Олег Кашин // "Дождь", 18 января 2019 года

В конце прошлого года мы несколько раз подряд говорили о фейсбучных ссорах, которые в этом сезоне стали более яростными и лютыми, чем были еще год назад. Я тоже, конечно, со всеми ссорюсь. И как раз в конце года узнал о своей фейсбучной ссоре с Дмитрием Быковым. Именно узнал, а не поссорился, потому что у Быкова ведь и фейсбука нет, и о том, что его обидело — что я что-то лайкнул или репостнул прошлой весной, когда спорили о его беседе с Марьей Розановой — я узнал с таким сильным запозданием, где-то месяц назад. Быков со мной не разговаривает, то есть и по скайпу у нас в программе его не будет, поэтому мы говорим о Быкове без Быкова. А повод понятно какой — его на этой неделе много ругала патриотическая пресса, потому что, тоже с запозданием, в соцсети попал ролик с выступлением Быкова на чтениях журнала «Дилетант», в котором он говорит, что хотел бы написать книгу в серии ЖЗЛ о генерале Власове, еще говорит о «российской гражданской войне сороковых годов» и, самое скандальное, рассуждая о том, что должно было произойти, чтобы русские пошли за Гитлером, Быков говорит такую странную, на мой взгляд, вещь, что русскую интеллигенцию от Гитлера оттолкнула его политика по уничтожению евреев — евреев нашей интеллигенции было жалко, поэтому она за Гитлером не пошла. Вот в таком духе выступил Быков, и его за это ругают. Я на днях смотрел Соловьева, там говорили, что у Быкова, цитата, «педерастия духа», а депутат Хинштейн от себя добавил, что и не только духа. Я не преувеличиваю, они именно так говорили, такими словами.

Что тут можно сказать. Я меньше всего хочу сейчас быть адвокатом генерала Власова или, не дай Бог, отрицателем Холокоста. Я увлекаюсь советской историей, мне интересно про нее, и если сейчас в России считается, что по поводу войны есть некая каноническая священная версия, от которой отступать кощунственно, я с удовольствием поддержу разговор на эту тему. Вы наверняка знаете, что в последний год войны Красная армия провела подряд десять очень эффективных наступательных операций — современники называли их десятью сталинскими сокрушительными ударами, в школе их надо было заучивать наизусть, все десять — а названия у них довольно сложные, «Петсамо-Киркенесская операция», попробуй выговори. Считалось, что эти операции придумал и реализовал великий полководец генералиссимус Сталин. Поэтому — сталинские удары.

Потом, как мы понимаем, оказалось, что Сталин не такой великий, культ личности, все такое, поэтому десять сталинских ударов из школьных учебников пропали. Зато возросло значение украинских фронтов и Сталинградской битвы, потому что там членом военного совета был Хрущев. А когда хрущевская эпоха достигла зенита, то оказалось, что Сталинградской битвы тоже не было, была Волгоградская — именно так ее называют, например, в официальном поздравлении ЦК КПСС к 70-летию Хрущева, Волгоградская битва в официальном документе. Но это уже 1964 год, Хрущеву царствовать недолго, и те, кому сейчас 50 или чуть больше лет, могут вспомнить операцию на Малой земле, которая вдруг и для школьного курса истории, и для всякой поп-культуры вплоть до песен стала одним из важнейших эпизодов войны наряду с тем же Сталинградом или Курском. А почему Малая земля — потому что на этом плацдарме у черноморских берегов оборону вместе с бойцами Цезаря Куникова держал замполит Брежнев, и новый культ личности подразумевал, что и Брежнев должен быть великим полководцем. Потом он умер, и историческое значение Малой земли естественным образом снизилось, хотя Новороссийск до сих пор город-герой — никому не придет в голову отбирать у города это звание, присвоенное ему при Брежневе, хотя можно догадаться, до какой степени это связано с политической конъюнктурой семидесятых.

То есть историю Великой Отечественной войны и в советские годы переписывали не раз, и в постсоветские тоже. И та версия, которая считается канонической и священной сейчас, основана на многих случайностях типа геройского статуса Новороссийска, и на умолчаниях, и на мифах — вспомним хотя бы 28 панфиловцев. Нынешний канон написан не кровью, его авторы — это и чиновники во главе, наверное, с Владимиром Мединским, и нынешний Кремль, и кинорежиссеры, снявшие именно за путинские годы рекордное количество фильмов о войне от «Мы из будущего» до «Т-34». Среди этих фильмов есть и хорошие, но очень наивно было бы думать, что та военная картинка, которая в них нарисована, будет навсегда.

Вполне возможно, что Быков про войну неправ. Но если мы посмотрим на людей, которые сейчас затыкают ему рот — черт его знает, я не вижу среди них ни одного человека, мнение которого о русской истории имело бы для меня значение. Я видел у того же Соловьева в обсуждении Быкова моего давнего знакомого, спортивного радиожурналиста Гию Саралидзе (Гия, конечно, ругал Быкова) — он очень хороший парень, но я не знаю, что должно случиться, чтобы мнение Гии о войне стало хотя бы для кого-нибудь истиной в последней инстанции. Истины в последней инстанции в таких вещах не бывает в принципе.

И еще почему-то такая вещь крутится в голове, я случайно об этом подумал, и уже который день не могу отделаться от этого наблюдения. Вот та страна, которая воевала с немцами 75 лет назад, то поколение, которое умирало, чтобы мы могли дышать (как написано на билбордах РВИО, тоже очень спорных со всех точек зрения). Это было, конечно, отличное поколение, «богатыри, не мы», тут вопросов нет. Но они, эти люди, большая их часть — и те, кто погибал, и те, кто воевал и выжил, и те, кто был в тылу, практически все, — они не знали, кто такой был Родион Раскольников и кого он убил, они не знали, что сжигала Настасья Филипповна в камине, и кто вообще она была, и кто такой был князь Мышкин, они не знали имени Смердякова, не знали имени Макара Девушкина, они не знали, где висел гражданин Кантона Ури, не знали, что за село Степанчиково. Я нарочно так подробно перечисляю, потому что для нас-то это не просто хрестоматийные вещи, Достоевский — это ведь и святыня, и скрепа, и вообще-то, без чего нас невозможно представить вообще никак. А для советских комсомольцев 1943 года такого писателя не существовало. Только самые ботаники знали, что Ленин называл его архискверным — Достоевского не было в школьной программе, Достоевского не переиздавали, не продавали в книжных магазинах, по нему не снимали кино. Его не было — и многие тогда, наверное, тоже верили, что его не будет уже никогда. Если бы Ивану Пырьеву сказали, что через девять лет после «Кубанских казаков» он снимет «Идиота», он бы не поверил. Нет, вы просто вдумайтесь — была целая страна, в которой почти никто не читал Достоевского, целое поколение — то самое, победившее.

О Быкове, о Власове и об истории — моя колонка для издания Репаблик.