С музыкой в душе

– Вы впервые в Норильске? Как вам город?

– Ещё на подлёте к Норильску я увидел такое звёздное небо, какого давно не видел. Красивое зрелище! А сам город суровый. Но я люблю такое — северное, стальное.

– Как вас приняла норильская публика? Как вы оцените концертный зал, инструмент?

– Зал весьма достойный, выдержан в советском стиле, я бы назвал его эффектным. Что касается инструмента, то для меня, как человека искушённого, хороший инструмент — это современные концертные рояли фирм Steinway & Sons, Kawai, Yamaha и им подобные. Несомненный плюс НКИ — наличие сразу двух концертных роялей, к тому же это действительно хорошие инструменты. К сожалению, сегодня музыкальный мир столкнулся со сложностями приобретения импортных роялей высокого класса. Во–первых, не все марки теперь поставляются в Россию, а те, что можно приобрести, выросли в цене раза в два. Так что все стараются максимально сохранить имеющиеся инструменты. У тех, кто успел закупить новые, есть другие трудности — обслуживанием должны заниматься настройщики от фирм–производителей. В общем, с концертными роялями в нашей стране сейчас проблемы, адекватной отечественной замены нет. На последнем конкурсе Чайковского, кстати, был представлен китайский рояль, но далеко не мирового уровня.

– Вы гастролируете по регионам, что скажете об отношении людей к классической музыке?

– Где–то просто жаждут классических концертов, а кому–то это неинтересно. Но в целом к такой музыке в регионах часто относятся бережнее.

К сожалению, многие хорошие педагоги уезжают в центр, от этого страдает образовательная программа в регионах. А ведь таланты есть везде, и их нужно обучать. Прежде, как рассказывала мой профессор Наталия Трулль, проводились «экспедиции» специалистов: они преподавали в музыкальных школах, искали одарённых детей в образовательных учреждениях, разговаривали с родителями о возможностях музобразования для их детей. Но сегодня далеко не каждый готов быть педагогом, потому что растить новые поколения — самый сложный труд в любой культуре. Это громадная ответственность. Важно не отбить желание, не превратить искусство в рабство. От нехватки наставников страдает вся система. Это видно по тому, как снизилась планка отбора в профессиональные музыкальные учебные заведения. Раньше поступить в консерваторию считалось большим достижением. А сейчас поступают по 60 пианистов, но не все из них будут потом успешно выступать, кто–то вообще уйдёт из профессии.

– Вы сказали, важно не отбить у ребёнка желание заниматься. За годы обучения у вас не бывало ощущения, что вы устали от музыки?

– Как у всех, у меня были моменты, когда что–то не получалось, но меня не покидало ощущение, что музыка — часть моей жизни. Я никогда не мог представить, что могу заниматься чем–то другим. А ведь я не из музыкальной семьи, музыкой занималась только сестра, но профессию выбрала другую. Конечно, есть другие интересные мне занятия, но ни одно не вызывает желания сделать его делом жизни. Да, музыка — это труд. Но райской жизни мне и не обещали. (Улыбается.) Если у ученика музыкальной школы возникают мысли вроде: «А что дальше? Хочу ли я продолжения?», то стоит трезво оценить свои силы на этапе перехода в профессиональную деятельность. В детстве ты просто хочешь давать концерты, срывать аплодисменты, уметь как Мацуев. Но нужно понимать, что это тяжёлая работа. И тот же Денис Мацуев даёт огромное число концертов и гастролей. Я, например, не хотел бы быть на его месте: хочется жить не только работой.

Кстати, в своё время именно выступление Дениса Леонидовича помогло мне почувствовать музыку Сергея Рахманинова. В детстве я побывал на концерте Дениса Мацуева во Владимире, и в какой–то момент меня начало пробирать, посмотрел в программку — Рахманинов. С тех пор я начал просить своего преподавателя играть произведения Рахманинова.

– Правда ли, что Рахманинов — один из самых сложных в исполнении композиторов?

– По многим причинам да. Будучи сам одарён от природы, он, видимо, полагал, что подобных виртуозов будет немало. Впрочем, этим страдали многие великие композиторы. Взять, к примеру, феноменальные композиции Ференца Листа. Многие, кстати, в письмах разрешали играть их музыку по–другому, понимая, что столь же виртуозно исполнить её способны единицы. Технически лично для меня после достижения определённого уровня мастерства Сергей Рахманинов не самый сложный. Сложна музыка, если ты её не понимаешь, не чувствуешь, не слышишь. Композиторы писали её для выражения своих идей и эмоций, и нужно знать, что творец хотел сказать, что он указал в письме, ещё и пропустить это через себя. Только тогда эмоции коснутся каждого слушателя. Так что огромная доля успеха выступления музыканта зависит от его годами оттачиваемого мастерства, позволяющего максимально точно передать звук, и харизмы исполнителя. Хотя я, например, сторонник того, чтобы публика ходила не на людей, а на музыку.

– Что, кроме победы, даёт участие в конкурсах?

– Помимо вклада в карьеру, для каждого музыканта любой конкурс — это проверка личных качеств, мастерства. Это в некотором роде соперничество с самим собой. Конкуренция с другими, я считаю, дело не очень хорошее, особенно в музыке. Важно понимать, что всегда есть кто–то лучше, но это не значит, что ты плох. Каждый конкурс — это глоток новых знаний, вдохновения, целая глава. Они держат тебя в форме, не дают осесть на одном месте и перестать развиваться.

– В 2018 году вы стали победителем IX Международного конкурса пианистов им. Ференца Листа в Веймаре и Байройте. Планируете ли в ближайшее время участвовать в больших конкурсах?

– Конечно, к одному готовлюсь уже сейчас. Ещё в будущем году в Брюсселе пройдёт Конкурс королевы Елизаветы, очень серьёзный. Вообще, их сейчас много, но основные, репутационные: Международный конкурс имени Шопена в Варшаве, Конкурс имени королевы Елизаветы в Брюсселе, дублинский, сиднейский международные конкурсы и, конечно, имени Петра Чайковского. Это вершина — после победы в любом из них в других можно не участвовать. Кстати, сегодня некоторые конкурсы среднего уровня настолько хороши и собирают такое число талантливых людей, что спокойно перешагивают топовые.

– Стало ли нашим пианистам высокого класса труднее выезжать на большие конкурсы за границу в связи со сложившейся геополитической ситуацией?

– Дело обстоит так: если выигрываешь крупный европейский конкурс, то европейский менеджмент к твоим услугам. Ты получаешь контракт на гастроли и, если собираешь залы, успешно играешь с теми, с кем надо играть, можешь прочно сесть в эту колесницу и ехать в ней много лет. И тогда геополитическая ситуация не помешает. Правда, не все организаторы придерживаются принципа «искусство вне политики». Но лично у меня были проблемы только в связи с пандемией, сейчас график налаживается. Посмотрим, как будет дальше.

– Каково расписание пианиста–профессионала?

– Мой рабочий график складывается из концертов и гастролей. Кроме того, я служу в Московской консерватории концертмейстером и ассистентом профессора, у меня есть ученики; сотрудничаю с Балтийским национальным оркестром, Ярославским симфоническим оркестром и оркестром Санкт– Петербургской филармонии. В выходные занимаюсь по своей программе, пусть и не так много, как нужно. (Улыбается.) Всегда есть новые интересные направления, музыканты, с которыми хотел бы сотрудничать, места, где желал бы выступить. В музыке не бывает уровня «я всё умею — можно расслабиться». В искусстве вообще не существует потолка. Но если тебе кажется, что ты его достиг, значит, пора уходить.

– А если вас снова пригласят в Норильск, приедете?

– Конечно. С большим удовольствием! Надеюсь, удастся больше времени уделить общению с учениками и педагогами.