Милая Клавушка
95 лет назад молодой специалист по потребкооперации Алексей Косыгин встретил единственную женщину своей жизни. Это был один из самых счастливых «кремлевских» браков. И смириться со смертью жены он так и не смог.
Частная жизнь высоких чиновников в советские времена была надежно закрыта. Семья Косыгина не была исключением. И величие его личности осознаешь еще глубже, когда понимаешь, что в жизни этого уникума нашлось место для огромной любви.
...Одни считали ее красавицей, другие замечали лишь ее удивительные глаза, а лицо считали грубоватым.
Впрочем, стоило ей заговорить, как все менялось: она очаровывала открытостью и добросердечием. А еще в Клаве Кривошеиной была какая-то неукротимая независимость, не характерная для женщин, вошедших в круг «кремлевских жен».
Свершения и нереализованные планы Косыгина спорят по уровню с реформами Столыпина. Но в 1927 году никто не мог знать, что он сделает фантастическую по высоте и скорости карьеру. Клава и Алексей просто влюбились друг в друга. Много позже Клавдия Андреевна позволит себе перебить Сталина, начавшего рассуждать о семье — она скажет коротко: «Жена — это судьба». Вождь оценил ее афористичность. Он вообще относился к Косыгиной с огромной симпатией.
Алексей Косыгин, завотделом Ленского союза потребкооперации, 23-летний эффектный парень, считался, конечно, женихом-мечтой. Поразительно, как многого он достиг к этому возрасту, и ведь носа не задрал… Клаве, девушке из обеспеченной, но простой семьи сибиряков, он понравился сразу.
Родилась Клава в Киренске, городке в 900 километрах от Иркутска, а будущего мужа увидела, находясь у гостях у мужа двоюродной сестры, Алексея Кузнецова, позже — первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б).
Роман Клавы и Алексея развивался стремительно. Алексей Николаевич сразу понравился будущей теще: да, замкнутый, настороженный, противоположность ее остроумной, эмоциональной Клавуле, но — настоящий. От него исходило ощущение надежности и внутренней силы. А еще Алексей оказался однолюбом.
Через три года семейной жизни Косыгины переехали с маленькой дочкой Людмилой в Ленинград, убегая от обрушившихся на кооператоров репрессий. Алексей пошел учиться на инженера-текстильщика. Клаву растили с четким пониманием распределения ролей: долг жены — хранить очаг, а мужа — обеспечивать семью.
Но тут она без толики сомнений устроилась работать бухгалтером в корабельные мастерские Кронштадта и все годы учебы мужа «волокла» семью. Ее самоотверженность принесла плоды: карьера мужа шла в гору, он быстро прошел путь от мастера до директора фабрики.
И уже потом Клавдия Андреевна стала домохозяйкой. Она верила в гениальность мужа и делала все, чтобы, вернувшись с работы, он был окружен уютом, теплом и нежностью. Косыгин всегда работал невероятно много и домой приходил еле живой от усталости. И погружался в Клавину нежность, будто в пуховое одеяло. Как же он любил возвращаться домой… Был ли у Клавдии Косыгиной соблазн стать по примеру многих просто женой высокого начальника, погрязшей в сплетнях и увлеченной только нарядами? Конечно. Но это было не для нее. Она находилась в тени мужа, но и сама была личностью. После переезда в Москву, в 1939 году, она отправилась учиться во Всесоюзную промышленную академию машиностроения имени Кагановича. Училась без троек, геометрию и тригонометрию сдавала на пятерки.
А еще она начала учить французский и немецкий языки. Простоватая внешне, она поражала знакомых умом и образованностью. Как-то, например, она мягко поспорила с мужем при свидетелях. И не то что бы поспорила даже… Дело было в речи Косыгина на XXII съезде партии. Прочитав текст выступления мужа в «Правде», Клавдия Андреевна попросила уточнить: по твоим словам, Алеша, выходит, что в СССР производительность труда в строительстве предприятий выше, чем у американцев.
Но учитывается ли при этом добротность построенного? И самое главное, а не преувеличиваем ли мы наши достижения лишь потому, что они именно наши? И не умаляем ли достижений других лишь из-за того, что это — не наши достижения? Алексей Николаевич ответил, конечно, что ссылался на данные статистики, но гордости проницательностью супруги не скрывал.
Признаем и мы: в те годы подобные критические суждения, особенно от «кремлевской жены», услышать было как минимум странно.
С точки зрения официальной истории, Алексей Косыгин был, конечно, баловнем судьбы — работал при великих и крайне сложных руководителях, 42 года — в высшем эшелоне власти, 16 лет — у руля страны. Но и у него случались непростые времена. При всей интеллигентности и внешнем спокойствии Косыгин мог как «задать жару», если было нужно, так и «получить».
Клава всегда тонко чувствовала состояние мужа. Он не интриговал, не злословил, но она-то знала, как трудно бывает ему иногда… Он справлялся со всем, зная: дом — его тыл.
Первый раз «в свет» предельно скромная Клавдия Андреевна вышла довольно поздно и не слишком удачно. Это было в 1966 году.
В СССР прибывал Шарль де Голль с супругой. Косыгин пришел домой не в себе: генерал всюду ездит с женой, Ивонну придется развлекать, и делать это придется Клавушке. В спешно сшитом костюме из белой в черный горошек ткани, черной шляпке и эстетских перчатках довольно полная Клавдия Андреевна выглядела не очень естественно, и европейские газеты с наслаждением ехидничали по поводу ее одежды и тапочек из замши. И при этом умолчали о другом: мадам Косыгина беседовала с мадам де Голль на французском без переводчика и очаровала ее.
...Да, простота, вот в чем они совпадали с мужем полностью. В их квартире на мебели были государственные инвентарные бирки, никаких богатств у второго лица государства не было, из привилегий — госдача и машина с шофером. Косыгину нередко делали дорогие подарки — не с расчетом на что-либо, а из уважения.
Например, дарили саблю, усыпанную драгоценными камнями. Но он мгновенно сдавал подарки! А Клавушка не клянчила у мужа ни бриллиантов, ни шуб. Когда Алексей сообщил, что подаренный ему канцлером ФРГ «Мерседес» он передал в Совмин, жена одобрительно обняла его.
Но мечты у Клавушки были. Например, она хотела, чтобы в Москве появился проспект с высокими домами и широкими тротуарами, магазинами и кафе… Ее мечты были реализованы при строительстве проспекта Калинина, ныне Нового Арбата. Относились к этому проекту по-разному, обзывали и «вставной челюстью», но для своего времени он был невероятно «продвинутым», а названия расположенных на нем магазинов и кафе до сих пор отзываются в сердцах старых москвичей — «Весна» и «Ангара», «Юпитер», «Сирень», не говоря о «Мелодии»…
...Она нравилась ему любой — веселой, сердитой, полной, похудевшей, любил слушать, как она поет. А высшей радостью для него была возможность побыть с женой вдвоем. Как редко это удавалось! Но в 1966 году супруги поехали отдыхать в Пицунду. Это была сказка — ароматы моря и нагретой сосновой смолы, прогулки и долгие заплывы... По возвращении все отметили, как похудела Клавушка. Удивляло одно: почему после отдыха она не кажется отдохнувшей и так быстро устает...
Вскоре стало ясно, что с Клавушей что-то не так. Обратились к врачам в «Кремлевку». Те схватились за голову — рак. Попытались оперировать, но было слишком поздно. На Новый год Клавушка попросилась из больницы домой и собрала гостей.
Ни жалоб, ни слез. Улыбка, прическа, красивое платье.
Иногда, в момент острой боли, — будто волна по лицу пробежит, и она опять улыбается. В этот Новый год они отмечали еще и сорокалетие их брака. К столу по традиции присели, встречая Новый год по иркутскому времени. А потом зазвучало радостное «Горько!»...
Это был светлый праздник. Она тянула с возвращением в больницу, но ей становилось все хуже, и в конце апреля ситуация обострилась до предела. Косыгин проводил с женой каждую минуту и переехал в больницу, ночевал в соседней палате. При Клаве он не плакал, без нее — рыдал безутешно.
И наступило 1 мая 1967 года. Клава понимала, что муж не может не появиться на трибуне Мавзолея во время демонстрации трудящихся. Он поехал. Махал рукой, держался, как кремень. В это самое время Клавушки и не стало. «Не надо бояться, нет ничего страшного в том, что человек уходит», — успела сказать Клава. Она всегда думала о других...
Алексей Николаевич не мог простить себе, что не попрощался с женой. Больше женщин в его жизни не было. Ему приписывали роман с Людмилой Зыкиной, чем-то неуловимо напоминающей Клавушку, но это отрицала и сама певица. Просто не все способны поверить в то, что бесконечная любовь к одной женщине возможна.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
После ухода жены Алексей Николаевич Косыгин сделал немало для того, чтобы в столице появился онкологический центр. Он не отлил любимой женщине памятник из золота и не построил в ее честь дворца, но создал памятник другой — построив медицинское учреждение, где оказывают помощь и все чаще спасают людей от беспощадной болезни.
Жить без жены в их квартире на улице Грановского Косыгин не смог, переехал в дом на Воробьевском шоссе, что по соседству с семьей дочери. В 1974 году у Косыгина случился микроинсульт, а спустя 5 лет — обширный инфаркт. С поста он ушел сам, написав заявление. Умер утром 18 декабря 1980 года, пережив любимую жену на 13 лет.
Дочь Людмила была директором Библиотеки иностранной литературы, подарила родителям двух внуков — Татьяну и Алексея Гвишиани.
Косыгин был единственным в Политбюро человеком, проголосовавшим против введения советских войск в Афганистан. Среди его дипломатических побед — участие в разрешении арабо-израильских конфликтов 1967 и 1973 годов, помощь в прекращении бомбардировок американцами Индокитая в начале 1970-х, а также разрешение острейшего советско-китайского конфликта.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Наталья Мильчакова, замруководителя информационно-аналитического центра «Альпари»:
— При Косыгине в 1973 году СССР начал экспортировать газ в ФРГ. Скандал в США и НАТО был еще громче, чем вокруг нынешнего «Северного потока — 2». Но все успешно завершилось — СССР уже нет, а Россия экспортирует свой газ в Европу и сегодня. Можно вспомнить ударные комсомольские стройки 1970-х годов, и не только БАМ, но еще и Уренгой, и Ямбург в Западной Сибири: там крупные месторождения газа, из которых он и поступал в Европу..
МНЕНИЕ
Дометий Завольский, историк-архивист и публицист:
— Если бы в СССР первых 10, а то и 15 брежневских лет состоялись свободные выборы лидера, шанс получить наибольшую народную поддержку имел бы председатель Совмина Косыгин. Из ключевых фигур Политбюро он был, пожалуй, наиболее обаятельным и самым популярным в народе. Уполномоченный ГКО в блокадном Ленинграде, Косыгин, в отличие от партийных руководителей города, не погиб в «ленинградском деле», но остался заместителем Сталина в правительстве и отвечал за легкую промышленность, пресловутую «группу Б», развивавшуюся по остаточному принципу.
С послевоенных лет, не только голодных, но и «голых», Косыгин до конца своих дней пытался изыскивать ресурсы, чтобы в СССР лучше стало с потребительскими товарами. Сегодняшним поклонникам советской оборонки и «производства средств производства», привыкшим к полным полкам, непросто осознать, что та борьба за приоритеты была гражданским подвигом.
Косыгин — это не только хороший текстиль и «ВАЗ», но и Самотлорское нефтяное месторождение, открытое в 1965 году и уже в 1969-м вступившее в строй. Косыгин — это нефтепроводы и дороги, это 8-я, самая успешная в советской истории пятилетка, оживленная хозрасчетными новациями, пускай половинчатыми из-за противодействия других хозяйственников.
Ныне модно объяснять крах «красного проекта» «вредительской реформой Косыгина — Либермана», мол, давшей директорам почувствовать вкус капитализма.
Но те же самые объясняльщики отчего-то сплошь восхищаются Китаем, у которого «получилось», и выискивают фантазийную «многоукладную экономику» в сталинской.
Косыгин, один из компетентнейших руководителей сталинского времени, приложил руку и к судьбе советской ядерной мощи, что в этих фантазиях противопоставляется «разложению элит» и «потребительству»: это он возглавил комиссию, не давшую в 1951 году разгромить физтех МГУ и устроить советским физикам шельмование, подобное задержавшему на годы развитие советской генетики. Вспоминают сегодня и ходивший в народе слух, что Косыгин был спасшимся, а то и помилованным царевичем Алексеем Романовым.
Слух этот, конечно, ложен, и можно даже предположить, что он был не только «движеньем народного воображенья», но распускался со сложным расчетом: кто-то начинал сильнее уважать советскую власть как исконную, пощадливую и таинственную, а кому-то здесь же виделся «компромат»: куда с такой анкетой в генеральные секретари! Допустимо спорить, могли ли реформы, замышлявшиеся в 1960-х, либо какие-то иные, спасти СССР, но образ Алексея Николаевича Косыгина остался в истории предельно человеческим лицом развитого социализма.