«Я боюсь, я не хочу в Чечню». Судьба Халимат Тарамовой неизвестна

10 июня в Махачкале силовики ворвались в убежище для женщин и увезли оттуда чеченку Халимат Тарамову, которая сбежала из дома, где, по ее утверждениям, ее бьют и угрожают убийством. Корреспондент Север.Реалии поговорила с ее подругой, Анной Маныловой, которая была с ней вместе в кризисном центре. 26-летняя Анна Манылова помогла своей подруге, 22-летней чеченке Халимат Тарамовой бежать из Грозного, чтобы попросить помощи у правозащитников в Махачкале. Анна надеется, что в Петербурге ей будет легче добиваться освобождения своей подруги. Такое решение она приняла после того, как чеченские силовики ворвались в кризисный центр для жертв домашнего насилия, располагавшийся в квартире правозащитницы Светланы Анохиной, вывели оттуда всех женщин и передали Халимат ее родственникам. Анна и Халимат общались только по интернету, и общение было очень затруднено, поскольку Халимат долго держали взаперти без средств связи. Из Грозного девушки сбежали в Махачкалу и там оказались в шелтере, который через несколько дней разгромили силовики. Анна Манылова родилась в Перми, но последние несколько лет живет в Петербурге. Она уже отошла от первоначального стресса, но тревога за жизнь Халимат не оставляет ее ни на минуту. – Я готова ехать куда угодно, чтобы ее защищать, просто я решила не оставаться в Махачкале, все-таки Петербург больше, и здесь у меня близкие рядом, – объясняет Анна. – Мы бы уехали оттуда гораздо раньше вдвоем, просто у Лимы не было документов, паспорт у нее забрали. Поэтому мы доверились одной организации, которая собиралась нас оттуда вывезти – они должны были увезти нас на машине на следующий день. Но не успели. Уже после того, как Лиму увезли, я пообщалась со Светланой (правозащитницей Светланой Анохиной. – СР), она очень переживала, говорила: "Девочки, простите, что мы не успели вас отвезти". Она плакала, винила себя, что они не успели нам помочь. Были бы у Лимы документы, мы бы сами уехали, а так у нас оставалась только одна возможность – ехать на машине. Да мы и не знали, куда нам направляться. – А кто же забрал у Халимы паспорт? – По ее словам, однажды к ним домой пришли из местного РОВД и забрали паспорт ее отца и ее паспорт. Халима очень закрытый человек, а я очень тревожная, и она старалась мне не рассказывать, что с ней происходит, оберегала меня, и всю жесть я узнала уже только в Махачкале, там увидела и синяки у нее на ногах. Она говорила, что на нее давят все, и отец, и муж. Она давно хотела развестись, плакала, говорила, что не хочет с ним жить, но муж не давал ей развода, и семья тоже была против. – Разгром шелтера в Махачкале – чья инициатива? Ее высокопоставленного (по данным СМИ, отец Халимат – замминистра ЖКХ Чечни. – СР) отца, мужа или правоохранительных органов? – Я могу только предполагать. Я видела отца, который заходил в квартиру, видела камуфляжную машину, на которой ее увезли, и я знаю, что очень похожая машина, внедорожник, есть у ее мужа. Поэтому, скорее всего, в этом участвовали и муж, и отец, и власти. – Не могло быть так, что чеченские власти потребовали от ее отца и мужа расправиться с ней? – Я думаю, что если ранее у отца забирали паспорт, то да, на него могли надавить. – Если у Халимат дома не было средств связи, как же вы с ней общались? – Она достаточно хитрая, и она всегда находила способы со мной связаться – могла кому-то заплатить, я могла ей отправить деньги, она могла взять чей-нибудь телефон, позвонить, мы по-всякому пробовали. Она даже ухитрялась звонить мне с папиного или маминого телефона. Брала мамин телефон под предлогом, что ей надо позвонить мужу, говорила со мной, этот звонок сразу же удаляла, потом быстренько звонила мужу. – А мама не была на ее стороне, женской солидарности там нет? – Нет, они считают ее больной, считают, что это ненормально. Мама тоже запрещала ей со мной общаться, просила, умоляла этого не делать. Был такой момент, когда она увидела, что у мамы в телефоне сохранены мои видео из тик-тока. Не знаю зачем. Когда мы оказались вместе в шелтере, мы были спокойны – видели, что рядом люди, надеялись, что все будет хорошо. Лима постоянно говорила, что она счастлива. До этого мы виделись очень редко. – Как получилось, что вас обманули и повели прямиком к ее родственникам? – Когда силовики ворвались в шелтер, мы этого не видели – наша комната была дальняя, и мы сразу убежали туда и вышли на балкон. Мы только знали, что они вырубили свет, слышали дикие крики – казалось, что девушек бьют, режут, нам было ужасно страшно. Они забрали девушек и ушли, а мы на несколько минут остались одни. Потом в квартиру вошел ее отец, и она сразу встала на окно, сказала: "Если ты подойдешь, я прыгну". Он ушел. Она не хотела самоубиться, просто хотела облегчить свои страдания, боялась, что ее будут пытать. Стоя на окне, она мне говорила: "Уезжай в Петербург, у тебя все будет хорошо, а я прыгну, я боюсь, я не хочу в Чечню". Я умоляла ее не прыгать, говорила – вдруг ты инвалидом останешься. Слава богу, она не прыгнула. Через некоторое время подошел человек, назвался Мурадом, сказал, что он просто прохожий – проходил мимо, увидел ее в окне и захотел помочь. Он сказал: "Идемте со мной", и мы решили ему довериться. Он уговорил нас ехать в МВД, сказал, что у него там есть связи, чтобы мы не переживали – нас вывезут. – Когда вы поняли, что это обман? – Мы сидели в кабинете у какого-то начальника. А потом они стали говорить: нехорошо, что дочь уходит из семьи, стали убеждать ее пообщаться с отцом лично. Тогда мы стали понимать, что тут что-то не так. Она все плакала и потом в обморок упала, ей дали воды, и она пришла в себя. А окончательно мы все поняли, когда нас вывели во двор, мы вышли, держась за руки, думая, что нас двоих повезут куда-то в безопасное место, но там я увидела эту знакомую машину, и мы уже поняли, что ее передают либо семье, либо чеченской полиции. Ее просто схватили на руки и понесли, она сопротивлялась, кричала: "Нет, нет, я не хочу в Чечню!" Они ее силой засунули в машину. А меня просто держали, не давали к ней подойти. – Как вы думаете, что теперь ожидает Халимат? – Я боюсь, что на нее могут очень сильно надавить, что ее могут заставить записать опровержение, сказать, что она была не в себе. Она сильная, но я боюсь, что она может еще больше испугаться, чем раньше, – хотя она все время страшно боялась снова оказаться в Чечне. Я очень переживаю за ее жизнь, за ее здоровье. Хотя хотелось бы верить в лучшее. Я очень хочу, чтобы все, кто неравнодушен к этой ситуации, нам помогли. Светлана Анохина и другие женщины, задержанные в ее квартире, провели ночь в полиции. По словам Светланы, им пришлось спать на стульях и она всю ночь не сомкнула глаз. – Они просто расчищали дорогу чеченским товарищам, а нас смели с дороги, чтобы мы не мешали. Девочки позвонили мне днем, сказали, что к нам стучит полиция, и я сразу поехала туда с адвокатом. К тому времени уже было понятно, что рядом с домом тусуются чеченцы. Мы поняли, что нам с ними не справиться, и поэтому пустили в дом оперуполномоченного из Ленинского райотдела полиции, чтобы он обошел квартиру и убедился, что все нормально. Он поговорил с Халимат, записал ее показания, сказал, что снимет ее с розыска. Мы попросили у него защиты, он позвонил и сказал, что будет выставлен пост у нашей двери и у подъезда. Я решила остаться с девочками на ночь. Потом оперуполномоченный снова пришел, написал мне снизу, что он один и что он поднимается. Я посмотрела в глазок – он стоял один. Но когда я стала открывать дверь, наша активистка Майя кинулась ее закрывать: она увидела людей, которые хлынули к двери. Они стали вытаскивать нас наружу, там никто ничего не разбирал, они просто искали эту девочку. По словам Анохиной, их выволокли из квартиры и повезли в отдел полиции, где они и пробыли с 10 вечера до трех часов следующего дня. – Хоть бы нам камеру предоставили, чтобы мы могли прилечь! И еды нам не давали – то есть это были пытки. Все протоколы в полиции составили по одному лекалу, там был написан бред: якобы мы призывали людей к расправе с представителями правоохранительных органов. Я филолог, и я им сказала, что это филькина грамота – пожалуйста, скажите, какие слова мы говорили, а потом будете давать им оценку. Никаких слов там не было, зато было написано, что мы сопротивлялись законным требованиям полиции, но ведь никаких требований не было – просто к нам постучал человек, обещавший нам безопасность. На следующий день нас, не дав помыться и переодеться, погрузили в "газик" и повезли в суд, откуда мы вышли часов в 11 вечера – нас нейтрализовали на сутки, чтобы мы не поднимали шум. – А кого задержали, кроме вас? – Активистку Майю и Ираиду с 15-летней дочерью. Ее бывший муж выкрал у нее детей, бил их и совершал сексуализированные попытки в отношении их дочери. Мы наняли ей адвоката, помогли вернуть детей, она ездила в Москву, а сейчас вернулась для участия в следственных действиях по уголовному делу и жила у нас. И вот ее вытащили из квартиры вместе с нами, у нее очень сильно ушиблена поясница, так что она не может сидеть. У меня тоже поясница ушиблена, и вообще мы все в синяках. Но когда мы поехали на освидетельствование, оказалось, что его нигде не делают, судмедэкспертиза закрыта, в двух пунктах скорой помощи нам отказали, сказав, что их документ не будет легитимным. В общем, картина ясна. Анохина говорит, что старается не думать о том, что сейчас происходит с Халимат, – это слишком тяжело. – Я думаю только о том, что надо подать заявление на ментов и написать о похищении человека. Мы втроем собираемся подать в суд – я, Ираида и Майя. Для Ираиды, которая столько пережила, чужой мужчина, ломящийся в дверь, – это ужасный стресс. Да и я не могла себе представить, чтобы полиция штурмовала квартиру и пропускала туда чеченцев без формы, в камуфляже и просто в штатском. При всем моем скептицизме я не думала, что они посмеют это сделать, да еще при всем честном народе – ведь высыпал весь двор! Но оказывается, если надо чеченцам, наши полицейские прогибаются и, как крысы, расчищают им дорогу. Российская ЛГБТ-сеть подала заявление о похищении Халимат Тарамовой, юристы готовят заявление в порядке 39-го правила регламента ЕСПЧ – для установления, где находится Халимат и что с ней происходит. – Разгром силовиками убежища для женщин – это беспрецедентный случай, но, к сожалению, такие вещи нередко встречаются в отдельных регионах России, не в центральных, – говорит юрист ЛГБТ-инициативной группы "Выход" Ксения Михайлова. – Показательно, что всего там было задержано шесть женщин, но никому из них даже не предъявили никаких обвинений – их просто принудительно вывезли из квартиры Светланы Анохиной, где они находились в безопасности и добровольно. Со слов Анны, сотрудники полиции привезли Халимат туда, где она не хотела находиться, – то есть было совершено похищение, которому они не только не противодействовали, что является их обязанностью, а помогали. Я считаю, что это вполне может быть квалифицировано как соучастие сотрудников полиции в похищении человека со всеми вытекающими из уголовного права последствиями и отягчающими обстоятельствами. Ведь это было совершено группой лиц с использованием служебного положения. Ксения Михайлова не исключает, что в семье Халимат Тарамовой может угрожать убийство чести, поскольку такие убийства время от времени случаются в Чечне. Перед побегом Халимат записала видеообращение с просьбой ее не искать, поскольку она уезжает из дома добровольно, спасаясь от побоев и угроз. По сообщениям телеграм-канала 1ADAT, Халимат – дочь Аюба Тарамова, приближенного и соратника Кадырова. Член Правозащитного центра Петербурга, основательница Кризисного центра для женщин ​Наталия Ходырева тоже считает, что в Чечне существует угроза жизни Халимат Тарамовой, поскольку побоям и угрозам она подвергалась из-за своей сексуальной ориентации, и только всестороннее освещение ситуации может дать надежду на благополучный исход. – Трудно, конечно, представить, что у нас в убежище врываются государственные или частные правоохранительные органы – раньше это было немыслимо, и теперь я с ужасом задаю себе вопрос: это что теперь – наше будущее, которое было нам продемонстрировано в Махачкале на территории Российской Федерации? Самое ужасное – это нарушение прав сотрудниц и самих пострадавших. Во всем мире государство проводит политику охраны пострадавших, в том числе от преступлений, связанных с дискриминацией, с ненавистью, с гендерным насилием, это сейчас один из важных аспектов работы криминалистов. О пострадавших заботятся, для них предусмотрены компенсации – это тоже важный аспект. То, что мы видим в Махачкале, – это какой-то дикий феодализм, патриархат: наверное, один мужчина приходит к другому: "Знаешь, мне нужно свою дочку наказать". – "Ну, добро, вот тебе меч, вот тебе конь, иди". И тот врывается в монастырь, хватает ее и увозит, как серый волк. Мы встречались с такой ситуацией во время первой чеченской войны, тогда женщины-лесбиянки были вынуждены бежать из Чечни, они нашли приют в Петербургском центре гендерных проблем, и мы брали у них интервью, у нас в Кризисном центре для женщин есть документальная хроника всего этого. Женщина, с которой мы тогда говорили, бежала, потому что боялась убийства чести со стороны своих братьев. Все кончилось хорошо, она получила гражданство в другой стране. Я не понимаю, почему на территории нашей страны находится анклав, где действуют такие феодальные, криминальные активности, которые должны наказываться. А тут правоохранительные органы по свистку пошли и совершили преступление. У меня просто шок, я преклоняюсь перед мужеством Светланы Анохиной, я знаю, в каких тяжелых условиях она работает. Во всем мире такие убежища являются неприкосновенными. Больше всего нас сейчас беспокоит судьба этой женщины. Что ее под пытками могут заставить сказать на камеру "да, я не права"… Хорошо, что она успела записать видео с рассказом о том, что она сама добровольно пришла к правозащитникам. Кроме того, Наталия Ходырева опасается, что похищенную девушку могут подвергнуть так называемому коррекционному изнасилованию или под его угрозой заставят обвинить шелтер и Светлану Анохину. Художница, феминистка Дарья Апахончич (признана Минюстом СМИ-иноагентом. С решением не согласна. – СР) называет историю Халимат Тарамовой чудовищной. – Тут как в капле воды видна вся ситуация в России. Это госпатриархат – защита государством интересов определенной группы людей – мужчин, у которых есть власть. У меня нет слов: полиция обслуживает интересы жутких насильников, от которых женщины – без прав, без ресурсов, без каких-либо возможностей – готовы бежать в чужой регион, бросать все, только чтобы выжить. И наша власть бросает огромные ресурсы – и полицию, и ОМОН, чтобы вернуть женщину, как вещь, законному хозяину, для этого у них есть все – чтобы двери выпиливать, руки-ноги ломать, это пугает. И после этого они говорят о семейных ценностях, о защите детства, материнства. Но мы, женщины, видим, что с нами сделают, если мы захотим, чтобы нас поменьше дома избивали. Это ведь жест в сторону всех женщин России – никаких прав нам давать не хотят. Мы ничего особенного не хотим – просто чтобы нас не били, хотим закон против домашнего насилия. А власть – это страшное вирусное заболевание, прогрессирующее с годами. Феминистки пытаются создавать островки, где это заболевание дальше не распространяется, островки безопасности и реабилитации, и вот этот островок разгромили. Я не знаю, что от них дальше ждать, они безумны. Север.Реалии