Рассказы фронтовика: «Боевое крещение получил на речке Тим»
Война началась
В 1940 году меня приняли на ливенскую новостройку
– завод растительного каучука «Расткаучук», который строился километрах в трех от окраины Егорьевской слободы, на левом берегу реки Сосны, у «чугунного моста». Народу работало много, не меньше тысячи человек, — городские, из слобод, барковские, теличенские, крутовские. В основном – молодежь. Ходили пешком на стройку, а первые строители жили в двух-трехэтажных домах из красного кирпича (они сохранились). Инженеры, специалисты проживали в двухэтажном оштукатуренном доме.
Трудились хорошо, дисциплина была строгая,
никто из молодежи вином не баловался. Возвели корпус завода - на его остатках сейчас – клуб АО «ГМС Ливгидромаш» - монтировалось оборудование, к осени сорок первого года собирались запускать производство каучука из растения коксагыза, которым засевали поля в Ливенском районе. Это растение трудоемкое, напоминает одуванчик. А каучук требовался для производства резины, идущей на шины для автомашин, самолетов, на катки для танков.
В свободное время плясали на матане под
гармошку, купались, ходили в город на рынок и в магазины. Ничто, казалось, не могло омрачить нашу жизнь. Правда, однажды произошло массовое отравление строителей. Ходили слухи, что отравили пищу в столовой враги народа, но их не нашли. А на продуктовом магазине висел лозунг, напоминающий нам, что время зыбкое. На красном полотнище белыми буквами было выведено: «Ударным трудом ответим на удар поджигателей войны!».
В воскресенье, 22 июня, мы спокойно отдыхали,
но тут молнией разнеслось: началась война. Мы встретили эту весть без страха. Наверное, потому, что везде писали и говорили: дескать, никакой враг нам не страшен. Нарком Ворошилов заявил: если будем воевать, то на чужой территории и малой кровью победу одержим. Но люди бывалые предостерегали: «С германцем шутить нельзя, воевать умеет».
В понедельник 23 июня как обычно вышли на
работу. И сразу же мобилизация началась, коллектив наш стал таять на глазах. Темпы работ упали, а когда немцы заняли Украину, начальник строительства Вавилов, молодой, высокий, черноволосый, обратился ко всем оставшимся на стройке:
— Все оборудование эвакуируется в Уфу.
Поедут туда те, у кого бронь, несовершеннолетние, не годные по здоровью.
Но все рвались на фронт. Начали демонтаж
оборудования, погрузку на платформы. Жалкое зрелище представляли голые фундаменты, оборванная электропроводка. Потом пришли взрывники, заложили тротиловые шашки и подорвали корпус. Следы этого остались до сего времени возле клуба «Ливгидромаш». Вскоре мне стукнуло восемнадцать, пришла моя очередь защищать страну».
Поединок
Боевое крещение Дмитрий Добриков получил
в боях на реке Тим. Немцы рано утром пошли в атаку в сопровождении танков.
«Жутко было, мурашки поползли по спине.
Я поближе жался к обстрелянным бойцам. Они учили: «Стреляй метко, если ты немца не убьешь, то он тебя уложит». Подпускали на близкое расстояние, и началось: стрельба, крики бойцов, стоны раненых. Потом воевал под Заголещью, участвовал в освобождении Орла. Затем отправили на отдых в Подмосковье. Через неделю выдали бронежилет, защищать грудь и живот. Стал штурмовиком в 4-й штурмовой бригаде, которую бросали туда, где нашим было туго при освобождении городов, укрепленных позиций. Помню, бросили нас под Витебск. Запомнилась высота 222,9. Два раза брали ее, но безуспешно. Командир роты Туранский стучал по каске на голове и повторял:
— Эта высота вот здесь у меня сидит. Предупреждаю,
будем делать последний штурм.
Поднялись в атаку, но пулемет заставил
снова залечь. Два отделения солдат получили приказ обезвредить дот, но ничего не получилось, только люди погибли. Дошла очередь до моего отделения.
Поползли в сторону дота двенадцать человек.
В бронежилетах. Два противотанковых ружья у нас, ручной пулемет, автоматы, гранаты. Только оторвешь голову от земли, немцы из пулемета поливают. Увидел справа на склоне промоину, образованную ливневыми дождями и тянущуюся змеей к доту … Ползет по промоине, ровняет пузом грязь. Только слышу тяжелое дыхание да вижу перед собой подошвы сапог Придворова с прилипшей соломой, — пожилой уже, да еще противотанковое ружье тащит. Как ни старались слиться с землей, заметили нас фашисты, — в амбразуре замелькали огненные сполохи и снова пулемет, как кобель, залаял. Кричу Придворову:
— Петя, пальни-ка, только в дырку целься!
Раза три из противотанкового ружья выстрелил
Петр Иванович, — немцы замолчали. Метров пятьдесят осталось, снова приказываю Придворову стрелять из противотанкового ружья. Стрельнул он. Тишина. Вновь поползли. А когда метров пятнадцать осталось до амбразуры, остановились. Думаю: хитрят немцы, ждут, когда мы в рост поднимемся, чтобы скосить нас. Говорю ребятам: «Гранаты бросайте!» бросили из лежачего положения. Потом вскочили и рванули к пулеметному гнезду. Вбегали через проход сзади – нет никого. Только гильзы да галеты разбросаны, в нище несколько бутылок с вином. Надолго хотели обосноваться, но видно, струсили, сбежали фашисты. Поединок выиграли мы.
А потом меня вызвали в СМЕРШ, была такая
организация, искала шпионов и вредителей. Спрашивали, что говорили солдаты, не ругались ли на командиров, что на смерть посылали. «Не до этого нам было», — отвечаю затянутому в ремни, грудь в орденах, майору. Невдомек ему, стало быть, что все думали о том, чтобы побыстрее с пулеметным гнездом разделаться, да в живых остаться. Спасибо, промоина выручила».
А потом пошли в наступление на Витебск.
После его освобождения меня наградили орденом Отечественной войны II степени.
Командиры бывают разные
Разные командиры бывают. Один из фронтовиков
рассказывал, насколько смел был их комбат. Всегда первым поднимался в атаку, правда перед этим пару стаканов спирта пропустит. Страха не знал, но погиб быстро. В своих рассказах Дмитрий Алексеевич часто упоминал командира батальона капитана Бородулина.
«Вот это был комбат! Молодой совсем, мобилизовали
его с последнего курса высшего технического училища имени Баумана. Заботился о нас, как о детях. Пайком своим офицерским с нами делился.
Вспоминаются бои на подступах к Кенигсбергу.
К пригородам подошли, уцепились.
Попытались идти вперед, но отошли, — немцы
в домах засели, поливают нещадно огнем из пулеметов и пушек. Командира и несколько солдат потеряли. Сидели в траншеях, ждем, что дальше будет. Появится новый человек, молодой, под два метра ростом, косая сажень в плечах. Обращается:
— Солдаты! Я ваш новый командир батальона,
капитан Бородулин. Слушать только мои команды будете!
И пошел по траншее. Время к вечеру, солнце
бьет в глаза из-за островерхих крыш. Ждем. И вот приказ какой-то штабник внезапно появившийся отдает:
— В атаку, вперед! За родину, за Сталина!
А сам пистолетом размахивает. Потом залез на бруствер, за ним несколько солдат. Мы смотрим на нового комбата, ждем, что прикажет.
— Никакой атаки, всем быть на исходном
рубеже. Пусть сам лезет под пули, если жизни не жалко.
Застрочили пулеметы из домов, атакующие
повалились на землю, а потом, как горох, посыпались обратно в траншею. Захлебнулась бессмысленная атака. Штабник поругался на Бородулина, а потом исчез, наверное, в штаб умотал отмываться и очищаться от грязи. Наступила ночь. Под утро «Катюши» открыли огонь, самолеты бомбили вражескую оборону. Потом поступил приказ комбата идти на город. Спокойно поднялись и переместились на боевые позиции, ни одного человека не потеряли…»
Боевых наград у Дмитрия Алексеевича Добрикова
пять: орден Отечественной войны, орден Красной Звезды и Славы III — степени, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги». Много пота пришлось пролить, много раз преодолевать страх, чтобы получить право носить на груди сверкающий серебром кружочек медали или рубиновую звездочку. В День Победы надевал он пиджак с наградами и обязательно шел на митинг, в день освобождения нашего города от фашистских захватчиков, рассказывал о своем боевом пути ребятам в школах. Закончил свой жизненный путь внезапно — шел оформлять документы на мотоцикл, упал в сквере и не поднялся: сердце остановилось.
Но остались записанными в блокноте его
рассказы. О том, как за одну ночь преодолели расстояние от Ливен до села Казанское и сразу в бой, как сам генерал в заляпанном грязью ватнике вел солдат в атаку, как языка брали… Но это уже как говорят, другие истории.
Геннадий Рыжкин
Фото из архива автора.