«День» против Троцкого

   В первом заседании предпарламента г. Троцкий обругал нашу газету и назвал ее «банковской». Возражать Троцкому мы не будем. У большевизма есть свой стиль — стиль товарища Шурки.
   Но нашему бывшему сотруднику Троцкому мы должны напомнить, что он не ушел бы из газеты «День», если бы она действительно была банковской газетой и могла во все времена аккуратно платить деньги сотрудникам. Троцкий ушел из «Дня» не по принципиальным соображениям. Постоянный сотрудник «Одесских Новостей» и «Киевской Мысли», он не мог бы уйти из «Дня» по мотивам принципиальным. Он ушел только потому, что ему не были своевременно уплачены деньги. И в своем гневном письме он обещал посчитаться с «Днем».
   Это было до войны и до революции. И за время войны Троцкий, очевидно, примирился с «Днем». От его имени незадолго до революции видный партийный деятель вел переговоры о вступлении Троцкого в число сотрудников «Дня».
   Но телеграмма, посланная «Днем» ему в Испанию в ответ на это предложение, там его уже не застала.
   Переговоры, таким образом, прервались, и не нам об этом жалеть. Но Троцкий теперь воюет с «Днем» и приемы борьбы политической и идейной подменяет приемами безчестной клеветы и брани.
   Было время, когда Троцкий не интересовался тем, какого происхождения деньги газеты «День», а только требовал, очень настойчиво и энергично требовал, чтобы ему эти деньги были полностью выплачены.

   Во время балканской войны, в 1912 г. Троцкий корреспондировал в только что возникшем тогда «Дне» в течение 2—3 месяцев, причем в своих письмах и телеграммах вел борьбу против империалистических происков царской и кадетской дипломатии на Балканах. В тот период никто не выдвигал против «Дня» обвинения в зависимости от банков, и газета, оставаясь неопределенно-демократической, не вела однако никакой борьбы против партии пролетариата.
   Совершенно верно указание заметки «Дня» на то, что Л.Д. Троцкий, как и все почти эмигранты-сотрудники, прекратил работу в газете по причине более чем неаккуратной расплаты ея с заграничными сотрудниками. За последние пять лет Троцкий никакого отношения к газете не имел, за газетой никогда не следил, и об ея связи с банками, как и об ея злобной кампании против интернационалистов узнал только по возвращении из Америки в мае текущего года.

   Л.Д. Троцкий нашел способ уклониться от ответа. Он и не отвечает. Вместо него выступает в «Новой Жизни» анонимный комиссионер, который ничего не отрицает, но дает свои объяснения:
(...)
   Кто лжет в этой заметке, сам Троцкий или его комиссионер, установить невозможно. И если вообще «комиссионеров просят не безпокоиться», то это, в особенности, относится к комиссионерам банковской «Новой Жизни».
   Мы не знаем, кто сообщил Троцкому о «связи с банками» нашей газеты. Мы видим пред собой только анонимные спины, за которыми прячется наш бывший сотрудник, ныне председатель Совета Рабочих и Солдатских Депутатов. Мы надеемся, что эти лживые сведения исходят не от А. Луначарского, который, подобно Троцкому, не раз делил со всеми сотрудниками «Дня» материальные невзгоды, но работал в «Дне» и до войны и во время войны, вплоть до революции. Мы надеемся, что лживые сведения исходят и не от того партийного деятеля, который, находясь в переписке с Троцким, предлагал его услуги «Дню» незадолго до революции.
   Некогда Троцкий вместе с нами вел борьбу против империалистических происков царской и кадетской дипломатии на Балканах. Разногласий в этом вопросе между «Днем» и Троцким не было. Теперь мы ведем политическую борьбу не против партии пролетариата, а против Троцкого и его друзей. В политической борьбе не все, однако, средства допустимы. Кому это лучше знать, чем Троцкому, который как раз тогда, когда вернулся из Америки, одновременно узнал о связи «Дня» с русскими банками и о своей связи с германским имперским банком?

(...)
   Было время, когда «революционер» Троцкий работал в газ. «День», исправно получая гонорар и не спрашивая, какими деньгами он платился. Происхождением денег, питавших «День», т. Троцкий заинтересовался лишь тогда, когда их у «Дня» не стало, и т. Троцкому перестали платить гонорар. Тогда т. Троцкий понял, что «День» — это «банковская» газета (безденежные, однако, у нас банки),— и ушел оттуда. Ушел потому, что он не мог продолжать работать в «банковской» газете, которая не платит денег. Ушел, дав Аннибалову клятву посчитаться с «Днем». И клятву свою т. Троцкий выполняет свято. На каждом перекрестке он должным образом аттестует презренный, продажный «День»,— умалчивая, конечно, о прошлых связях своих с этой газетой. Но быль молодцу не укор.
   Не знаю, в каком печатном органе работает сейчас т. Троцкий. (...) Но, кажется, неприязнь к питающимся и основывающимся на банковские деньги газетам у т. Троцкого осталась,— и во всяком случае, в «Новой Жизни» он не работает, хотя «Новая Жизнь», надо думать, платит лучше «Дня» и даже лучше «Биржевых Ведомостей», потому что некоторые сотрудники последней газеты, которые по разным обстоятельствам не акклиматизировались в «Русской Воле», почли за благо устроиться в органе петроградских интернационалистов. (...)

(...)
   А вот другой «человеческий документ», который оглашает сегодня газета «День» под заголовком «Нашему бывшему сотруднику — Троцкому». (...)
   Что можно к этому прибавить? А ведь это ничтожество, именуемый Бронштейн-Троцкий, избран теперь председателем петр. Совета Раб. и Солд. Депутатов! (...)

   На какие деньги издается наша газета?
   Когда я приехал в Киев, я с неудовольствием прочел, что я работаю
   — на немецкие деньги.
   Через два дня одна газета сообщила, что меня денежно поддерживает
   — Протофис.
   Я уже благословил судьбу, как из другой газеты осведомился, что нас субсидирует
   — Антанта.
   А вчера из «Голоса Киева» я узнал, что я и мои товарищи «бутербродники»: нас питает
   — казна!
   «Голос Киева» пресерьезно уверяет, что мне вообще не первый раз приходится быть «бутербродником»: ведь и на покойную «Русскую Волю» я взял деньги у тогдашнего министра внутренних дел, Протопопова.
   Ах, милый, бедный, наивный провинциал! Как жаль, что вы не имеете других источников для осведомления, кроме киевских базарных торговок: если вы когда-нибудь побываете в Петрограде, вам скажут, что деньги на «Русскую Волю» мне дал консорциум банков, список которых своевременно был опубликован, что я был близок к Протопопову, товарищу председателя Г. Думы и председателю междупарламентской делегации в З. Европе, и был ярым политическим врагом Протопопова, когда он стал реакционным сановником. Вам еще скажут, что «Русскую Волю» травили до ея выхода в свет все, начиная с «Нового Времени» и кончая «Речью», но никогда, в самом жестоком огне полемики никто не осмелился упрекнуть ее ни в сервилизме, ни в пользовании казенными деньгами: спорили о том, германофилы-ли мы, «руссковольцы», или нет, но после появления первого номера газеты, после первого блестящего фельетона Амфитеатрова, все споры кончились. Нас разсудила публика: по тиражу газета сразу стала первою в Петрограде. (...)
   Я открою вам, мой провинциальный собрат, маленький профессиональный секрет.
   Одни говорят, что я не совсем плохой редактор, другие утверждают иное, но все — и враги в особенности — подтвердят вам, что основными чертами моей более чем 20-летней публицистической деятельности были два качества: настойчивость и смелость. 20 лет я сражаюсь с цензурой. 20 лет цензура гонит меня. Мои газеты конфисковывались, запрещались, закрывались, меня высылали, я сидел в старой охранке, в царских тюрьмах, в Смольном, в советских застенках, и вот видите: жив Курилка и воевал и опять будет воевать с цензурою. (...)

   На имя прокурора петроградского окружного суда поступило от г. П., из Новочеркасска, заявление, в котором указывается, что в январе 1917 г., прочтя объявление о предстоящем выходе газеты «Луч», при участии М. Горького, он послал подписную плату в размере 6 руб.
   Предварительно П., на письменный запрос, получил сообщение о том, что ответственными за газету являются М. Горький и неизвестный ему некий Грубе. До настоящего времени П. обещанных номеров газеты не получил, в виду чего прокурор поручил милиции произвести дознание.

(...)
   Ну какой я пролетарий? У меня вилла на Капри, дача в Финляндии, барская квартира в Петрограде. Сам я люблю общество банкиров. Честное слово, люблю! С таким удовольствием бывал на Фонтанке у Берсонов. Сидишь на художественной мебели, любуешься картинами, да и сам приобретаю картины. (...)

   Страшное, грозное переживаем мы время. (...) Никогда еще не смущались так честные, но робкие сердца и никогда еще не выступали с такой наглостью, сбросив маски приличия, присяжные подхалимы. (...) Хамское усердие ведь не знает пределов, оно не умеет разобраться, где высокий штиль переходит в подлый, и не сознает, что гиперболы славословия больнее оскорбляют, чем несправедливая хула. (...)

   Чем решительнее отворачивается от «Дня» читающая публика, тем яростнее его публицисты кричат о высокой честности своих убеждений, тем усерднее инсинуируют они против органов, завоевывающих почетное положение в рядах русской прессы. (...)
   Полно господа! Не становитесь в неприличествующую вам позу безкорыстных идеологов честного радикализма, не напяливайте на себя мантии представителей независимого рабочего пролетариата. Радикалы не гоняются за субсидиями от банкиров, пролетарии не ведут в Гос. Совет директоров банков. Не пятнайте своим сообществом тех, кто никогда не уполномачивал вас вымаливать у толстосумов подачки для поддержания вашей газетенки, которую вы, по безталанности вашей, безсильны поставить действительно независимо и сделать из нея орган, не нуждающийся в благоволении плутократических дельцов и ярких выразителей порядочности, в роде банкира Лесина.

(...)
   Мы советуем г. Гомункулусу вывести одно несомненное заключение из нашей полемики: куда легче шантажировать темных банкиров, чем незапятнанных журналистов.

(...)
   Разгоревшаяся полемика между «Днем» и «Бирж. Вед.» выливается в совершенно своеобразную форму.
   Полтора года назад,— пишет газета г. Проппера,— тогдашний издатель «Дня» предлагал издательству «Биржевых Ведомостей» взять «День» с живым и мертвым инвентарем, включая сюда и самого Гомункулуса, безплатно, при условии лишь продолжения дела.
   На эту продажу ответили, как отвечают татарину, навязывающему ненужный хлам:
   — Проходите дальше. (...)

   С 13 июля газета «День» печатается на вновь установленной собственной ротационной машине и будет выходить в увеличенном формате.

(...)
Кадеты стремились сотрудничать с умеренными социалистами, а по возможности и подчинить их своему влиянию. 22 декабря 1913 г. агент полиции сообщил, что благодаря вкладам И.П. Мануса, И.Д. Сытина, Г.Д. Лесина и Международного, Сибирского, Русско- Азиатского, Франко-Русского банков, петербургская газета «День» фактически принадлежит кадетам, хотя главные сотрудники И.К. Бикерман и Д.И. Заславский «рьяные эсдеки». Возглавил акционерную компанию кадет Е.И. Кедрин. Стоила эта операция кадетам около 80 тыс. р. (...)