Кто, где и как делает и продает суррогатный алкоголь в России. И почему трагедия в Оренбургской области может повториться

Водка, которой отравились в Оренбургской области

Минимальную цену на водку в России устанавливает государство — бутылка объемом пол-литра не может стоить дешевле 243 рублей. Однако водка, из-за которой погибли 34 человека, стоила в два раза меньше, рассказал «Снобу» директор Центра исследований федерального и региональных рынков алкоголя Вадим Дробиз. «Примерно 140 рублей цены водки — это акциз и другие налоги, которые забирает с каждой реализованной бутылки государство, — поясняет Дробиз. —  Но водка, которой отравились под Оренбургом, стоила где-то 160 рублей. Потому что она не имеет акциза. Она производилась кустарно — в ангарах или подвалах. Себестоимость такой пол-литры — около 70 рублей. С реализации этой бутылки около 40 рублей забирает себе производитель и еще примерно 50 рублей получает розничный продавец».

При обысках у производителей водки были обнаружены документы, которые свидетельствуют, что в ее производстве мог применяться метиловый спирт. Специально делать на нем водку никто не будет, говорит Дробиз, потому что производители «паленки» заинтересованы в постоянных клиентах — им нужно избежать отравлений. «Видимо, на каком-то этапе производства кто-то перепутал метил с этилом», — предполагает председатель Национального союза защиты прав потребителей Павел Шапкин.

Чтобы минимизировать число отравлений, в 2006 году в России начали внедрять систему контроля алкоголя ЕГАИС — она позволяет государству отслеживать производство, перемещение и продажу алкогольной продукции по территории страны. Конечным пунктом этой цепи является касса: там продавец сканирует штрих-код и акцизную марку бутылки, таким образом показывая, что продает легальный напиток. Постепенное внедрение системы позволило сократить количество контрафактной водки на российских прилавках с 50% до 10–15%, утверждает Шапкин. Однако водка, которая привела к массовому отравлению под Оренбургом, не пробивалась через эту систему, замечает Дробиз: чтобы «не светить» нелегальной продукцией, ее вообще не выставляют на прилавки и продают в основном постоянным покупателям. Изготавливают и реализуют такой продукт почти во всех регионах России, говорит он.

Кроме водки опасность для здоровья представляет и другая спиртовая продукция, которая не заносится в ЕГАИС. «Люди привыкли, что в России продается дешевая “питьевая” продукция, которая [официально] питьевой продукцией не является. Это аптечные настойки, стеклоомыватели, разные средства для мытья ванн, дешевые одеколоны и лосьоны, — перечисляет Шапкин. — Их делают, чтобы реализовать питьевую спиртовую продукцию, но уйти от налогов. Понятно, что на этикетке написано “одеколон”, но, видя низкий ценник, люди понимают, что одеколон сделан для того, чтобы его пить».

Ниже зарплаты — больше смертей

В 2016 году в Иркутске умерли 76 человек. Все они пили «Концентрат для принятия ванн “Боярышник”». Вадим Дробиз обращает внимание, что только один из погибших вел асоциальный образ жизни: «Все остальные, получившие отравление, были обычными бюджетниками с зарплатой в пределах 15–18 тысяч рублей. Причем бюджетники пили эту спиртосодержащую жидкость лет 15 и никто не умирал — до тех пор, пока в нее случайно не попал метил». 

По словам Дробиза, несмотря на резонанс, который вызвала трагедия, люди в регионах продолжают пить спиртосодержащие жидкости и покупать водку неизвестного происхождения, которая стоит дешевле легальной: «У людей с региональными зарплатами такие же потребности, как и у тех, кто живет в Москве. Поэтому причина смертей одна — низкие зарплаты и пенсии. На минимальную зарплату в России (12 792 рублей) можно купить 52 бутылки самой дешевой легальной водки (и 80 бутылок той, которая продавалась под Оренбургом. — Прим. ред.)». 

Исследователь алкогольного рынка России и автор телеграм-канала «Пьяный мастер» Денис Пузырев рассказал «Снобу», что суррогатную водку производят чаще, чем нелегальные пиво и вино, поскольку приготовить такой продукт очень просто: «Не обязательно иметь заводскую линию, а ингредиенты можно смешивать даже руками». По словам Пузырева, продаваться такая водка может в сельских магазинах, небольших продуктовых и ларьках. «Сетевые ретейлеры продавать “паленку” не станут, потому что риски от этого выше, чем профит — если “паленку” найдут, можно лишиться лицензии и таким образом потерять заработок на продаже алкоголя», — поясняет он.

«Левую» водку могут производить и на заводах — в третью смену: «Это будет уже продукция заводского качества, но не внесенная в ЕГАИС, — поясняет Пузырев. — Ее выпускают те заводы, у которых, кроме супермаркетов, есть альтернативные каналы реализации, например те же сельпо». Заводскую водку почти всегда можно отличить визуально, поясняет Пузырев: у нее фирменная бутылка и этикетка с хорошим качеством печати.

Пузырев и Шапкин согласны с мыслью, что люди покупают нелегальную продукцию из-за недостатка средств, именно поэтому в Москве, где уровень жизни выше, чем в регионах, случаи отравления суррогатным алкоголем единичны. Так, по рейтингу, который ежегодно составляет РИА «Новости», одни из самых низких в России зарплат получают жители Ивановской области. И, согласно исследованиюРБК, именно она входит в число лидеров смертности от алкоголя.

Чем можно отравиться в Москве

Чуть сложнее, чем нелегальную водку, производить подделки крепкого алкоголя с более высоким ценником, рассказывает Денис Пузырев, например виски, коньяк и ром. «Это та же самая водка плюс колор для цвета и ароматизаторы», — поясняет он. 

В основном такая продукция продается в интернет-магазинах, отмечает Дробиз: «В каждом областном городе России есть производство своего “Хеннесси”, “Ред лейбла” и прочих напитков этого ценового сегмента. Ими тоже можно отравиться, если к их изготовителю случайно попадет метиловый спирт».

Производители поддельного «элитного» алкоголя, которые торгуют им через интернет, нередко пишут, что продают реплику, сопровождая маркетинговый текст приписками вроде «зачем вам платить больше за настоящий виски, если на вечеринке наш напиток мало кто отличит от заводского?», добавляет Пузырев.

Можно ли избежать массовых отравлений

По оценке Шапкина, каждый год от отравления метилом в России погибает около 900 человек: «Это происходит, потому что метанол почти невозможно отличить от этилового спирта. Например, метан, который подается в жилье для отопления, не имеет запаха. По этой причине в него добавляется резко пахнущий меркаптан. Это делается для того, чтобы люди почувствовали по запаху утечку. Однако в метиловый спирт резко пахнущие вещества в России не добавляют. Хотя это делается для безопасности в большинстве стран мира».

Чтобы метил был отличим по запаху от этила, достаточно добавить в него 0,0001% вещества, имеющего резкий запах (обычно для этого используются серосодержащие соединения). В августе этого года Шапкин подготовил законопроект, который предусматривает применение такой добавки. Однако в отзыве на него Минпромторга (есть в распоряжении «Сноба») сказано, что пахнущая добавка испортит «высокую чистоту метанола», которая необходима, например, в фармацевтике и микробиологии. «Добавление в метанол посторонних добавок приведет к потере товарных свойств <…>, что, в свою очередь, связано с риском утраты рынков сбыта, в том числе прекращением экспорта, который, по оценкам, составляет более 1,5 млн тонн метанола в год», — ответили на предложение в правительстве. Власти Оренбургской области пока пытаются сократить количество отравлений с помощью специальной акции: 10 октября они предложили всем жителям области обменять подозрительный алкоголь на еду в одной из торговых сетей. В телеграм-канале пресс-службы регионального правительства говорится, что стоимость предлагаемого продуктового набора в несколько раз превышает цену бутылки водки. «Эхо Москвы в Оренбурге» со ссылкой на региональные власти сообщило, что пока желающих произвести такой обмен не нашлось.

Больше текстов о политике и обществе — в нашем телеграм-канале «Проект “Сноб” — Общество». Присоединяйтесь