ни специалиста-систематика, который мог бы ввести в курс дела (специалист, Н.И. Кудряшова, работала в Зоомузее МГУ). Но я не знал, что бывает по-другому, и принимал это как должное. Был спиртовой материал, недавно собранный в Дагестане и на Западном Копетдаге, который я и принялся обрабатывать.
Первая курсовая была обзорная - "Систематический статус клещеобразных арахнид". Вторая содержала результаты определения дагестанского материала. Третья - описание нового вида из Дагестана: она потом стала моей первой опубликованной статьей (1992). Туда должно было войти еще описание экземпляра (тоже дагестанского) одного очень редкого вида, но мне отсоветовали его включать: в итоге, эта находка была опубликована только в 2020 г., в статье по Ирану.
Если отсчитывать от 1988, то примерно 12 лет ушло на отработку техники, формирование общего представления о краснотелках и сбор собственного материала в экспедициях. За это время было описано несколько новых видов (два из них я сам потом свел в синонимы), но первые более-менее ценные результаты появились после 2000 г. В этом же году вышла первая статья на английском. Двенадцать лет - это бездна времени; даже если считать от 1992 (начало работы в ЗИНе в должности стажера), 8 лет - все равно очень много. И тем не менее, даже после 2000, когда я начал работать с кубинским материалом, возникли трудности: распознавать и описывать новые виды я мог без проблем, но понять, когда уже требуется описать новый род, был не в состоянии. Такова плата за работу в изоляции от коллекций с типовыми материалами, да еще и при отсутствии доступа ко многим важным литературным источникам.
Ну а в 2005 г. начались подработки, с которыми удалось развязаться только в начале 2017. Так что по-настоящему заниматься систематикой краснотелок я начал в 2019, когда вышло 9 моих работ )) Прежний рекорд был 5 (в 2006), а в некоторые годы выходило и по одной статье (в 2005 - ни одной). Другой важный фактор, кроме отмены подработок: в 2016 в ЗИН устроилась моя жена, которая сейчас в качестве волонтера, в свободное время, делает для меня лаборантскую работу - изготовление и этикетирование препаратов, упорядочивание коллекции и ведение каталога. Раньше все приходилось делать самому, а до некоторых работ руки не доходили вообще никогда.