Ответы на комментарии к посту от 10.02 (о психиатрии). Окончание.
Продолжу отвечать на коментарии 
notabler.
Уважаемая notabler, вот вы говорите, что, если «умница и вполне адекватная Новодворская ненавидела психушку, она наверняка имела для этого все основания». Чтобы считать Валерию Ильиничну вполне адекватной, нужно трактовать норму очень расширительно. Достаточно посмотреть на неё и послушать 2-3 минуты, чтобы по её внешнему виду, её подчёркнутой женской непривлекательности, особенностям её аффектированной речи понять, что она человек как минимум очень странный, сильно отличающийся от окружающих. А о том, были ли у неё основания ненавидеть психушку, можно судить по её же воспоминаниям. Мы уже с вами об этом говорили, терапия была щадящей, если бы она таблетки не выбрасывала в унитаз, а принимала, то это принесло бы ей пользу. И её поступок, из-за которого она оказалась в Казанской больнице, очень странный и нелогичный, нельзя считать поступком разумного человека. Я могу увидеть логику даже в актах индивидуального террора, которые совершали народовольцы и эсеры. У них была теория, была организация, была программа. Они считали, что акты индивидуального террора, если их будет много, могут испугать власть и заставить её приступить к реформе. А какого результата ожидала Валерия, когда разбрасывала листовки во Дворце съездов? Во Дворце съездов, где собирается избранная публика? Она рассчитывала их распропагандировать? Конечно, нет, она не была настолько наивной. И она прекрасно понимала, что об этом её поступке не сообщат никакие СМИ; если бы сообщили, то это дало бы какой-то эффект. Этот её поступок похож на очередную попытку суицида, как бы не прямую, а косвенную. Он, конечно же, был направлен против неё самой. Может быть, она рассчитывала на более суровое наказание. Словом, она хотела, чтобы с нею что-нибудь сделали, потому что сама не знала, что ей с собой делать. При прекрасной душе Валерии Новодворской, её остром уме и талантливости, её, как я понимаю, не полюбил ни один мужчина. Некрасивость не причина. Я знаю случаи, когда мужчина бросал красивую жену, добрую, с которой он был счастлив, и уходил к некрасивой стерве, с которой вряд ли можно было рассчитывать на счастье. Вот то, что Валерия Ильинична ни одному мужчине не показалась привлекательной, это говорит о том, что в ней вообще не видели женщину, не было в ней женского начала, и это тоже странность. Это тоже отличает её от большинства людей. А норма, как мы с вами уже говорили, понятие чисто статистическое.
Я жила среди психиатров. Психиатрами были мой брат, его жена и все их друзья. Когда я бывала у них в гостях, а это случалось часто, то, слушая их разговоры, оказывалась в центре психиатрических проблем. Кстати, психиатром был известный вам польский писатель Станислав Лем. Когда он приехал в Москву, то пришел в гости к моему брату. И брат, и я говорили по-польски, языкового барьера не было. Так что я знаю психиатрию и со стороны психиатров, и со стороны больных, потому что, как я уже писала, сама обращалась к психиатрам за помощью. И я хочу сказать, что все психиатры, которых я знала, были профессионалами высочайшего уровня и прекрасными людьми. Помощь психическим больным была основным делом их жизни, ее содержанием и целью, и они отдавали этому делу все свои силы. Психиатров я вообще считаю медицинской аристократией. Феликс любил своих больных, и они его почему-то умиляли. Он мог о них рассказывать без конца. Рассказал, как к нему в кабинет в клинике вошла больная и сказала: «Ты тунгусик, тебя не убьют. Тебя оставят как экземпляр». Сказав это, она подошла к раковине, открыла кран, попила водички из-под крана, и вышла из кабинета. И Феликс рассказал нам об этом с очень добрым к ней чувством. Как я уже сказала, с умилением. Или вот на прогулке во дворе клиники он стал убеждать больную, что она не так уж серьезно больна, что она идет на поправку, и прогнозы хорошие. Она хитро посмотрела на него, подняла со снега прутик и написала этим прутиком на снегу: «Сталин - дурак!» Поставив восклицательный знак, она победно взглянула на Феликса: ну, что он теперь скажет о её здоровье?
Мои читатели, правда, с большим трудом и оговорками, готовы согласиться с тем, что и среди психиатров попадались порядочные люди. При этом добавляют, что порядочные люди встречались и среди эсэсовцев. Ничего себе сравнение! (Я, кстати, не сомневаюсь, что среди эсэсовцев были порядочные люди, и о них, и о самом Гитлере мы как-нибудь поговорим отдельно). Пишут, что, вероятно, среди психиатров были и не палачи, которые работали рядом с палачами. Вот как вы себе это технически представляете? Эти порядочные люди не видели, что в их отделении или даже в соседнем лежат совершенно здоровые люди, которым поставили диагноз по соображениям, не имеющим ничего общего с медициной, и лечат их от болезни, которой у них нет? Они этого не видели? Или видели и молчали? И вот насчёт «палачества». Вот те, кто лежал в психбольнице по решению суда, и считают, что диагноз ему поставили неправильный… Вот кто-нибудь из них жаловался ли на то, что после госпитализации ему стало хуже: изменилась личность, исчезла острота мышления, труднее стало думать или появились ещё какие-либо отрицательные симптомы, которых не было до госпитализации? Насколько мне известно, ничего подобного никто из них не описал, никто не отупел, не превратился в овощ. Выйдя из больницы, они по-прежнему ясно мыслили, писали и продолжали свою борьбу. Так в чём же заключалось палачество?
Расскажу о своих отношениях с психиатрией и психиатрами, о своем личном опыте. Вскоре после 30 лет я стала принимать психотропные препараты - транквилизаторы. Не регулярно, но время от времени, когда чувствовала в этом необходимость. Жизнь сложна, и в ней много травмирующих моментов, которые могут вызвать стресс. А жизнь гуманитария, который пытается что-то писать по специальности в советское время и публиковать, особенно чревата стрессовыми ситуациями. Можно, конечно, запросто перенести эти стрессы, не прибегая к транквилизаторам, но в этом случае стрессы могут вызвать неврозы, а неврозы в свою очередь могут привести к нарушению работы внутренних органов - сердца, пищеварительного тракта и т.п. Поэтому лучше принимать транквилизаторы. Мы с мужем оба их принимали, и они у нас всегда лежали в ящике письменного стола. Хлеба могло в доме не быть, а транквилизаторы были всегда. В 1960 году Феликс мне поставил диагноз диэнцефалёз. Феликс вообще был специалистом по энцефалитам и связанным с ними состояниям. После окончания института его направили в Лениногорск, где он организовал психоневрологический диспансер. Вскоре после его приезда в Лениногорск в этой местности вспыхнула эпидемия инфекционного энцефалита, который раньше не наблюдался и не был описан в медицинской литературе. Феликс первый его диагностировал, и его можно было бы назвать «энцефалит Березина». Его так не назвали, но Феликс защитил на нем диссертацию. Защищался он в Москве, и после защиты его пригласили на работу в клинику Первого медицинского института.
Диэнцефалёз - это недостаточность гипоталамуса, которая бывает при недостатке солнечного и просто дневного света. Диэнцефалёзом массово страдают жители высоких широт, которые несколько месяцев в году живут в условиях полярной ночи. А в нашей квартире в Зарядье было всегда темно. Я уже описывала эту квартиру, расположенную на низком первом этаже, с окнами, выходящими во двор-колодец, обстроенный высокими домами. Даже летом в яркий солнечный день у нас весь день горели электрические лампочки. Диэнцефалёз - это не так уж серьезно, но он может вызвать вегетативные нарушения, в частности субфебрильную температуру. Такая температура у меня была, но поскольку в этой квартире я болела также хроническим тонзиллитом и заболела плевритом, который тоже перешел в хроническую форму, то от чего была температура - непонятно. И интересно, что Игорь и его сестра Валя, которые родились и выросли в этой квартире, были совершенно здоровы. Когда к нашему великому счастью Зарядье снесли и нас переселили в светлую, сухую квартиру у Речного вокзала на Смольной улице, я выздоровела очень быстро. В конце августа мы переехали на новую квартиру, а весной я была уже здорова. Но потребность в транквилизаторах время от времени возникает всю жизнь. Я рассказала о своих двух госпитализациях в 12 психиатрическую больницу в Стрешнево. И сейчас вот уже несколько лет меня лечит замечательный психиатр. И я думаю, психиатрам я обязана тем, что в моем возрасте нахожусь в здравом уме и в полной памяти. Отказали все системы - от кишок, печенок, селезенок, до кожи и костей, и зрение тоже. А вот психическая полноценность вроде бы сохранилась, о чем вам, конечно, лучше судить как моим читателям. Память ухудшилась, но когда я жалуюсь на неё своему замечательному доктору, он говорит: «Энгелина Борисовна, вашей деменции может сильно позавидовать большинство молодых людей». Я и сейчас могу запомнить стихотворение, которое прочли по телевизору, если оно мне очень понравилось и не слишком длинное. Вот недавно запомнилось стихотворение Александра Володина, три четверостишья. И всё это, конечно же, благодаря моему замечательному психиатру. Правда, на лекарства, которые он мне назначает, я трачу три четверти своей пенсии, но за сохранение разума никаких денег не жалко.
Вот jimmyhawkins пишет: « ...а мнение Всемирной психиатрической ассоциации, осудившей советские психиатрические злоупотребления, для вас что-нибудь значат или нет?»
Как бы на это ответить… Что касается мнения этой самой организации, то я не могу относиться к нему с полным доверием. Оно может быть политически мотивированным, даже полностью политически мотивированным. Вспомните ту обстановку холодной войны. Это была настоящая война, и, может быть, главным образом, война информационная. Обе воюющие стороны создавали мифы о противнике, и карательная психиатрия могла быть одним из таких мифов. К Подрабинеку я отношусь хорошо, хотя книгу его не читала. Дело в том, что я просто не могу понять, зачем советской власти нужны были эти неправильные диагнозы. Любого неугодного человека можно было сослать на вполне законных основаниях. Вполне законных! Я имею в виду 58-ю статью об антисоветской агитации. Любой наш разговор можно было трактовать как антисоветскую агитацию. Всегда можно было найти причину, а можно было сослать и без причины, как, например, сослали Иосифа Бродского. Кстати, его вполне можно было объявить сумасшедшим; он был очень странным, и доказать, что он вполне здоров, я думаю, было бы трудно. Но почему-то не объявили. Кроме выраженных психозов существуют ведь и пограничные состояния, которые тоже требуют медицинского вмешательства. Как сказала моя подруга, психолог и кандидат наук, «все мы шизофреники, только неизвестно, когда будет первый шуб». Вот давайте сойдемся на этом и не будем корчить из себя здоровых, подозревать во всем психиатрию и считать психиатров врагами. Психиатры в наше время - это необходимые помощники. И если наши внутренние органы нуждаются в поддержке, в применении медицинских препаратов, то психика и подавно. Это как с соматическими заболеваниями. Говорят, если тебе за 30, ты проснулся утром, и у тебя ничего не болит, значит, ты труп. Вот и с психикой так же.
А сейчас я хочу сказать то, что поставит под сомнение всю мою концепцию. Дело в том, что в Советском Союзе была карательная медицина, не психиатрия, а медицина вообще. Это было изобретение Сталина. Мы знаем, что Фрунзе погиб на операционном столе во время операции, в которой не было необходимости. Об этом книга Пильняка «Повесть непогашенной луны». Фрунзе приехал в Москву по вызову Сталина, хотя знал о том, что тот хочет его убить. Сталин видел во Фрунзе конкурента. Фрунзе мог не приезжать в Москву, мог, приехав в Москву, не лечь в больницу, а вернуться на юг к армии. Вся армия была на его стороне, любила его и поддержала бы его против Сталина. Но Фрунзе не хотел раскола, боялся, что раскол может повредить делу освобождения мирового пролетариата, и сознательно пожертвовал собой. Такое на Руси уже случалось. Так пожертвовали собой князья Борис и Глеб. Елизавета Яковлевна Драбкина рассказывала мне, что и её хотели убить в больнице, но врач её предупредила, и она сбежала. Жена композитора Тихона Хренникова выкрала своего мужа из больницы, где ему угрожала опасность. Уж не знаю, что он не так сделал, и кому и что не так сказал, кого из власть имущих обидел. Жена вывезла его, спрятав на дне машины и забросав пальто и шалями. Явлинский в такой же ситуации бежал из больницы через окно по водосточной трубе. Эту историю в свое время подробно рассказали на НТВ, на том, старом НТВ, с Евгением Киселевым.
Таких случаев можно привести бесконечное множество, и если убивали терапевты, то и психиатры могли держать в больнице заведомо здоровых. Хотя повторю - я не знаю случаев, чтобы больным в психиатрических больницах назначали лекарства, которые бы им повредили, и никто из прошедших госпитализацию таких случаев не привёл, как я уже написала выше.
Для тех, кто хочет поддержать блог, вот реквизиты моего счёта в Сбербанке
ПАО СБЕРБАНК
БИК 044525225
КОРРСЧЁТ 30101810400000000225
НОМЕР СЧЁТА 42306810138310113934
ТАРЕЕВА ЭНГЕЛИНА БОРИСОВНА
А вот два других способа:
paypal.me/tareeva1925
money.yandex.ru/to/410017240429035
notabler. Уважаемая notabler, вот вы говорите, что, если «умница и вполне адекватная Новодворская ненавидела психушку, она наверняка имела для этого все основания». Чтобы считать Валерию Ильиничну вполне адекватной, нужно трактовать норму очень расширительно. Достаточно посмотреть на неё и послушать 2-3 минуты, чтобы по её внешнему виду, её подчёркнутой женской непривлекательности, особенностям её аффектированной речи понять, что она человек как минимум очень странный, сильно отличающийся от окружающих. А о том, были ли у неё основания ненавидеть психушку, можно судить по её же воспоминаниям. Мы уже с вами об этом говорили, терапия была щадящей, если бы она таблетки не выбрасывала в унитаз, а принимала, то это принесло бы ей пользу. И её поступок, из-за которого она оказалась в Казанской больнице, очень странный и нелогичный, нельзя считать поступком разумного человека. Я могу увидеть логику даже в актах индивидуального террора, которые совершали народовольцы и эсеры. У них была теория, была организация, была программа. Они считали, что акты индивидуального террора, если их будет много, могут испугать власть и заставить её приступить к реформе. А какого результата ожидала Валерия, когда разбрасывала листовки во Дворце съездов? Во Дворце съездов, где собирается избранная публика? Она рассчитывала их распропагандировать? Конечно, нет, она не была настолько наивной. И она прекрасно понимала, что об этом её поступке не сообщат никакие СМИ; если бы сообщили, то это дало бы какой-то эффект. Этот её поступок похож на очередную попытку суицида, как бы не прямую, а косвенную. Он, конечно же, был направлен против неё самой. Может быть, она рассчитывала на более суровое наказание. Словом, она хотела, чтобы с нею что-нибудь сделали, потому что сама не знала, что ей с собой делать. При прекрасной душе Валерии Новодворской, её остром уме и талантливости, её, как я понимаю, не полюбил ни один мужчина. Некрасивость не причина. Я знаю случаи, когда мужчина бросал красивую жену, добрую, с которой он был счастлив, и уходил к некрасивой стерве, с которой вряд ли можно было рассчитывать на счастье. Вот то, что Валерия Ильинична ни одному мужчине не показалась привлекательной, это говорит о том, что в ней вообще не видели женщину, не было в ней женского начала, и это тоже странность. Это тоже отличает её от большинства людей. А норма, как мы с вами уже говорили, понятие чисто статистическое.
Я жила среди психиатров. Психиатрами были мой брат, его жена и все их друзья. Когда я бывала у них в гостях, а это случалось часто, то, слушая их разговоры, оказывалась в центре психиатрических проблем. Кстати, психиатром был известный вам польский писатель Станислав Лем. Когда он приехал в Москву, то пришел в гости к моему брату. И брат, и я говорили по-польски, языкового барьера не было. Так что я знаю психиатрию и со стороны психиатров, и со стороны больных, потому что, как я уже писала, сама обращалась к психиатрам за помощью. И я хочу сказать, что все психиатры, которых я знала, были профессионалами высочайшего уровня и прекрасными людьми. Помощь психическим больным была основным делом их жизни, ее содержанием и целью, и они отдавали этому делу все свои силы. Психиатров я вообще считаю медицинской аристократией. Феликс любил своих больных, и они его почему-то умиляли. Он мог о них рассказывать без конца. Рассказал, как к нему в кабинет в клинике вошла больная и сказала: «Ты тунгусик, тебя не убьют. Тебя оставят как экземпляр». Сказав это, она подошла к раковине, открыла кран, попила водички из-под крана, и вышла из кабинета. И Феликс рассказал нам об этом с очень добрым к ней чувством. Как я уже сказала, с умилением. Или вот на прогулке во дворе клиники он стал убеждать больную, что она не так уж серьезно больна, что она идет на поправку, и прогнозы хорошие. Она хитро посмотрела на него, подняла со снега прутик и написала этим прутиком на снегу: «Сталин - дурак!» Поставив восклицательный знак, она победно взглянула на Феликса: ну, что он теперь скажет о её здоровье?
Мои читатели, правда, с большим трудом и оговорками, готовы согласиться с тем, что и среди психиатров попадались порядочные люди. При этом добавляют, что порядочные люди встречались и среди эсэсовцев. Ничего себе сравнение! (Я, кстати, не сомневаюсь, что среди эсэсовцев были порядочные люди, и о них, и о самом Гитлере мы как-нибудь поговорим отдельно). Пишут, что, вероятно, среди психиатров были и не палачи, которые работали рядом с палачами. Вот как вы себе это технически представляете? Эти порядочные люди не видели, что в их отделении или даже в соседнем лежат совершенно здоровые люди, которым поставили диагноз по соображениям, не имеющим ничего общего с медициной, и лечат их от болезни, которой у них нет? Они этого не видели? Или видели и молчали? И вот насчёт «палачества». Вот те, кто лежал в психбольнице по решению суда, и считают, что диагноз ему поставили неправильный… Вот кто-нибудь из них жаловался ли на то, что после госпитализации ему стало хуже: изменилась личность, исчезла острота мышления, труднее стало думать или появились ещё какие-либо отрицательные симптомы, которых не было до госпитализации? Насколько мне известно, ничего подобного никто из них не описал, никто не отупел, не превратился в овощ. Выйдя из больницы, они по-прежнему ясно мыслили, писали и продолжали свою борьбу. Так в чём же заключалось палачество?
Расскажу о своих отношениях с психиатрией и психиатрами, о своем личном опыте. Вскоре после 30 лет я стала принимать психотропные препараты - транквилизаторы. Не регулярно, но время от времени, когда чувствовала в этом необходимость. Жизнь сложна, и в ней много травмирующих моментов, которые могут вызвать стресс. А жизнь гуманитария, который пытается что-то писать по специальности в советское время и публиковать, особенно чревата стрессовыми ситуациями. Можно, конечно, запросто перенести эти стрессы, не прибегая к транквилизаторам, но в этом случае стрессы могут вызвать неврозы, а неврозы в свою очередь могут привести к нарушению работы внутренних органов - сердца, пищеварительного тракта и т.п. Поэтому лучше принимать транквилизаторы. Мы с мужем оба их принимали, и они у нас всегда лежали в ящике письменного стола. Хлеба могло в доме не быть, а транквилизаторы были всегда. В 1960 году Феликс мне поставил диагноз диэнцефалёз. Феликс вообще был специалистом по энцефалитам и связанным с ними состояниям. После окончания института его направили в Лениногорск, где он организовал психоневрологический диспансер. Вскоре после его приезда в Лениногорск в этой местности вспыхнула эпидемия инфекционного энцефалита, который раньше не наблюдался и не был описан в медицинской литературе. Феликс первый его диагностировал, и его можно было бы назвать «энцефалит Березина». Его так не назвали, но Феликс защитил на нем диссертацию. Защищался он в Москве, и после защиты его пригласили на работу в клинику Первого медицинского института.
Диэнцефалёз - это недостаточность гипоталамуса, которая бывает при недостатке солнечного и просто дневного света. Диэнцефалёзом массово страдают жители высоких широт, которые несколько месяцев в году живут в условиях полярной ночи. А в нашей квартире в Зарядье было всегда темно. Я уже описывала эту квартиру, расположенную на низком первом этаже, с окнами, выходящими во двор-колодец, обстроенный высокими домами. Даже летом в яркий солнечный день у нас весь день горели электрические лампочки. Диэнцефалёз - это не так уж серьезно, но он может вызвать вегетативные нарушения, в частности субфебрильную температуру. Такая температура у меня была, но поскольку в этой квартире я болела также хроническим тонзиллитом и заболела плевритом, который тоже перешел в хроническую форму, то от чего была температура - непонятно. И интересно, что Игорь и его сестра Валя, которые родились и выросли в этой квартире, были совершенно здоровы. Когда к нашему великому счастью Зарядье снесли и нас переселили в светлую, сухую квартиру у Речного вокзала на Смольной улице, я выздоровела очень быстро. В конце августа мы переехали на новую квартиру, а весной я была уже здорова. Но потребность в транквилизаторах время от времени возникает всю жизнь. Я рассказала о своих двух госпитализациях в 12 психиатрическую больницу в Стрешнево. И сейчас вот уже несколько лет меня лечит замечательный психиатр. И я думаю, психиатрам я обязана тем, что в моем возрасте нахожусь в здравом уме и в полной памяти. Отказали все системы - от кишок, печенок, селезенок, до кожи и костей, и зрение тоже. А вот психическая полноценность вроде бы сохранилась, о чем вам, конечно, лучше судить как моим читателям. Память ухудшилась, но когда я жалуюсь на неё своему замечательному доктору, он говорит: «Энгелина Борисовна, вашей деменции может сильно позавидовать большинство молодых людей». Я и сейчас могу запомнить стихотворение, которое прочли по телевизору, если оно мне очень понравилось и не слишком длинное. Вот недавно запомнилось стихотворение Александра Володина, три четверостишья. И всё это, конечно же, благодаря моему замечательному психиатру. Правда, на лекарства, которые он мне назначает, я трачу три четверти своей пенсии, но за сохранение разума никаких денег не жалко.
Вот jimmyhawkins пишет: « ...а мнение Всемирной психиатрической ассоциации, осудившей советские психиатрические злоупотребления, для вас что-нибудь значат или нет?»
Как бы на это ответить… Что касается мнения этой самой организации, то я не могу относиться к нему с полным доверием. Оно может быть политически мотивированным, даже полностью политически мотивированным. Вспомните ту обстановку холодной войны. Это была настоящая война, и, может быть, главным образом, война информационная. Обе воюющие стороны создавали мифы о противнике, и карательная психиатрия могла быть одним из таких мифов. К Подрабинеку я отношусь хорошо, хотя книгу его не читала. Дело в том, что я просто не могу понять, зачем советской власти нужны были эти неправильные диагнозы. Любого неугодного человека можно было сослать на вполне законных основаниях. Вполне законных! Я имею в виду 58-ю статью об антисоветской агитации. Любой наш разговор можно было трактовать как антисоветскую агитацию. Всегда можно было найти причину, а можно было сослать и без причины, как, например, сослали Иосифа Бродского. Кстати, его вполне можно было объявить сумасшедшим; он был очень странным, и доказать, что он вполне здоров, я думаю, было бы трудно. Но почему-то не объявили. Кроме выраженных психозов существуют ведь и пограничные состояния, которые тоже требуют медицинского вмешательства. Как сказала моя подруга, психолог и кандидат наук, «все мы шизофреники, только неизвестно, когда будет первый шуб». Вот давайте сойдемся на этом и не будем корчить из себя здоровых, подозревать во всем психиатрию и считать психиатров врагами. Психиатры в наше время - это необходимые помощники. И если наши внутренние органы нуждаются в поддержке, в применении медицинских препаратов, то психика и подавно. Это как с соматическими заболеваниями. Говорят, если тебе за 30, ты проснулся утром, и у тебя ничего не болит, значит, ты труп. Вот и с психикой так же.
А сейчас я хочу сказать то, что поставит под сомнение всю мою концепцию. Дело в том, что в Советском Союзе была карательная медицина, не психиатрия, а медицина вообще. Это было изобретение Сталина. Мы знаем, что Фрунзе погиб на операционном столе во время операции, в которой не было необходимости. Об этом книга Пильняка «Повесть непогашенной луны». Фрунзе приехал в Москву по вызову Сталина, хотя знал о том, что тот хочет его убить. Сталин видел во Фрунзе конкурента. Фрунзе мог не приезжать в Москву, мог, приехав в Москву, не лечь в больницу, а вернуться на юг к армии. Вся армия была на его стороне, любила его и поддержала бы его против Сталина. Но Фрунзе не хотел раскола, боялся, что раскол может повредить делу освобождения мирового пролетариата, и сознательно пожертвовал собой. Такое на Руси уже случалось. Так пожертвовали собой князья Борис и Глеб. Елизавета Яковлевна Драбкина рассказывала мне, что и её хотели убить в больнице, но врач её предупредила, и она сбежала. Жена композитора Тихона Хренникова выкрала своего мужа из больницы, где ему угрожала опасность. Уж не знаю, что он не так сделал, и кому и что не так сказал, кого из власть имущих обидел. Жена вывезла его, спрятав на дне машины и забросав пальто и шалями. Явлинский в такой же ситуации бежал из больницы через окно по водосточной трубе. Эту историю в свое время подробно рассказали на НТВ, на том, старом НТВ, с Евгением Киселевым.
Таких случаев можно привести бесконечное множество, и если убивали терапевты, то и психиатры могли держать в больнице заведомо здоровых. Хотя повторю - я не знаю случаев, чтобы больным в психиатрических больницах назначали лекарства, которые бы им повредили, и никто из прошедших госпитализацию таких случаев не привёл, как я уже написала выше.
Для тех, кто хочет поддержать блог, вот реквизиты моего счёта в Сбербанке
ПАО СБЕРБАНК
БИК 044525225
КОРРСЧЁТ 30101810400000000225
НОМЕР СЧЁТА 42306810138310113934
ТАРЕЕВА ЭНГЕЛИНА БОРИСОВНА
А вот два других способа:
paypal.me/tareeva1925
money.yandex.ru/to/410017240429035