Воспоминания С.Л. Пушкина. 5 часть.
Текст воспоминаний Сергея Львовича Пушкина, сверенный с рукописным оригиналом, выкладывается здесь по недавно вышедшему в издательстве «Наука» 16 (60) выпуску альманаха «Летопись историко-родословного общества в Москве» за 2020 год. Главный редактор д.и.н. О.Н. Наумов. Стр. 68-139.
Примечания и комментарии издателя даны курсивом. Подписи под фотографиями — издателя.
К сожалению, формат ЖЖ не позволяет выкладывать единовременно больший объём текста.
5 часть:
Следующим членом семьи моего деда был сын Василий Львович. Он родился в 1854 году. Окончил Тверское кавалерийское училище. В 1873 году выпущен корнетом в Павлоградский лейб-гусарский полк. В 1888 году ротмистр. С 1898 г. по 1905 гг. комендант ст[анции] Вязьма. В 1905 году вышел в отставку в чине подполковника и переехал на жительство в г[ород] Кострому.
Перед переездом в Кострому произошел раздел между наследниками оставшихся после смерти деда земельных угодий в пустоши Бор-Боровиково. Моему отцу перешли во владение вырубки, произведенные дедом, в качестве цензового земельного участка, а Василию Львовичу – оставшиеся несведенными участки бора с водяной мельницей на реке Меза под названием Катиха. Этот участок леса и мельницу Василий Львович тут же продал крестьянам деревни Катково, а на вырученные деньги купил в Костроме деревянный одноэтажный домик с яблоневым садом на углу Покровской и Никольской улиц, куда и переехал на постоянное жительство в 1905 году.
Дядю Васю я помню со времени болезни и смерти моего отца, когда все родные съехались в Давыдково. Он был седой старик, небольшого роста, в серой офицерской тужурке с подполковничьими погонами, по золотому полю которых виднелся зигзаг отставного офицера. Небольшая подстриженная бородка обрамляла его красивое лицо с типичными для костромских Пушкиных серыми глазами с небольшой складкой в конце верхних век. Молодым офицером дядя Василий Львович был любимцем и баловнем женщин. Остроумный, веселый, воспитанный, очень умеренно пьющий, прекрасный танцор, участник во всех любительских спектаклях и очень недурен внешне, он легко кружил женские головы. Но «быть бычку на веревочке!»
Дядя Вася женился на разведенной вдове Екатерине Дмитриевне Петровой (урожденной Постниковой) с двумя детьми – Витей и Асей Петровыми, которых и воспитал, как родной отец. От этого брака у дяди родился и свой сын, мой двоюродный брат Саша Пушкин. О нем я скажу подробно ниже.
Я уже взрослым слышал от мамы (ей об этом рассказывал папа) фамильную нашу легенду о том, что после секвестра имений Пушкиных при Екатерине II, жены их потомства, носящие имя Екатерины, обуславливают несчастливые браки. Так было и с братом моего деда Николаем Александровичем Пушкиным, женившимся на Екатерине Михайловне Шелеховой, и так, пожалуй, было и у дяди Василия Львовича. Правда, дядя Вася с тетей Катей жили до самой смерти вместе, но семейного счастия у них заметно не было. Дядя обычно выходил из своей комнаты только к столу и по окончании трапезы удалялся к себе обратно. У тети Кати была несчастная слабость – она любила выпить, правда, у себя в комнате, но по вечерам нередко сказывалась там нездоровой и не выходила из своей комнаты. Так было, по крайней мере, до Октябрьской революции, когда мне приходилось нередко бывать у них.
Дядя любил свой сад, копался там с весны и до осени, разделал перед домом большой цветник, а яблоками мы у него объедались до крайности и ежегодно. Тетя Катя большую часть времени проводила на кушетке с романом в руках и, когда она была не «нездорова», это было чрезвычайно доброе существо, очень ласково относившееся к нашей семье и ко всем своим многочисленным родным и знакомым. О службе дяди в армии мне приходилось слыхать от людей, близко знавших его в то время, довольно много странного. Так, он, говорят, не терпел наград, отказываясь по возможности от присуждаемых ему медалей и орденов, чем немало способствовал медленному продвижению по своей службе. Но всего более заслуживал он нелюбовь начальства тем, что никогда не устраивал во время их наездов никаких торжественных им встреч. Наоборот, встречал их один и непременно одетый в самую старенькую поношенную форму. Результатом были его переводы в более захолустные места (например, из военных комендантов ст[анции] Нижний Новгород комендантом на ст[анцию] Вязьма, где он и пробыл до окончания своей службы и выхода на пенсию). Также он, говорят, не брал себе в услужение денщиков из солдат, предпочитая пользоваться услугами наемной прислуги. Отношение его к подчиненным было всегда гуманное и вежливое, но человек он был довольно замкнутый, по крайней мере, будучи семьянином. Он много читал, любил цитировать многие выражения философов – Канта, Шопенгауэра. В общем, дядя Вася представлял ту разновидность культурного русского офицерства начала текущего столетия, которую так любовно показал в своих повестях покойный А. И. Куприн.
Революцию дядя принял как должное и ожидаемое событие, только с большой грустью расстался с погонами, честь которых он привык так высоко ценить. Скончался Василий Львович в 1930 году и похоронен на б[ывшем] Лазаревском кладбище в г[ороде] Костроме.
Следующим дядей моим (по линии отца) был Сергей Львович, родившийся в 1856 году. Он, по окончании классической гимназии в Костроме, поступил в Военно-медицинскую академию, которую окончил в 1884 году. В раннем детстве он был болен рахитом и долгое время не мог научиться ходить. Может быть, вследствие этого он был невысокого роста, ниже всех своих братьев, из которых старший и младший – мой отец – были выше среднего роста. Будучи в старших классах гимназии, живучи на летних каникулах в Новинках, Сергей Львович, говорят, влюбился в молоденькую девушку, гостившую в одном из ближних к Новинкам имений, по имени Мери, на что его братья, очень любившие подтрунивать друг над другом, сочинили не очень приличную песенку на этот роман юного брата:
Вдруг я вижу – чья-то ножка наступила на бревно.
Я влюблен был в эту ножку, ну, да это все равно!
И подумал я с досадой: «Эх! зачем я не бревно!».
Серя с Мерею сидит,
Серя Мере говорит:
- Меря, хочешь быть за Серей?
Меря с Серею сидит,
Меря Сере говорит:
- Коль в любви ты будешь верен,
Будешь ты навеки Мерин!
Думаю, что Сергей Львович вряд ли остался в долгу перед насмешниками, т[ак] к[ак] он всегда отличался находчивостью и блестящим остроумием. Я его не помню совсем, хотя и получил имя в его честь, т[ак] к[ак] папа очень его любил и был очень с ним дружен. Но он внезапно скончался в 1902 году, когда мне шел второй год от роду. За год до окончания академии Сергей Львович вместе со своим младшим братом, а моим отцом, студентом VIII семестра С[анкт]-П[етер]бургского университета (на факультете естественных наук) за участие в нелегальных студенческих кружках были ненадолго посажены в Литовский замок и после административно высланы из С[анкт]-П[етер]бурга в имение родителей. Через год Сергею Львовичу удалось получить разрешение на окончание Военно-медицинской академии, а мой отец так занялся хозяйством в Новинках, что так и остался с незаконченным высшим образованием. По окончании Академии Сергей Львович был назначен врачом в Кинбурнский драгунский полк. В 1902 году полк стоял вблизи австрийской границы в городке Ковеле Волынской губернии. Как-то вечером на квартиру Сергея Львовича постучались две местные девочки с просьбой доктору зайти к их больной матери. Сергей Львович немедленно собрался с ними. По дороге он почувствовал себя настолько нехорошо, что присел на тумбу тротуара и тут же скоропостижно скончался. По телеграмме о его смерти выехал Василий Львович, который и привез тело брата в село Козловку, где и похоронен Сергей Львович рядом с фамильным некрополем.
По отзывам и рассказам моей мамы и Александры Ивановны Нелидовской, дядя Сергей Львович был очень культурный, отзывчивый и деликатный человек, очень веселый и остроумный собеседник. Судя по его фотографиям, можно составить также самое лучшее впечатление и от его внешности. Сергей Львович умер в 1902 году холостым.
Александра Львовна была следующим членом семьи моего деда. Родилась она в 1860 году и была на год старше моего отца, о котором буду говорить в главе о своих родителях. По окончании Смольного института она очень быстро вышла замуж (в 1880 году) за корнета лейб-гусарского Павлоградского полка, сослуживца ее брата Василья Львовича Николая Петровича Васькова. Последний перед свадьбой вышел в отставку и поселился на жительство с семьей в своем имении Стёпанькове Костромского уезда. Дядю Николая Петровичая не помню, т[ак] к[ак] он скончался, когда мне было 2 года. Похоронен он был на кладбище в Богоявленском монастыре в г[ороде] Костроме, знаю его только по рассказам его дочерей, а моих двоюродных сестер, и, конечно, по фотографиям. Николай Петрович Васьков был среднего роста, очень полный малоподвижный мужчина, весом превышавший центнер. Хозяйством заниматься не любил и, по-видимому, и не умел; был большой любитель покушать. Семьянин он был довольно оригинальный, предоставив все заботы о детях жене. Звал своих детей уничижительными именами: Петька, Колька, Юлька и т.п. Летом выстраивал их перед балконом усадьбы, приказывая ловить руками бросаемые им с балкона яблоки или конфеты, при этом в разгар игры бросая им сырые яйца, и очень потешался, если разбитыми яйцами дети перепачкивались. Служить пытался по выборам в Костромской земской уездной управе, но в силу редкостной лени на службе подолгу не удерживался. Костромские легковые извозчики боялись его как огня, т[ак] к[ак] при его шестипудовом весе рессоры их пролеток на булыжной мостовой часто не выдерживали Н[иколая] П[етровича] и ломались, а он за поломку их никогда не платил.
Детей у них было семеро: двое сыновей – Петр и Николай Николаевичи и пятеро дочерей: Александра, Юлия, Елизавета, Вера и Надежда Николаевны. Усадеб у Васьковых было 3: в Костромском уезде Стёпаньково и в Нерехотском – Кочерыгово и Бараново. Судя по выездным лошадям, всегда худым и разномастным, хозяйство в усадьбе велось плохо. Тете Але было впору справляться с многочисленным семейством, а дядя Николай Петрович был слишком для этого ленив. Тетя Аля с детьми заезжала к нам в Давыдково неоднократно. Скончалась она уже в советское время в 1945 году.
Мой папа был ее моложе на 1 год, но о своих родителях я буду говорить ниже особо. Моложе папы была только одна его сестра Елизавета Львовна.
Родилась она в 1863 году, скончалась в 1907 году, простудившись и заболев двусторонней пневмонией, перешедшей в туберкулезный процесс в легких, отчего она и скончалась.
Образование тетя Лиза получила в Смольном институте и после его окончания безвыездно прожила в Новинках, с увлечением занявшись там хозяйством. Хозяйка она была энергичная и по натуре довольно властная, не терпящая вмешательства, хотя бы и близких семейных. Так, в 90-х годах прошлого столетия моему отцу пришлось уехать из Новинок сначала в Давыдково, после в Кострому, где он стал служить в губернском земстве. Причиной ухода отца из Новинок было нежелание его испортить отношение с младшей своей сестрой, которую он искренно и нежно всегда любил. И, по-видимому, этот его поступок был очень правильным, т[ак] к[ак] он и все мы, его семейные, были всегда желанными гостями в Новинках.
б) Старшее поколение со стороны матери
Перехожу к моим родным со стороны матери. Мой прадед с материнской стороны Константин Петрович Ротаст был управляющим Павловским дворцом и парком, бывшим в то время во владении великой княгини Елены Павловны.
Женат он был на Антонине Семеновне, урожденной княжне Урусовой. Знаю их только по фотографии, да по кратким рассказам дяди Георгия Петровича, их внука.
Ротасты – австрийские дворяне, эмигрировавшие в Россию после побед Наполеона из Австрии (записаны в IV книгу дворянских родов как дворяне, перешедшие из иностранного подданства) (31).
У прадеда моего было два сына: Петр Константинович,– мой дед, и его брат Михаил Константинович. Петр Константинович после окончания Училища правоведения был направлен на службу членом окружного суда в Кострому. В Костроме молодой, красивый, воспитанный правовед встретил на одном из губернских балов единственную дочку отставного полковника Сергея Васильевича Мичурина шестнадцатилетнюю Лидию Сергеевну.
_______________________________________________________
(31) Автор ошибается, род был внесен в III часть дворянской родословной книги Санкт-Петербургской губернии (1854 г.) по выслуге гражданского чина.
_______________________________________________________
Мичурины – вологодские помещики, имели в Костроме несколько домов и старые фабричные корпуса, переделанные ими под воинские казармы, сначала сдаваемые в аренду, а после проданные городу. Эти казармы до сего времени именовались Мичуринскими. Кроме того, им принадлежали два имения в Костромском уезде – Семёнково и Лубенино. Последнее насчитывало около 1000 десятин, а первое – около 400 [десятин] леса.
Лидия Сергеевна (моя бабушка) была в те времена молоденькой девушкой – ей шел 16-й год – очень красивой собой и богатой невестой. Образование она получила домашнее, т.е. учителя местной женской гимназии приходили к Мичуриным на дом, и по окончании семиклассного курса она сдала экзамены в гимназии, получив свидетельство об ее окончании.
Такая практика существовала и в позднейшее время, т[ак] к[ак] этим же путем получили свидетельства об окончании гимназии дочери Лидии Сергеевны – моя мама и ее сестра Елизавета Петровна Ротаст. В скором времени (1874–[18]75 гг.) Петр Константинович Ротаст и Лидия Сергеевна Мичурина обвенчались и стали жить в обширном деревянном мичуринском особняке в Троицком переулке на углу Еленинской улицы в Костроме. Особняк был одноэтажный с громадными зеркальными окнами, террасами, паркетными полами, окруженный садом с липовыми аллеями, который задней стороной примыкал к плацу Мичуринских казарм, занимаемых полком солдат, стоявшим в Костроме (раннее Зарайским, в мое время Пултуским пехотным). Лидия Сергеевна, единственная дочь пожилых родителей (прадед мой Сергей Васильевич женился, выйдя в
отставку в чине полковника, на вдове Елизавете Николаевне, урожденной Манухиной, а по первому мужу Бьернсонг), была, по-видимому, кумиром в семье, избалованной до крайности. По-видимому, это наложило отпечаток на ее характер и повлекло в конечном итоге к разрыву с мужем. В семье молодых Ротастов родились трое детей.
Старшая дочь (моя мать), названная в честь бабушки (Урусовой) Антониной, родилась в 1876 году, через год родилась ее сестра, названная в честь другой бабушки (Манухиной) Елизаветой, а четыре года спустя – сын Георгий. Вскоре после рождения сына дед был переведен по службе в город Минск, семья осталась в Костроме. После этого начался окончательный распад семьи, правда, без официального развода.
Петр Константинович был вызван в Петербург в одну из сенатских комиссий. Сошелся он с одной вдовой (если не ошибаюсь, священника в Минске) по имени Надежда Петровна (фамилии не помню), с которой и жил до смерти, снимая жилье в Петербурге и после, на пенсии, в приобретенном им небольшом имении в Боровичском уезде Новгородской губернии Щитово, вблизи от суворовского Кончанского. Там дедушка и скончался и похоронен в 1907 или 1908 году (не помню точно). На его похороны ездили дядя Георгий Петрович с моей мамой. На служебном поприще дедушка продвигался быстро, благодаря своим большим способностям и эрудиции, дослужившись до тайного советника и должности сенатора. Как я слышал от дяди, его ценил как юриста тогдашний министр юстиции Манасеин. По рассказам моей матери и дяди Георгия Петровича, дедушка был очень мягким, добрым и умным человеком, чего нельзя сказать о его жене, а моей бабушке и крестной матери.
Лидия Сергеевна Ротаст была человеком минутного настроения, суеверным, обидчивым, злопамятным и капризно-упрямым. К своим детям ее отношение было неровным с переходами от ласкового к холодному и строгому обращению. К замужеству своей старшей дочери вначале она относилась хорошо, отец мой произвел на нее хорошее впечатление, но, чем ближе дело шло к свадьбе, все чаще появлялись у нее другие настроения. Венчание моих родителей, по ее желанию, пришлось совершить не дома в Костроме, а в Кронштадте у о[тца] Иоанна Кронштадтского. Первенца моих родителей, т.е. меня, она крестила, но вскоре произошел разрыв с моими родителями, и ни мать, ни отец, ни мы, дети, не бывали у нее до того, пока не похоронили моего отца. И все это произошло только потому, что дядя Георгий Петрович, состоя в то время студентом в Училище правоведения в Петербурге, посещая по праздникам тетю мою Евгению Львовну, жившую в Петербурге, увлекся ее племянницей, которую она воспитывала после трагической смерти ее родителей, Анастасией Александровной Пушкиной, и женился на ней вопреки желания Лидии Сергеевны. Бабушка почему-то решила, что ее сына уговорили жениться на племяннице моего отца мои родители, которые в это время (1901 год) переехали жить в Давыдково, а свадьба Георгия Петровича происходила в Петербурге, и, конечно, к ней ни папа, ни мама никакого отношения не имели. Но бабушка была упряма в своих убеждениях, и маме моей ничего не оставалось, как примириться с этим, хотя она и горько это переживала.
Сестра мамы Елизавета Петровна была любимицей бабушки и так и осталась девушкой, не желая покидать мать, которая дожила до Октябрьской революции и скончалась только в 1920 году. Елизавета Петровна кончила историческое отделение Высших женских курсов в Петербурге, но не работала до самой революции, после которой выселенная из своего дома в Троицком переулке города Костромы, где был организован детский сад, поступила на работу кастеляншей в городскую больницу в Костроме, после переехала в Москву и работала в той же должности в Боткинской б[ольни]це в Москве. Выйдя на пенсию, она престарелой старушкой переехала жить к моей младшей сестре Тане в Ленинград, где и скончалась в 1968 году и похоронена на Б[ольше]-Охтенском кладбище.
Окончание следует.