Шовчик
Осиливаю первую главу вот этого произведения, в которой речь идёт о картографировании Шотландии в первой половине XVIII века.
Описание проблемы и постановка задачи: Шотландия в XVII веке была плохо картографирована, и в свете частых мятежей появилась сильная потребность в новых картах, географических, этнографических и хорографических. Для этого британским правительством были организованы съемки местности с попутным описанием проживающего там народа. Вот, я начал и завершил вводную часть в трёх строках. Автору понадобилось 1 4 8 страниц, чтобы только подступиться к конкретике. В принципе, если рассматривать первые сто страниц книги как самопрезентацию доселе неизвестного вам автора, то картина вырисовывается следующей. Малкин хочет выйти на ринг постмодернистского историзма, сразиться с основоположниками. Это не так уж и сложно на первый взгляд, ибо требует всего два умения, только два навыка, что привлекает на это поле толпы историков. Однако два умения не так просты. Нужно порхать по дискурсам как бабочка, и жалить афоризмами как оса. С этим у Малкина ай-яй как неуклюже. Афоризмы автор не генерирует совершенно, предпочитая писать в институт-лекционной стилистике сглаженного нарратива, со всеми этими устными беканьями-меканьями, служащими во время чтения предмета связующими между фразами. На бумаге же все эти "итак", "таким образом", "следовательно", "однако", в конце концов" выглядят мусором. Причём результирующим "итаком" может открываться первое предложение новой главы, "таким образом" употребляется, когда никакого образа ещё и не создано, "в результате" стоит перед фразой, опровергающей предыдущие построения. С порханием тоже не очень. Малкин знает все эти приёмчики из 60-х годов, настроен серьёзно доказать миру, что он владеет материалом, но его физические кондиции ужасны: это пухлый мохнатый мужик в семейниках, свирепо щурящийся сквозь очки и вставший в боевую позу "щас дам вам структурализьму и деконструкции смыслов". Повествование абсолютно далеко от броделевско-фукошно-хохсбаумсковой лёгкости. Тут каждый судорожный толчок сюжета вперёд обеспечивается, как в русских народных сказках, подгребанием и подытоживанием прежде наработанного материала. Вы едете не в спортивном купе, а в бульдозере по песку с опущенным и заклиненным скребком. Автор наработал материал, у него есть мощь, но через 10-15 предложений вы видите только жёлтую стену песка и натужный рёв доцента, пытающегося куда-то вырулить.
Итак (самое гнусное слово-паразит в современном нон-фикшене), после утомительнейшего перехода через вступление, начинается конкретика: автор обращается путевому дневнику и письмам (травелогу) английского капитана, несколько лет путешествовавшего по Шотландии. И вот тут начинается настоящий постпостмодернизм.
Постмодернизм - это когда вы пишите о своём новом революционном и парадоксальном (на самом деле чаще мудацком) взгляде на старые, хорошо известные произведения. Например, вас взволновал Монтескье - нет проблем у читателя, оный переведен и академически издан, можно выбрать лучший перевод. Или, в более близком случае травелога, "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева - есть в каждой школьной библиотеке. А что у Малкина: дневники капитана Барта последний раз заинтересовали английского издателя в 1759 году. Есть ли они на Гуглькнигах я не проверял, но даже если и присутствуют для свободного скачивания, сказать, что это доступный источник будет не совсем верно - архаичный язык, архаичный шрифт, не самые знакомые читателю реалии и термины (blackmail, lifting) препятствуют лёгкому ознакомлению с платформой, на которой резвится автор. Я даже сунулся в конец книги, вдруг перевод дан приложением - нет, конечно. Вот это и есть постпостмодернизм - исписать 200 страниц о не введенном в оборот источнике. Перефразируя известный анекдот "должен быть еще один, деревья сажать", тут заболел и второй участник процесса (исходный текст), в результате чего по газону бродит один доцент Малкин, ковыряя его лопатой то тут, то там. Продуктивность этого процесса очевидна. Я очень туманно намекну на некоторую книжку (не будем называть в лоб, но это "Кружева и сталь" V), где письма и воспоминания даны 1) в переводе, 2) с комментарием 3) с иллюстрациями. Это как котлета с гарниром и соусом. Хочешь - ешь одну котлету, а комментарии пропускай, хочешь - употребляй комплексно. В самарском трактире "У Малкина" вам ставят на стол тарелку одной гречки с луковой шелухой, и требуют за это 652 рубля (потому что повар со степенюшками и регалиями).
Да, про иллюстрации: если в книге на каждой странице вам встречается какая-нибудь -графия, то разве не логично желание хоть что-нибудь увидеть, а не только слушать рассуждения вашего экскурсовода об оной? Иллюстраций в книге ровно 0. Нет, конечно, формат книги "бедненько, но чистенько" не предусматривает показ большой цветной карты Хайленда. Но автор прётся и тащится от "хорографии" (явно лелея мечту стать человеком, вернувшим в обиход этот термин) - а это всякие рисуночки и прочая графика, в изобилии использовавшаяся на старых картах - ну и где она? Про обеды в полной темноте я слыхал, но чтоб по картинной галерее водили с завязанными глазами - такое впервые вижу.
Также бросился в глаза неаккуратный, забытый автором (и пропущенный редактором) шов между двух (всего у автора 70 публикаций) статей на одну тему, откуда брались куски для книги.
Фото 1 страница 132
Фото 2 страница 137
Секрет прост: один абзац из статьи Малкина "Тайные советники" (Ростов н/Д, 2008 г.), а другой из его же "Тайных советников", но в другом сборнике (СПБ, 2010).
Отметьте смекливость нашего преподавателя: зная о системе "Антиплагиат" для выявления хитрожопых студентов, копирующих рефераты, он незначительно меняет текст. "Горношотландская среда" становится "местной средой", "более полусотни" - "около полусотни", "во время мятежа якобитов" - "в течение почти всего периода возмущения".
Да и хрен бы с ним, никто эти сборники не читает, но в книге с претензией, выпущенной солидным столичным изданием "Новое литературное обозрение" такие штуки особенно смешны. Хотелось бы, чтобы этот пост увидел уважаемый В. Егоров, занятый самобичеванием по причине лишнего отступа в таблице обмундирования и рандомным употреблением буквы Ё.
Описание проблемы и постановка задачи: Шотландия в XVII веке была плохо картографирована, и в свете частых мятежей появилась сильная потребность в новых картах, географических, этнографических и хорографических. Для этого британским правительством были организованы съемки местности с попутным описанием проживающего там народа. Вот, я начал и завершил вводную часть в трёх строках. Автору понадобилось 1 4 8 страниц, чтобы только подступиться к конкретике. В принципе, если рассматривать первые сто страниц книги как самопрезентацию доселе неизвестного вам автора, то картина вырисовывается следующей. Малкин хочет выйти на ринг постмодернистского историзма, сразиться с основоположниками. Это не так уж и сложно на первый взгляд, ибо требует всего два умения, только два навыка, что привлекает на это поле толпы историков. Однако два умения не так просты. Нужно порхать по дискурсам как бабочка, и жалить афоризмами как оса. С этим у Малкина ай-яй как неуклюже. Афоризмы автор не генерирует совершенно, предпочитая писать в институт-лекционной стилистике сглаженного нарратива, со всеми этими устными беканьями-меканьями, служащими во время чтения предмета связующими между фразами. На бумаге же все эти "итак", "таким образом", "следовательно", "однако", в конце концов" выглядят мусором. Причём результирующим "итаком" может открываться первое предложение новой главы, "таким образом" употребляется, когда никакого образа ещё и не создано, "в результате" стоит перед фразой, опровергающей предыдущие построения. С порханием тоже не очень. Малкин знает все эти приёмчики из 60-х годов, настроен серьёзно доказать миру, что он владеет материалом, но его физические кондиции ужасны: это пухлый мохнатый мужик в семейниках, свирепо щурящийся сквозь очки и вставший в боевую позу "щас дам вам структурализьму и деконструкции смыслов". Повествование абсолютно далеко от броделевско-фукошно-хохсбаумсковой лёгкости. Тут каждый судорожный толчок сюжета вперёд обеспечивается, как в русских народных сказках, подгребанием и подытоживанием прежде наработанного материала. Вы едете не в спортивном купе, а в бульдозере по песку с опущенным и заклиненным скребком. Автор наработал материал, у него есть мощь, но через 10-15 предложений вы видите только жёлтую стену песка и натужный рёв доцента, пытающегося куда-то вырулить.
Итак (самое гнусное слово-паразит в современном нон-фикшене), после утомительнейшего перехода через вступление, начинается конкретика: автор обращается путевому дневнику и письмам (травелогу) английского капитана, несколько лет путешествовавшего по Шотландии. И вот тут начинается настоящий постпостмодернизм.
Постмодернизм - это когда вы пишите о своём новом революционном и парадоксальном (на самом деле чаще мудацком) взгляде на старые, хорошо известные произведения. Например, вас взволновал Монтескье - нет проблем у читателя, оный переведен и академически издан, можно выбрать лучший перевод. Или, в более близком случае травелога, "Путешествие из Петербурга в Москву" Радищева - есть в каждой школьной библиотеке. А что у Малкина: дневники капитана Барта последний раз заинтересовали английского издателя в 1759 году. Есть ли они на Гуглькнигах я не проверял, но даже если и присутствуют для свободного скачивания, сказать, что это доступный источник будет не совсем верно - архаичный язык, архаичный шрифт, не самые знакомые читателю реалии и термины (blackmail, lifting) препятствуют лёгкому ознакомлению с платформой, на которой резвится автор. Я даже сунулся в конец книги, вдруг перевод дан приложением - нет, конечно. Вот это и есть постпостмодернизм - исписать 200 страниц о не введенном в оборот источнике. Перефразируя известный анекдот "должен быть еще один, деревья сажать", тут заболел и второй участник процесса (исходный текст), в результате чего по газону бродит один доцент Малкин, ковыряя его лопатой то тут, то там. Продуктивность этого процесса очевидна. Я очень туманно намекну на некоторую книжку (не будем называть в лоб, но это "Кружева и сталь" V), где письма и воспоминания даны 1) в переводе, 2) с комментарием 3) с иллюстрациями. Это как котлета с гарниром и соусом. Хочешь - ешь одну котлету, а комментарии пропускай, хочешь - употребляй комплексно. В самарском трактире "У Малкина" вам ставят на стол тарелку одной гречки с луковой шелухой, и требуют за это 652 рубля (потому что повар со степенюшками и регалиями).
Да, про иллюстрации: если в книге на каждой странице вам встречается какая-нибудь -графия, то разве не логично желание хоть что-нибудь увидеть, а не только слушать рассуждения вашего экскурсовода об оной? Иллюстраций в книге ровно 0. Нет, конечно, формат книги "бедненько, но чистенько" не предусматривает показ большой цветной карты Хайленда. Но автор прётся и тащится от "хорографии" (явно лелея мечту стать человеком, вернувшим в обиход этот термин) - а это всякие рисуночки и прочая графика, в изобилии использовавшаяся на старых картах - ну и где она? Про обеды в полной темноте я слыхал, но чтоб по картинной галерее водили с завязанными глазами - такое впервые вижу.
Также бросился в глаза неаккуратный, забытый автором (и пропущенный редактором) шов между двух (всего у автора 70 публикаций) статей на одну тему, откуда брались куски для книги.
Фото 1 страница 132
Фото 2 страница 137
Секрет прост: один абзац из статьи Малкина "Тайные советники" (Ростов н/Д, 2008 г.), а другой из его же "Тайных советников", но в другом сборнике (СПБ, 2010).
Отметьте смекливость нашего преподавателя: зная о системе "Антиплагиат" для выявления хитрожопых студентов, копирующих рефераты, он незначительно меняет текст. "Горношотландская среда" становится "местной средой", "более полусотни" - "около полусотни", "во время мятежа якобитов" - "в течение почти всего периода возмущения".
Да и хрен бы с ним, никто эти сборники не читает, но в книге с претензией, выпущенной солидным столичным изданием "Новое литературное обозрение" такие штуки особенно смешны. Хотелось бы, чтобы этот пост увидел уважаемый В. Егоров, занятый самобичеванием по причине лишнего отступа в таблице обмундирования и рандомным употреблением буквы Ё.