Картофельные магнаты: с огромной любовью ко всем орловским бабушкам
Любите ли вы огород так, как «люблю» его я?
Обстоятельства, возраст да и просто российский менталитет рано или поздно подталкивают практически любого человека ближе к матушке-земле. На Орловщине инъекция любви к земледелию ставится с рождения. Циркулирует в крови, передаваясь генами вместе с мотыгой от матери к дочери. В моём случае — от бабушек к внучке.
— Такой чернозём можно ложками есть, — любит говорить моя бабушка, дочь директора колхоза.
Картофельное детство
Мне 12 лет. Раннее утро субботы. Цветущий и поющий май. Отчаянно надрывается будильник.
— В школу? Как? Суббота же? Сажать картошку…— разбивается моё сонное сознание о тяжесть бытия внучки дочки директора колхоза.
Пустынные орловские улочки. Заряженные лопатами, вилами, граблями, мешками и перчатками мчимся на старенькой голубой шестёрке куда-то под Нарышкино. 10 соток земли, переданные нашей семье знакомой знакомого бабушкиной троюродной тётки, встречают нас утренней росой и мелкими мошками. Традиционная благодарность в виде мешка картошки для родственников знакомой знакомого бабушкиной троюродной сестры выгружается из багажника и торжественно передаётся в руки совершенно незнакомого мне человека.
— Да ну, что вы, зачем, не надо было, — бурчит седовласый родственник, при этом указывая перстом на подвал, в который мы же и должны занести картофельный дар.
Остальные мешки плюхаются оземь. На этом тяжёлая работа для мужчины заканчивается. Папа за рулём синей шестёрки уезжает в рассвет.
Натягиваю сапоги. Тщетно пытаюсь что-то высказать бабушке про бессмысленность происходящего. Выпаливаю традицонное: «Проще купить». Получаю в ответ: «Это своё, такого не купишь». И, отмахиваясь от назойливых мошек, делаю первый вкоп в чернозём.
— Аккуратнее. Глазком вверх! Куда? Ну, швырем же всё, швырем. А ты лямсом, лямсом. Лопаточка-то в руках плясать должна. Тринь-тринь, тили-тили… А давай, мою любимую? Про три сосны?, — смотрят на меня прозорливые глазища уже загорелой бабушки.
Затягиваю про Муромскую дорожку, басом, да погромче. Бабушка смеётся. Её волосы поблёскивают на солнце. А лопатка и впрямь начинает плясать.
А потом обед. Парное молоко, ещё почти горячий орловский хлеб. Колбаса и картошка. Картошка на картошке. Полуденный зной печёт макушку. Бабушка достаёт из рюкзака носовой платок, разом превращая его в подобие банданы. Надевает мне на голову и приговаривает:
— Ничего-ничего, Светлячок. Ещё пригодится в жизни. От земли отрываться нельзя. Вот будет у тебя муж деревенский. Приедешь к свекрови. Ну и ничего, что девка городская. А ты лопатку в руки — и плясать на огород. Обомлеють!
Картофельная свадьба
…Как в воду смотрела. Вот сколько себя помню, так и была на огородах. Вообще у нашей семьи их было четыре. Две дачи и два непосредственно огорода . К моменту, когда у меня наклюнулся муж, я умела делать всё: сеять, сажать, продёргивать, пикировать, поливать, удобрять и пропалывать. В семье, благодаря скорости копания, бабушкой мне было присвоено почётное звание ДТ-75 .
С супругом мне повезло: он оказался залегощенским лэндлордом. И к моим четырём поместьям прибавилось ещё около 20 соток земли со всеми вытекающими. И теперь моя лопата плясала во всю прыть и там, и здесь.
Картофельные магнаты
С течением времени владения стали значительно меньше. Как-то незаметно перестали возделываться огороды, поредели огуречные и помидорные плантации на дачах.
Бабушки «повзрослели». Но рвения от того не убавилось, лишь немного переформатировалось: от деятельной — к контрольно-надзирательной функции. Единственное, что осталось неизменным — агрессивная картофельная экспансия. Знакомо ли вам то чувство, когда, приезжая на дачу, вы неожиданно обнаруживаете, что на месте клубники вдруг появляется новая грядка под батат? Через некоторое время и этого становится мало.
— Руби-руби, — уверенно заявляет бабушка, — здесь картоху новую посОдим. Мне Людка дала. Из Нарышкино. Ранняя. Скороспелая.
«Опять это Нарышкино…», — барабанит мозг, но рука продолжает бороться с молодой порослью посаженных в прошлом году слив. Естественно, тоже особенных и подаренных кем-то по большому блату.
— Я вот думаю, может нам и тюльпаны больше не пхать?, — балакает сама с собой бабушка.
— Тюльпаны не трожь!, — не сдерживаясь, выкрикиваю я.
— А на кой ляд они нужны? Времена-то вон какие. Тюльпаны у бабок возле Пятёрошки купите, а картохи такой нигде нет. Та и кто его знаеть, что в следующем году будет… Вон по телевизору жасити-то какие показывають, — в поисках явной поддержки обращается к моему мужу мой «золотой» геополитик.
Супруг улыбается. Нежно смотрит на нашу бабушку. Её волосы, только уже седые, всё так же игриво поблёскивают на солнце. В руках — лопата, но уже не для «пляски», а в качестве поддержки мощи харизмы.
Без слов всё становится понятно, ясно и отчего-то безмятежно тепло и уютно. Картошка, значит, картошка.
— Ничего-ничего, внушкИ. Ещё пригодится в жизни. От земли отрываться нельзя. Вот детей народите, научите всему, шо бабка умела. Саша, ну куда ты? Швырем, швырем! А ты лямсом, лямсом. Шоб лопаточка плясала. Глянь, как наш ДТ-75 пашет. ВнушкИ, давайте, мою любимую, про три сосны…
В три голоса, пожирая ложками чернозём, над дачами СНТ «Ива» разносится многоголосье картофельных магнатов.
Любите ли вы огород так, как люблю его я!?