Гном Морозова-внука
Здание Никольской мануфактуры, принадлежавшей одной их ветви Морозовых
Один из интересных героев — Елисей Саввич Морозов. Человек основал чрезвычайно успешные красильную и ткацкую мануфактуры в Никольском, в Орехово-Зуеве. Медаль на Парижской выставке 1867 года, 850 станков, все дела… Миллионщик! Построил роскошный дом в Москве, в Подсосенском (тогда — Введенском)… И вместо того, чтобы жить да радоваться (в смысле – жить да переживать за бизнес), затворился у себя в кабинете и много лет подряд изучал Антихриста.
Нет, конечно, вопрос об Антихристе с XVII века горячо интересовал староверов. Они год за годом ожидали Второго Пришествия вот-вот, буквально на днях, никак не далее, чем через неделю. И своими бесконечными точными исчислениями, когда именно это случится, вызывали иронию уже у собственных духовных отцов… Был случай, когда московский купец Семен Матвеевич Ланин уже совершенно точно и окончательно отнес конец света на ночь Святой Пасхи 1785 года и сообщил об этом отдельным письмом в Выговскую старообрядческую обитель, причем вслед за этим письмом послал по тому же адресу другое:
«На всю братию по зимнему пути послано яицкой свежей рыбы осетров и белуги, дабы оною в праздник Святыя Пасхи разговелись».
Прочтя оба письма, настоятель не отказал себе в удовольствии немножко пошутить, выразив сомнение: «возможно ли будет им оною рыбою разговеться в день Святыя Пасхи? … Но разве что в Москве по теплому полуденному климату прежде начнется всемирный суд, а у них в Олонецком наместничестве по северной холодной атмосфере после».
Семен Ланин, получив такое легкомысленное послание, был очень разгневан и даже несколько раз повергал письмо настоятеля об пол, восклицая: «Маловеры несмысленные!» Впрочем, когда день Святой Пасхи миновал благополучно, Семен Матвеевич сам поехал на Выг, да там и умер, оставив в крайнем раздражении свою родню, которая, поверив ему, накануне Пасхи распродала все свою имущество — спешно и буквально за гроши. И теперь вынуждена была заново разживаться всем, включая одежду.
Особняк А.В.Морозова в Подсосенском переулке.
Такие истории для староверов — не редкость. Но все же даже среди них Елисей Саввич Морозов выделялся. Не даром современники отзывались о нем как об основателе некой новой «елисеевой веры» (впрочем, беспоповцы поморского согласия всегда считали его, большого жертвователя Покровской моленной, своим).
Представители всех четырех ветвей морозовского рода. Слева направо: Абрам Абрамович, Тимофей Саввич, Иван Захарович и Викула Елисеевич Морозовы. Начало 1860-х годов
Сыновья Савы Васильевича – Елисей, Захар, Абрам и Тимофей – стали основателями 4-х линий фабричных династий: Елисеевичей (Викуловичей), Захаровичей, Абрамовичей, Тимофеевичей. Первый из династии Морозовых – Василий, по всей видимости, был беспоповцем. Его сын Савва и его дети предпочли перейти в поповское согласие, в общину Рогожского кладбища. То ли потому что с принятием Белокриницинсской иерархии авторитет поповцев чрезвычайно возрос, то ли так было всё-таки проще с заключением браков, то ли просто потому, что поповцев власть считала наименее вредной из «раскольнических сект». Морозовы владели крупными фабриками в Московской, Владимировской и Тверской губерниях. Старший сын Савы Васильевича и Ульяны Афанасьевны — Елисей основал текстильную фабрику в селе Никольском на Клязьме напротив села Зуева, рядом с отцовской. Он был человек глубоко религиозный. Старообрядец, приверженец беспоповского поморского брачного согласия Покровской общины и вере отцов не изменил. Хотя отец и братья перешли в поповскую общину Рогожскую, Белокриницкого согласия. В 1839 году Елисей Савич покупает у купеческой жены Сазоновой в Барашевском (потом Введенском, теперь Подсосенском) переулке большую усадьбу, бывшую, когда-то у купцов Плавильщиковых. Она от переулка шла до самого Земляного города. Посередине стояли палаты первой половины 18 века купцов Плавильщиковых, по бокам два флигеля, а сзади палат огромный сад. Примерно с 1850-х годов Елисей Савич отошёл от фабричных дел, все возложил на супругу Адвотью Деомидовну и сына Викула, а сам стал известным богословом и изучал явление Антихриста.
Держал в своём доме вместительную моленную. Из конторщиков фабрики сформировал хор певчих. Не мирщился со «сторонними», то есть без особого дела не бывал в гостях у никониан, никогда не ел и не пил из их посуды. А на случай, если к нему кто зайдёт, держал у себя дома особую посуду, отмеченную на дне красным сургучом, чтобы не смешивать со своей. В его время в беспоповской, наиболее мрачно настроенной староверческой среде широко дискутировался вопрос: как следует понимать (и ожидать) Антихриста: в «чувственном» смысле (то есть в лице конкретной личности), или в «духовном» (то есть как совокупность уже проявившихся признаков последних времен). Елисей Саввич много лет писал обширное эсхатологическое сочинение, в котором явно склонялся в чувственную сторону, обрисовав своего героя красочно и в мельчайших подробностях: в чиновничьем мундире с красными обшлагами и почему-то непременно очень светлыми пуговицами. Что все это значит – теперь не поймешь, обширное сочинение не сохранилось. Известно только, что современники называли Морозова «профессор по части Антихриста», и даже в некрологе (когда тот помер) написали что-то воде: «Ушел видный специалист по Антихристу», никак не упоминая такую мелочь, как фабрики в Никольском, или парижскую медаль… Еще известен анекдот о том, как Елисей Саввич встретил в книжной лавке литературоведа Вукола Ундольского и горячо стал ему что-то рассказывать на свою любимую тему (про светлые пуговицы). На что Ундольский отмахнулся:
«Охота вам, Елисей Саввич! Что вам дался этот Антихрист? Сын погибели… Попросту говоря — сукин сын и сволочь»!
На другой день ни свет ни заря, часов в 5 утра, Морозов уже был у Ундольского. Велел разбудить по срочному делу. Когда Ундольский к нему вышел, сказал взволнованно:
«Послушай, Вукол Михайлович, неужели ты и в самом деле такого мнения об Антихристе?!»
Делами фабрики все это время, долгие годы ловко и сноровисто занималась его жена, Авдотья Диомидовна, державшая фабричную кассу у себя на поясе, в мешке, собственноручно сшитом из разноцветных лоскутков. К жене Елисей Саввич был строг, но справедлив. Лишний раз в кабинет не пускал, короче. Она вообще в основном жила при фабрике в Никольском. Внук вспоминал о ней: «Правильной кассы не велось, и все попытки отца (сына Елисея Саввича — Викула Елисеевича — прим.) завести точную кассовую отчётность кончались неудачей.
«Наживите сами, — говорила бабушка, — да и себе учитывайте».
И в то же время при самом примитивном ведении дела фабрика всё же давала прибыль и наживала капитал». В общем, не промах была Авдотья Диомидовна!
Гном Алексея Викуловича Морозова
Там, в жилом доме, у подножья лестницы на второй этаж, словно у подножия кафедры в соборе, сидит такой вот гном (что уже — явно некоторый перебор по части европейскости). С освещением в готическом зале неважно. 
Фото: Артём Нойер
Дом Морозовых — зеленый двухэтажный особняк с согбенными немолодыми атлантами, можно увидеть в Подсосенском переулке. Кстати, это Викуловичам москвичи обязаны детской Морозовской больницей: в своем завещании Викула наказал сыновьям построить на 600 тысяч рублей серебром что-нибудь благотворительное, вот они и построили.
В доме Алексея Викуловича Морозова в Подсосенском
Детская Морозовская больница
Особняк Алексея Викуловича Морозова (фото Вадим Разумов). 
Полёт Фауста и Мефистофеля. 1896. Панно для готического кабинета в особняке А. В. Морозова. ГТГ. Фото Алексея Сидельникова
Особняк Алексея Викуловича Морозова (фото: Дмитрий Французов, Екатерина Левичева, Вадим Разумов)
Но сохранить все коллекции в нем не удавалось. Сначала в 1920-е годы забрали в Третьяковсую галерею полотна Врубеля. И почти сто лет кабинет стоял с голыми стенами. Сейчас там напечатанные на холсте копии.
В 1922 году решено было переименовать музей в «Музей Фарфора» и сделать отделом Центрального декоративного музея. И постепенно все, что не относится к фарфору, передавали в другие музеи. Гравированные портреты были переданы в Музей изящных искусств императора Александра 3, теперь ГМИИ им. Пушкина.
В 1926 году в ГИМ отдали иконы, коллекцию серебра и часть миниатюр, вторая часть поступила в Третьяковку.
А в 1928 году Музей Алексея Викуловича перевели в Особняк С.И. Щукина на Знаменку, там создавался 2-й Пролетарский музей, а самого Морозова переселили в комнату на ул. Покровку.
И только в 1932 году весь фарфор, часть мебели и архив были перевезены в Кусково, где создавался Музей Русского Фарфора.
Алексей Викулович Морозов скончался 21.12.1934 года и похоронен в семейном участке на Преображенском кладбище.
Сергей Викулович Морозов покончил жизнь самоубийством в 1921 году, а в его особняк въехал Детский дом имени Луначарского, для которого старые палаты надстроили ещё тремя этажами. Интерьеры Шехтеля там почти не уцелели. В XX веке вся усадьба была разделена между разными пользователями. Главный дом – Федеральный памятник с 1930-х занимало издательство Наука. Во флигелях были коммуналки.
Сейчас часть усадьбы находится в частных руках. Правый флигель сильно перестроен после пожара. Главный дом отдан Дому Народов России и готовится к реставрации. А надстроенные палаты XVIII века с интерьерами Шехтеля погибают.
https://drug-gorod.ru/gnom-morozova-syna/
https://dzen.ru/media/russgothic/gnom-drakon-i-faust--intere...
https://sammlung.ru/?p=49975