«Я до конца жизни буду смотреть фигурное катание». Большое интервью Веры Базаровой
Как научиться работать в поддержках в 20 лет, можно ли по-доброму расставаться с бывшими тренерами, и зачем стремиться быть похожей на великую балерину Власову.
Когда договариваешься на интервью с бывшей фигуристкой, меньше всего ожидаешь увидеть на пороге кофейни современную реинкарнацию Шанель. Вера Базарова пришла ко мне на встречу именно такой — в молочного цвета фактурном жакете, хипповых джинсах, на каблуках и с аккуратным каре.
Она была тонкой и изысканной, когда каталась с Юрием Ларионовым в Перми у Людмилы Калининой, оставалась такой же, когда перешла к Нине Мозер в Москву накануне Сочи-2014.
Когда пара Базаровой с Ларионовым распалась, и Вера объединилась с Андреем Депутатом, это выглядело так, как будто диснеевские принцесса и принц вдруг стали фигуристами.
После двух непростых сезонов в новой команде Базарова приняла решение оставить спорт. Перед вами — первое ее интервью после завершения карьеры.
Из него вы узнаете:
- Уход из спорта — всегда трагедия и депрессия?
- Как дождаться партнёра, дисквалифицированного за допинг на два года
- Как поехать на Олимпиаду, на которую у тебя почти не было шансов попасть
- Каково это — в 20 лет учиться заново работать в парных элементах
- Спортивные штаны и кроссовки против юбки и шпилек: пример Людмилы Власовой
- Можно ли сохранять добрые отношения с бывшими тренерами
- В чем феномен Алёны Савченко, которая учит четверной в 36 лет
«Я достала новое платье, которое мне сшили к несостоявшемуся сезону, и появилась грустинка: «Платье красивое лежит, никто его не видит»
— Четыре года назад вы поставили точку в отношениях со спортом. Об этом объявил тренер Олег Васильев, а ваших комментариев с тех пор в прессе не было. Помните, что вами двигало в момент принятия решения о завершении карьеры?
— Так сложилось все. Летом 2016 года был сложный период, мелкие травмы постоянно. Мы готовились к этапам гран-при, были на сборах в Америке, и в какой-то момент все поняли, что колоссального скачка в развитии пары уже не будет. Мне захотелось другой жизни без постоянного стресса.
После Сочи, когда мы разошлись с Юрой (Ларионовым. — «Матч ТВ»), я и не думала заканчивать. Да и прежде тоже, хотя мы попадали в дисквалификацию из-за допинга, просто в какие-то спортивные трудности. Тогда брали много интервью о том, почему я не меняю тренера или партнера или вообще не завершаю карьеру. Не знаю, у меня тогда и мыслей таких не было. «Окей, дисквалификация, сидим полтора года». Но все равно это мой тренер, это мой партнер, мы вместе и мы со всем справимся.
Лишь однажды я всерьез думала заканчивать, когда в 12 лет приехала в Пермь. Меня только поставили в пару, партнер, понятное дело, сильнее. Первые месяца два было очень трудно. Плюс мы переезжали с мамой и сестрой, а папа оставался в Екатеринбурге работать. Я понимала, что из-за меня сестра переходит в другую школу, мама чуть ли не бросает работу, а я за два месяца ничего сделать не могу, и вообще я просто бездарная (смеется).
Месяц ходила и думала — все, сегодня точно скажу, что надо ехать обратно, пока не начался учебный год. В какой-то момент мама уехала домой, вместо нее приехал папа. Я подошла к нему и призналась, что не справляюсь, что нам надо уезжать. Родители всегда умели найти нужные слова. Они не стали ни жалеть меня, ни уговаривать, ни давить. Папа просто сказал: «Вера, ты же понимаешь, первое время всегда самое трудное — в спорте и в жизни. Три месяца точно будет сложно. Если еще месяц продержишься и поймешь, что тебе плохо, ничего не меняется, — не переживай, мы уедем обратно. Вернуться никогда не поздно».
Это меня успокоило, и в то же время все начало налаживаться — я запрыгала какой-то прыжок, который никак не давался, мы поехали на первые соревнования с Юрой. Когда мама вернулась с мыслью, что меня нужно везти обратно в Екатеринбург, все уже было хорошо.
Поэтому когда летом 2016-го у меня стали появляться мысли о завершении карьеры, я задумалась — может, это действительно знак? Если все трудности прежде не мешали гипержеланию кататься, а сейчас ничего непоправимого не случилось, но я погасла.
— Это было все-таки эмоциональным порывом или взвешенным шагом?
— Момент, когда мы пришли в федерацию писать заявление, уже был не на эмоциях. При этом тренеры — Олег Кимович (Васильев. — «Матч ТВ»), Людмила Иосифовна (Власова. — «Матч ТВ») — до последнего надеялись, что я передумаю. И Александр Георгиевич (Горшков. — «Матч ТВ») тоже. Я же понимала, что хотя у меня и осталась любовь к фигурному катанию, дальше кататься я уже не смогу. Болтаться за шестеркой сборной — это и финансирования никакого, плюс я не из Москвы, нужно было бы снимать квартиру.
— У вас было представление, чем заниматься дальше? Этакий to-do list экс-фигуристки.
— Четкого плана не было. Я скорее думала про шоу, чем про тренерство. Но когда только прилетела из Америки, мой хороший друг детства Максим Петухов привлек меня помогать его группе, за что я ему безмерно благодарна. Три месяца просто помогала всем подряд на катке, и постепенно сформировалась группа детей, которые хотели тренироваться именно у меня. Я устроилась в муниципальную спортшколу, спустя время организовала свою коммерческую школу плюс-минус с теми же детьми. Большинство приходит для общего развития и здоровья, но есть и талантливые ребята, которых можно потом передать в пары, танцы. Мне нравится помогать детям в том, чтобы они росли спортивные, здоровые, красивые.
На своем первом шоу Ильи Авербуха я каталась с другим партнером и встретилась там с Юрой. Как два взрослых человека мы поняли, что нам лучше кататься вместе. Сейчас каждую зиму выступаем в шоу Петра Чернышова и Татьяны Навки. Здорово, что есть такая возможность. Ребята, завершившие карьеру, могут себя реализовать, продолжать быть на льду.
— Спустя четыре года — полный олимпийский цикл, если мерить жизнь спортивными понятиями — можете сказать, что ваша социализация после фигурного катания прошла успешно?
— Вполне. У меня и не было периода, когда я была бы прямо потерянной. Может, месяца два. Хотя я боялась, когда заканчивала — не депрессии даже, а сомнений, правильное ли решение я приняла или нужно было еще побороться. Я была готова переживать, но, видимо, меня сразу затянуло тренерство, плюс замечательный коллектив родителей подобрался, многие из которых до сих пор со мной. Мне было интересно — вот дети, а я только что из спорта, вся еще горю, и я стала им отдавать всю энергию и знания, которые у меня есть. Времени свободного не было вообще. Только однажды я достала новое платье, которое мне сшили к несостоявшемуся сезону, и появилась грустинка: «Вот, платье красивое лежит, никто его не видит» (смеется).
А когда мы стали участвовать в шоу, я вообще окунулась в знакомую атмосферу. Зрители, адреналин, тот же партнер, прекрасный коллектив Татьяны Навки. Конечно, энергоемко, потому что мы совмещаем шоу с тренерской работой. Но отказаться невозможно — это большое удовольствие.
«С Юрой мы расставались не очень хорошо. Но сейчас прекрасно общаемся»
— В одном из интервью вы говорили, что только встав в пару с Андреем Депутатом и перейдя к Олегу Васильеву, стали полностью самостоятельной. Вам тогда было 22 года. Меня это удивило, потому что вы в 13 лет уже уехали из Екатеринбурга в Пермь, а потом еще сменили несколько городов. Наверняка и прежде было много возможностей повзрослеть и обрести автономность?
— Когда Юра ушел, мы поговорили с Ниной Михайловной (Мозер. — «Матч ТВ»), и она сказала — у меня сейчас нет для тебя партнера. Это действительно было так. Мы с ней без обид по-хорошему разошлись.
Потом я связалась с Олегом Кимовичем, он всегда мне нравился как тренер, и я знала, что он готов был взять нас с Юрой еще до Сочи. Андрей катался с Василисой Даванковой, а Василиса выросла. Мы списались с ним, и в течение трех дней потом встретились у Олега Кимовича. Совсем мало времени прошло после нашего «развода», как мы все уже пришли в федерацию и сказали, что будем работать вместе. Наверное, даже недели не прошло. Это была моя инициатива и мой первый шаг к полной самостоятельности.
Я сама стала старше и осознаннее, и одновременно уже не было таких тепличных условий, как перед Сочи. Федерация не могла так поддерживать новую пару, не было уже домашней Олимпиады на горизонте, общероссийская ситуация в спорте была другая. Тогда я начала решать какие-то проблемы сама, и именно в связи с этим ощутила свою взрослость.
Последние 2-3 года перед Сочи мы часто бывали на сборах в Новогорске. А там ты вообще ни о чем не думаешь в бытовом плане: тебя кормят и поят, если у тебя травма — тут же находят врача. Затупились коньки — их забирают и точат. Может, это в чем-то не очень хорошо, лучше быть в тонусе.
В Перми и в Саранске я всегда была под опекой Людмилы Александровны (Калининой. — «Матч ТВ»). Она была как вторая мама, и я ей очень благодарна, хотя мы потом немного непонятно для всех разошлись.
— Людмила Калинина — знаковый в вашей карьере тренер, которая сумела вырастить двух юниоров в участников Олимпиады. И вряд ли есть кто-то из спортсменов, кто знает ее лучше вас, Юрия Ларионова и Алексея Рогонова. Какая она как специалист и человек?
— Она появилась в моей жизни в переходном возрасте и научила меня всему, что знала. Когда мы только начинали кататься в Перми, то пару месяцев жили у нее в квартире с Юрой и еще одной спортсменкой. Нам было негде жить, и мы жили у тренера.
Она всегда говорила, что можно быть неталантливым, но трудолюбивым, и ты пробьешься. Как человек она замечательная. У нее семья, дети, внуки уже. И к спортсменам она всегда относилась бережно, как к своим детям. При этом как тренер достаточно строгая, но без этого, наверное, никак.
Ничего плохого о ней я сказать не могу. Наше расставание — какая-то общая нелепая ситуация. Видимо, так было нужно на тот момент для дальнейшего развития.
— Со стороны это казалось рациональным выбором лучших условий для тренировок.
— Да, специалисты по ОФП у Нины Михайловны были прекрасные, да и вообще все условия. Этот год перед Сочи был сказочным — все возможности, сборы, лучшие специалисты и врачи.
— У Калининой вы с Юрием Ларионовым были главными и единственными звездами в группе. У Мозер узнали, каково это, когда на одном льду катается несколько сильных пар, являющихся прямыми конкурентами. Какие условия ближе и комфортнее лично вам?
— С одной стороны, комфортно, когда ведущая пара у тренера одна. С другой, внутренняя конкуренция тоже приносит свои плоды. Сложный вопрос. Для нас это был даже вопрос не комфорта, а привычки, потому что мы в принципе впервые в жизни поменяли тренера. Иногда бывало ощущение, как будто немного не хватает внимания. Возможно, если бы покатались у Мозер год-два еще, привыкли бы полностью.
— У вас есть опыт долговременного сотрудничества с балериной Людмилой Власовой в качестве хореографа. Она кажется человеком, в присутствии которого у всех сводятся лопатки, поднимается подбородок и руки сами собой становятся в первую позицию. Что лично вам дала работа с ней?
— О ней я могу говорить бесконечно. Людмила Власова перешла вместе с нами, когда мы стали кататься в группе Мозер, и когда я перешла к Олегу Васильеву, она тоже продолжила работать со мной и Андреем. У нее такая судьба… она легендарная личность. Я ее очень люблю по-человечески, не только как педагога — понятно, что она мегаталантлива. С ней я начала чувствовать себя совершенно по-другому. Она учила меня, как себя преподнести на льду, и сейчас я это стараюсь передавать своим ученикам.
Власова — это и внутренняя энергетика, и внешний вид. Представьте: летим мы в Америку из Москвы долгим 12-часовым перелетом, потом еще часа четыре на автобусе. Мы в спортивных штанах и кроссовках ноем, что у нас ноги затекли, а Людмила Иосифовна в своем возрасте, не буду озвучивать цифру, на шпильках, в юбке или идеальных брюках, в шляпе и с прямой спиной. Неважно, во сколько тренировка — в 6 или в 7 утра, она приходит с макияжем, прекрасно выглядящая. Я всегда восхищалась ею еще и в этом плане. Не только как человеком и тренером, но и как женщиной. При этом она очень сильная. Я стараюсь быть на нее похожей — и внешне, и по характеру, и при этом сохранять женственность. Это такие тонкие грани.
Приезжаю к ней в гости на какие-то праздники. Общаемся, созваниваемся. Я рада, что знаю близко такого человека.
— Знаю, что вы работали над прыжками с Виктором Кудрявцевым, о мастерстве которого до сих пор говорят все родители юных фигуристов.
— Мы начали работать с Виктором Николаевичем, еще катаясь у Людмилы Александровны, и действительно был прогресс. У меня всегда была проблема с прыжками — возможно, не хватило в детстве базы. Сейчас я как тренер понимаю, что элементы базового скольжения, которые дети учат в 7-8 лет, я учила только в шестнадцать. Крюки, выкрюки — я не знала, что это такое, пока не случилась дисквалификация, Юру не забрали в армию, и я какое-то время не была вынуждена кататься одна. А от этих базовых элементов зависит вообще все — не понимаю, как я прыгала, в детстве особенно, каким чудом.
Еще однажды Кудрявцев выручил нас. Мы уже разошлись с Людмилой Александровной, а к новому тренеру нас еще не определили. Попросили Виктора Николаевича, он тогда не полетел куда-то отдыхать, а поехал с нами на чемпионат мира. Очень поддержал. Мне было достаточно его увидеть, и сразу становилось спокойнее. Какие-то его методики использую в работе сейчас, хотя я никогда не думала, что буду тренировать.
Кстати, был забавный случай с ним на сборах в Америке. Там еще катались дети, и он попросил меня проанализировать, что они делают правильно. Я назвала, а он говорит: «Верно, запоминай, тебе это пригодится потом». Я еще подумала — зачем мне это нужно? Я вообще учусь на гостиничном бизнесе, хочу свою гостиницу, и все. (смеется)
— У вас, кажется, есть уникальный талант: расставаясь с людьми, поддерживать с ними хорошие отношения.
— Это уже с возрастом пришло. С Юрой мы, допустим, расставались не очень хорошо. Но сейчас прекрасно общаемся, созваниваемся, даже во время карантина друг друга поддерживали.
Спустя время ты просто переоцениваешь какие-то моменты и понимаешь, что человеческие отношения важнее всего, даже медалей. С Олегом Васильевым мы и расходились нормально, и сейчас общаемся.
С Людмилой Александровной — тоже. Однажды я осознала, что уже два года с ней не говорила, надо бы позвонить. Вот так потихоньку восстанавливала контакты. Спорт — спортом, но у меня никогда не было установки «выиграть любой ценой». Даже от родителей. Они не говорили мне «ты должна стать олимпийской чемпионкой». Спорт — это составляющая жизни, и если он не разрушает жизнь, он во благо твоему развитию и твоим отношениям с людьми — это правильно. Может, потому еще у меня не было такой большой проблемы заканчивать карьеру. Я всегда понимала, что после спорта должна быть семья, ребенок, новая интересная жизнь.
«Тренер могла сказать: «Вот тебе Вера, учи ее прыгать»
— Помните день, когда вас поставили в пару с Юрием Ларионовым? Он ведь был старше на 7 лет. Не было ли страха, волнения, непонимания?
— В первый день, когда мы только приехали, нас встретил Леша Рогонов. У Юры тогда была травма, и на катке его не было. И я как-то сама решила, неправильно поняла, что буду кататься с Лешей — ну и хорошо, партнер ровесник, попробуем. Меня взяли, и спустя месяц я уже приехала на более долгий срок. И тут появился Юра. «Что происходит, почему меня с каким-то дядей ставят в пару?» — первая реакция была именно такая (смеется).
Он уже опытный парник, физически крепкий, и я его поначалу боялась больше чем тренера. Не его самого боялась, а ошибиться при нем, разочаровать. Он тогда уже обладал каким-то тренерским авторитетом, занимался со мной много. Людмила Александровна, когда была очень занята, могла сказать: «Вот тебе Вера, учи ее прыгать» (смеется). Юра объяснял, он всегда был очень терпеливый.
— Людмила Калинина говорила, что изначально считала вас временным вариантом для Юрия, но ваше трудолюбие и упорство ее переубедило. И я также помню время, когда вас называли одной из лучших партнерш не только России, но и мира — неплохо для «временного варианта», мне кажется. А вы сами какие бы свои качества как спортсменки назвали решающими?
— Плюс-старт, он у меня всегда был, кроме олимпийского года, пожалуй (смеется). Я всегда любила соревнования. Мог неделю не идти какой-то прыжок, а на старт потом я выходила и делала. Причем я это не фиксировала тогда, а сейчас, уже как тренер видя детей с минус-стартом, я понимаю — у меня был плюс.
Терпеливость. Я никогда не жаловалась. Мне сказали — надо делать, и я могла делать-делать, падать-падать, пока не получится, и спокойно к этому относиться. В момент формирования пары, когда разучивались все парные элементы, тройные — это качество важно.
Нужна внутренняя вера в себя. Никогда у меня не было отчаяния, что все напрасно, что ничего не получится. Ну и еще очень важно бесстрашие. Бывают дети, которые боятся просто прыгать, а парница должна быть вообще безбашенной — там и поддержки, и выбросы. Хотя Юра меня не ронял с поддержек и подкрутов, я и не знала, что так бывает, что тебя уронили или не поймали.
— Вам пришлось переучиваться технике парных элементов после смены партнера. Сложно было?
— Когда мы встали в пару с Андреем, для меня было большим открытием, когда Олег Кимович сказал: «Вера, ты почему не работаешь, когда тебя поднимают? Почему не толкаешься в поддержку?». Я на него посмотрела так и искренне удивилась: «А я должна была толкаться?» (смеется). Поскольку Андрей намного меньше Юры, у него физически меньше сил, нам нужно было поменять технику, и это достаточно сложно. У Олега была задача научить меня работать в парных элементах наравне с партнером. Я же до этого 8 лет считала, что наверху девочке нужно держать ноги и спину, а вход в элемент для меня всегда был как отдых.
Потом мы с этим справились, и сложные поддержки делали, и подкрут неплохой. Еще Олег очень много дал нам в плане скольжения. Мы часами скользили, делали прыжки с разных шагов, обычно на это никогда не было времени. Вообще каждый тренер научил меня чему-то, и ни об одном из переходов я не жалею.
— Знаю, что пока вы ждали Юрия после истории с дисквалификацией из-за допинга, вам поступало много предложений от разных партнеров и тренеров. Это довольно нетипичная ситуация для фигурного катания, в котором мальчики всегда в дефиците. Вам не хотелось попробовать найти другого партнера, который, возможно, был бы в каких-то моментах лучше?
— Я об этом не думала еще по-взрослому. Может, попади я эту ситуацию в более старшем возрасте, рассуждала бы логически и приняла другое решение. Но тогда это было искреннее «Нет, не хочу! Я сказала, буду кататься с Юрой, и точка!». Моя мама особо не вмешивалась, давала мне самой определиться. При этом я тогда была еще все-таки ребенком, и звонили с предложениями по большей части ей.
Я, возможно, уже понимала, сколько Юра для меня сделал. Сколько он терпел, пока я была слабее, сколько ждал, пока я дорасту в спортивном плане. Для меня это было важно. Это было наивное детское эмоциональное решение. Но оно, как оказалось, было верным.
— Из-за дисквалификации у вас был печальный опыт возвращения медалей и призовых за победу в юниорском финале гран-при. Расскажите, как это все было чисто технически?
— Плохо помню, но да, деньги мы как-то вернули наличкой, тогда еще не было переводов. Вроде просто привезли призовые и медали в Федерацию. Сделали все по правилам.
— Как проходила подготовка к вашей первой Олимпиаде? И отличалось ли от того, через что потом предстояло пройти перед Играми в Сочи?
— Тогда не было ни страха, ни ответственности, только эйфория: мы на Олимпиаде! Серьезно. Нам изначально говорили про два года дисквала, и мы даже не рассчитывали, что сможем попасть в Ванкувер. Потом все стало происходить так стремительно: раз — нам снимают полгода дисквалификации. Два — мы третьи на чемпионате России. Три — мы на чемпионате Европы пятые. Европа же накануне Игр, народ туда уже в олимпийской экипировке приехал, и костяк команды в Ванкувер был сформирован. Если у тренера были какие-то предчувствия, она нам о них не говорила. Мы прилетели из Таллина в Москву, сразу поехали получать эти олимпийские баулы, а потом на поезде поехали в Пермь. И через неделю нас уже вызвали на предолимпийский сбор в Ванкувер.
Я была там просто как в стране чудес — очень красивая Канада, потрясающий город, командный дух. Короткую программу мы откатали и даже не поняли, что что-то произошло. На произвольной чуть-чуть встряхнулись, но все равно было спокойно. Обычно люди же по четыре года целятся в этот один миг, потому у них такое безумное напряжение.
Но к Сочи мы уже готовились совершенно иначе. За 3-4 месяца до Игр я боялась лишний раз поехать на такси, думала, а вдруг со мной что-то случится. Я не могу никого подвести, у меня Олимпиада. Как хрустальную вазу себя везде носила. Время девять — «Так, надо спать, у меня же Олимпиада». Это был роботорежим, и когда мы прилетели в Сочи и заселились в деревню, очень нервничали.
Я вообще не такой человек, которого трясет перед стартом — психика устроена иначе, нужно бывало даже себя взбодрить обычно, чтобы понять — все, соревнования уже начались, соберись. Перед короткой программой в Сочи меня трясло как никогда.
— Не могу не спросить. Вам с Юрием не было обидно остаться вне команды, которая выступала в командном турнире и почти гарантированно получала олимпийскую медаль и призовые?
— Это было справедливо и честно. Мы проиграли чемпионат Европы. Какая тут может быть обида? Только если на себя — внутренняя. Я по этому поводу себя не грызла, не убивалась, что мы не в команде. Да, призовые, но главным все равно казался личный турнир. Вообще после Олимпиады осталось какое-то разочарование в себе, потому что мы точно могли лучше, но не было прямо убийственной тоски.
«Стараюсь не лезть в эти вещи, связанные с обсуждением наших фигуристов»
— Есть такое неосязаемое понятие, как зрелое катание. Говорят, что с возрастом к спортсмену приходит совсем другое качество в передаче образа, эмоциональности. Вы на себе почувствовали разницу, выступая в условные 15 и 22 года?
— Такое действительно есть. На льду максимально чувствуешь свое тело, становишься более раскованным, где-то можешь эмоции добавлять. Я не знала, когда это должно прийти, но у меня где-то в 22 года и пришло. Нам с Андреем в том сезоне еще поставили прекрасные программы: Шопен и произвольная Биттлз. С короткой мы тогда быстро определились, Шопен — точное попадание, я его иногда даже просто в машине до сих пор слушаю. На произвольную мы долго не могли выбрать музыку. У Людмилы Иосифовны (Власовой) были сомнения насчет Биттлз, но потом ей тоже понравилось. Она смогла переключиться на современную хореографию, помогала мне раскрепоститься. Я была в шоке — человек столько лет в классическом балете, однако все равно чувствует современную музыку.
В тот сезон еще чемпионат России был в моем родном Екатеринбурге. Мы тогда еще были очень хорошо готовы, на тренировках делали все безошибочно. Я выходила на разминку, на раскатку и на выступление и просто кайфовала.
— Из чего сейчас состоит ваша жизнь?
— Работа с детьми, спортшкола «Мой путь» (смеется: у Веры с Андреем Депутатом была программа с одноименным названием — «My way»). Я, кстати, очень долго думала над названием. Все «льды», «льдинки», «снежинки» и «конечки» уже заняты, а повторяться нельзя. Участвую в шоу. Конечно, хочется построить уже какую-то семейную жизнь, но пока этого нет.
— Готовясь к интервью, я пролистала ваш инстаграм. Удивилась количеству фотографий вкусной и красивой еды, если честно — как-то все привыкли считать, что даже бывшие фигуристки питаются листьями салата с ледяной водой, и только. Как вы поддерживаете форму?
— На самом деле из меня повар еще тот, но во время карантина, мне кажется, все научились готовить. Обычно не хватало на это времени.
У меня был только один период — пубертатный, — когда я прямо поправлялась, а в принципе по конституции я не склонна к набору веса — преобладание папиных генов. Я занимаюсь сама раза 3-4 в неделю по часу в день. Когда начался карантин, я предложила родителям своих детей тоже заниматься онлайн, и мы до сих пор это продолжаем. Я тренируюсь как тренировалась, только теперь еще подключила других людей, чтобы они тоже поддерживали форму.
— Как думаете, в чем секрет Алены Савченко? После олимпийского золота в свои 36 лет она тренирует тройной аксель и четверной тулуп на удочке. Из каких таких гвоздей делают парниц?
— Я бы добавила сюда еще Татьяну Волосожар и сказала, что у них, скорее всего, была очень хорошая база. Не помню, у кого они катались в детстве, но они вроде даже у одного тренера начинали. Думаю, у них было с детства очень правильное ОФП. Это важно.
Я сейчас знаю, какое должно быть ОФП, и знаю, как это было у меня. Знаю, как должны были ставить технику скольжения, и как ее ставили мне. В регионах это все до сих пор слабо развито.
У Алены и Тани совпало все — генетика, хорошая детская база, конституция, характер, естественно — и у одной, и у второй. Фактура, талант, бесстрашие, опять же. Я ими восхищаюсь. Алена вообще, судя по всему, еще хочет кататься. Когда они выиграли Олимпиаду, мне кажется, за нее радовался весь мир — зная, через что ей пришлось пройти.
— Теперь, когда вы не являетесь действующей спортсменкой, фигурное катание по-прежнему вам интересно?
— Да, конечно, я смотрю все крупные турниры. Стараюсь не лезть в эти вещи, связанные с обсуждением наших фигуристов, но все смотрю — и юниоров, и взрослых. И как тренер слежу за всеми изменениями в правилах. Но если бы я уже не тренировала, я бы все равно продолжала следить, это мне просто интересно по жизни. Удивительно бывает, когда на шоу с кем-то обсуждаем новости, а человек говорит: «О, да я вообще не в теме». Мне кажется, я до конца жизни буду смотреть фигурное катание.