Сто лет назад закончилась Гражданская война на Юге России

Сто лет назад закончилась Гражданская война на Юге России. 16 ноября 1920 года (по новому стилю) последние русские корабли покинули порты Крыма, навсегда увезя в изгнание на чужбину от 140 до 170 тысяч наших соотечественников. Некоторое время после этого белые еще продолжали сопротивление на Дальнем Востоке, но их судьба была предрешена.

К столетию Русского исхода в Крыму прошел ряд памятных торжественных мероприятий — их могло бы быть и больше, но непростая эпидемиологическая ситуация накладывает неизбежный отпечаток на жизнь полуострова.

В Керчи прошли Дни памяти, посвящённые 100-летию окончания Гражданской войны на Юге России и 100-летию Русского исхода. В Феодосии, в Музее древностей, состоялся Вечер памяти. В Ялте и Севастополе — научная конференция «Человек, общество и власть в годы «Русской смуты» 1917-20-х годов. Память, осмысление, примирение». Ее организаторами стали фонд «История Отечества», Российское историческое общество, Центральный музей Тавриды и Министерство культуры региона.  

Участники форума, среди которых были ученые из разных регионов России, попытались найти ответ на вопрос, а закончилась ли вообще у нас война между красными и белыми? Они анализировали русскую смуту, пространственные, этнические, социальные и иные измерения этого трагического конфликта; его осмысление общественной мыслью России и русского зарубежья; место революции и Гражданской войны в самосознании современного российского общества.

Выступая на открытии конференции, депутат Государственной Думы от региона Светлана Савченко назвала ее знаковой и отметила, что сегодня важно не просто изучить факты из истории Гражданской войны, но и подойти к ним с пониманием.

Завершилась конференция в Севастополе 15 ноября. В этом городе на знаменитой Графской пристани висит скромная мемориальная табличка «в память о соотечественниках, вынужденных покинуть родину в ноябре 1920 года». Что любопытно, в оригинале надпись на табличке гласила: «…вынужденных покинуть Россию», однако украинские власти города русской славы воспротивились такой формулировке — дело было в 1995 году, накануне 75-летия Русского исхода. А впрочем, компромисс был найден красивый…

Исторический бульвар Севастополя сполна заслужил свою название — он помнит много действительно исторических событий. Одно их них случилось 22 марта (4 апреля по новому стилю) 1920 года. В этот день здесь размышлял о своей судьбе и судьбе России Петр Врангель, принимая решение возглавить Русскую армию в Крыму. «Я вышел из дворца и пошел бродить по городу, ища уединения. Я прошел на Исторический бульвар и долго ходил по пустынным аллеям. Тяжелое, гнетущее чувство не проходило», — писал генерал в своих воспоминаниях.

Врангель пообещал сделать все, чтобы вывести армию и флот с честью из создавшегося тяжелого положения и, по мнению большинства историков, справился с этой тяжелейшей задачей. Борьба и исход Русской армии в 1920 году не стали разгромным поражением и позорным бегством.

«В итоге, провозгласив единую, великую и неделимую Россию, пришли к тому, что разъединили все антибольшевистские русские силы и разделили всю Россию на целый ряд враждующих между собой образований», — с горечью сформулировал Врангель в своих воспоминаниях причину поражения Белого движения. При этом главнокомандующий признавал, что «конечно, и в рядах Красной армии было немало русских честных людей».

Крымская эпопея 1920 года по большому счету уже не могла исправить ситуации — слишком несоизмеримыми были силы и территории, занятые противниками. Успешные наступательные операции белых в Северной Таврии в конце концов захлебнулись, и к концу октября они оказались заперты за Перекопом. С подходом 1-й конной армии Семена Буденного красные превосходили своих противников в численности, артиллерии и технических средствах в три — три с половиной раза.

25 октября (7 ноября) последовал приказ об объявлении Крыма на осадном положении. Еще через четыре дня Врангель издал приказ, который гласил: «В сознании лежащей на мне ответственности, я обязан заблаговременно предвидеть все случайности. По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь: семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства, с их семьями, и отдельных лиц, которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.

Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих.

Дальнейшие наши пути полны неизвестности.

Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.

Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье».

Одновременно было выпущено сообщение правительства:

«В виду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств, правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море.

Кроме того, совершенно неизвестна дальнейшая судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных. Правительство Юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем.

Все это заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственной опасности от насилия врага, — остаться в Крыму».

Роль наших заграничных «партнеров» в той истории Врангель сформулировал следующим образом: «В политике Европы тщетно было бы искать высших моральных побуждений. Этой политикой руководит исключительно нажива». С тех пор прошло ровно сто лет, а значение этих слов, как мы с вами хорошо видим на современных примерах, не уменьшилось.

Погрузка лазаретов и многочисленных управлений шла в полном порядке. По улицам тянулись длинные вереницы подвод, шли нагруженные скарбом обыватели. С утра 31 октября (13 ноября) начали погрузку прибывшие из Симферополя армейские эшелоны. Суда, принявшие накануне севастопольские учреждения, перегруженные до последних пределов, выходили в море. Все, что только мало-мальски держалось на воде, оставило берега Крыма. В Севастополе осталось несколько негодных судов, две старые канонерские лодки «Терец» и «Кубанец», старый транспорт «Дунай», подорванные на минах в Азовском море паровые шхуны «Алтай» и «Волга» и старые военные суда с испорченными механизмами, негодные даже для перевозки людей.

Из Севастополя Петр Врангель на крейсере «Генерал Корнилов» отправился в Ялту и далее в Феодосию, чтобы проконтролировать ход погрузки из этих портов. 3 (16 ноября) там, у берегов Крыма, прозвучал последний салют русскому Андреевскому флагу. Одновременно завершилась эвакуация в Керчи. Корабли вышли в море. По данным главкома, на 126 судах вывезено было 145 693 человека, не считая судовых команд. За исключением погибшего от шторма эскадренного миноносца «Живой», все суда благополучно пришли в Царьград-Константинополь.

Среди тех, кто уходил из Крыма в вечное изгнание в ноябре 1920 года, был и князь Владимир Оболенский, депутат Государственной Думы России первого созыва от Таврической губернии. Он не принял Октябрьскую революцию и уехал из Петербурга в Крым, чтобы продолжить борьбу против советской власти, выступая за «воссоздание единой России». Был председателем Земской управы в деникинском и врангелевском Крыму. Написал две интереснейшие книги, рассказывающие о тех исторических днях, — «Крым при Деникине» и «Крым при Врангеле».

Оболенский эмигрировал на одном из последних отходивших из Севастополя кораблей во Францию. «Беженцы, нашедшие приют на нашем броненосце, стояли на палубе и смотрели на удаляющийся Севастополь. У всех были сосредоточенно серьёзные лица, у многих глаза подернулись влагой… — вспоминал он в своих мемуарах. — С берега смотрела на нас сумрачная толпа. Одни завидовали нам, другие злорадствовали. Постепенно исчезают лица, и толпа превращается в чёрную полоску… Над Севастополем стоит жёлтый туман, из которого до нас отчётливо доносится воркотня пулемёта».

Накануне столетия трагических событий в санкт-петербургском издательстве «Реноме» вышла книга «Русский исход 1920 года в воспоминаниях членов Союза ревнителей памяти императора Николая II». «В этой небольшой книжке собраны отрывки из мемуаров участников Белого движения, которые стали свидетелями грандиозного по своему размаху и глубине трагичности Русского исхода», — рассказал «Парламентской газете» журналист-составитель Алексей Васильев.

В сборник вошли фрагменты воспоминаний помощника атамана Александра Дутова — оренбургского казака Ивана Акулинина, полковника Крымского конного полка, командира русско-татарской бригады Григория Бако, военного представителя Петра Врангеля — барона Алексея фон Лампе, сына известного драматурга Георгия Немирович-Данченко, бойца Добровольческой армии Константина Попова, а также стихи поэтов Владимира Петрушевского и Сергея Бехтеева. Все они, оказавшись на чужбине, стали затем членами Союза ревнителей памяти Императора Николая II, чтобы сохранить для потомков правду об исторической России. Некоторые материалы, представленные в данном сборнике, были опубликованы в России впервые.

«В России вышло немало книг об истории Гражданской войны, но, наш взгляд, этого недостаточно для понимания всей трагедии, с которой пришлось столкнуться русскому народу, — полагает Васильев. — В этом сборнике мы попытались донести до читателя общую атмосферу воспоминаний, горестный дух рокового 1920 года. Вы сами увидите, с каким достоинством писали участники сражении о своём проигрыше. Они не искали причин поражения в коварстве красных, но находили их во внутренних проблемах и не боялись их признать».

Гораздо более неприглядно, чем в воспоминаниях Врангеля, выглядит эвакуация 1920 года в воспоминаниях Немировича-Данченко. «Несмотря на то, что я запасся всеми необходимыми удостоверениями для погрузки на «Рион» и подлежал «обязательной эвакуации», на пароход удалось попасть каким-то чудом после шестичасового стояния в толпе и душу раздирающих сцен у трапа… — рассказывает он. — Ещё на берегу чернела густая толпа народа, когда трапы начали панически убирать, и доступ на пароход был прекращён. Полурастерзанные, оглушённые тумаками и площадной бранью, грохнулись мы наконец на палубу «Риона».

В темноте переполненный «Рион» (около 6 000 беженцев) стали выводить на Большой рейд. На вокзале пылали склады американского Красного Креста, в городе было тихо, и пароход огромный, как остров, наполненный копошившимися около своего добра людьми, медленно двигал- ся по чёрному зеркалу залива, отражавшему гаснущие огни Севастополя.

Ночь провели на корме, на чемоданах, коченея с непривычки от октябрьского ветра и сырости. Кто-то застрелился, оставив на берегу ребёнка, кого-то вытаскивали из воды…»

Как точно отметил Владимир Оболенский, «когда говорят о какой-нибудь военной эвакуации, что она прошла в порядке, нужно это выражение понимать условно, ибо при всякой эвакуации, происходящей под натиском противника, всегда есть люди или группы людей, переживающие панику и вносящие беспорядок и суету.

Конечно, не было полного порядка и при эвакуации Севастополя. Но все-таки приходится удивляться относительной организованности и порядку, каких достиг генерал Врангель при вывозе войск из Севастополя. Не было ничего похожего на те безобразия, какие происходили при эвакуации Новороссийска и Одессы».

Меньше всего хочется в эти исторические дни вновь ломать копья в спорах о том, кто был прав, а кто виноват в той братоубийственной войне. Как удивительно точно сформулировали это в своей книге «Без победителей» крымские историки — братья Вячеслав и Александр Зарубины, то была война «без победителей».

«Царству, разделившемуся само в себе», предстояли новые страшные испытания ХХ века, которые наша страна, к счастью, с честью прошла в годы Великой Отечественной войн и других бедствий и вызовов новейшего времени.