Как Михаил Горбачев попытался спасти от развала Советский Союз
Девять советских республик согласовали текст нового союзного соглашения, но подписать его не успели. Хотя для торжественной церемонии было готово все, даже ручки и бумага
23 июля 1991 года президент СССР Михаил Горбачев имел все основания для того, чтобы торжествовать. Затяжные переговоры союзного центра и девяти (из 15) советских республик завершились успехом – пишет ТАСС. Стороны согласились закрепить письменно то, на чем настаивала Москва: сохранение государственного единства, распределение полномочий между субъектами Союза, их обязательство участвовать в принятии новой конституции. Остальным пришлось поступиться: Горбачев вынужден был признать участников соглашения «суверенными государствами», делегирующими правительству в центре те полномочия, которые они сами посчитают нужным. Консервативные СМИ назвали договор «актом легализации распада Советского Союза», а в окружении президента СССР были недовольны настолько, что предпочли вмешаться грубой силой. Намеченная на 20 августа первая стадия подписания соглашения не состоялась из-за попытки государственного переворота, устроенной ГКЧП. После путча вернуться к ново-огаревским соглашениям Горбачеву уже не удалось. Подробности тех событий – в материале ТАСС.
Как упустили шанс?
То, что руководители только девяти республик СССР согласились участвовать в создании нового объединения, — результат неудач советской национальной политики, накапливавшихся как снежный ком с середины 1980-х годов. Объявленная Михаилом Горбачевым политика гласности привела не только к установлению свободы слова, но и к следовавшей из нее реанимации старых исторических споров. В Эстонии, Латвии, Литве и Молдавии (ставших частью СССР в 1940 году) и Грузии, присоединенной под занавес Гражданской войны, сепаратистские настроения существовали на протяжении всей советской истории. К 1991 году эти республики не рассматривали для себя другого будущего, кроме полной независимости. Но остальные части СССР, теснее интегрированные между собой, не считали единство исчерпанным. Горбачев предпринял попытку договориться с ними и со своим основным оппонентом внутри Советского Союза — Борисом Ельциным.
Личный конфликт Михаила Горбачева и Бориса Ельцина начался в 1987 году, когда назначенный на пост партийного руководителя Москвы самим Горбачевым Ельцин переоценил расположение своего покровителя. Показав себя горячим сторонником перестройки, рассорился с партийным консерватором Лигачевым, не заметив, что тот играл важную роль в системе сдержек и противовесов, выстроенной на вершине советской власти. По этой причине (и к раздражению Ельцина) Горбачев не только не встал на его сторону, но и освободил от должности, понизив в ранге до заместителя министра строительства. Обиду на лидера СССР Ельцин пронес до 1991 года, когда смог взять реванш: на всенародном голосовании добился избрания президентом РСФСР. Это значило: он будет представлять главную республику Советского Союза, и вести переговоры в Ново-Огареве Горбачеву предстоит в первую очередь именно с ним.
К поединку с президентом России советский лидер подошел с неприятным сюрпризом наготове. Чтобы лишить Ельцина возможности выступать от имени всей РСФСР, пригласил на встречу председателей верховных советов 17 входивших в нее автономий. Это запутывало дело и вело к тому, что дискуссия стала вязнуть в деталях. Из-за горбачевского маневра федеративная модель, которую вынесли на обсуждение в Ново-Огареве, приобрела новый уровень подчинения — региональный. При этом все участники стремились расширить свои полномочия: автономии — подняться до союзных республик и стать сооснователями нового государства, республики — приобрести право проводить международную политику, а центр, насколько возможно, свести на нет амбиции и тех, и других.
Горбачев уговаривает всех
На затяжных переговорах, начавшихся 23 апреля (со стенограммой части из них позволяет ознакомиться сборник документов под редакцией Анатолия Черняева «Союз можно было спасти»), Горбачев пробовал настоять на своем, использовав в качестве довода результаты всесоюзного референдума о сохранении СССР 17 марта 1991 года. Его итог — более 77,8% «за» — не оставлял сомнений в предпочтениях большинства советских граждан. Однако убедить только этим доводом партнеров по переговорам не получалось. В окружении Ельцина быстро обнаружили, что к исходу голосования можно подойти двояко: ведь на адресованый участникам того же плебисцита вопрос, нужен ли России свой собственный президент, «да» ответили больше избирателей, чем согласились поддержать государственное единство. Это допускало вывод, что россияне высказались не только в пользу Советского Союза, но и за широкую автономию в его составе. Ту же мысль подтверждало и избрание 12 июня Ельцина на всенародном голосовании президентом РСФСР. Все это ослабляло переговорные позиции Горбачева.
В автономных республиках большее внимание уделяли собственному законодательству, отступаться от которого не намеревались, чем союзному референдуму. С осени 1990 года на волне дезинтеграции СССР парламенты автономий стали принимать декларации о суверенитете — не уточняя значения, которое вкладывали в это слово. Внутри одной только России изменили статус на суверенный (что можно было трактовать как независимый) Коми, Татарстан, Карелия, Якутия, Чечено-Ингушетия, Башкирия, Удмуртия, Чувашия, Чукотский автономный округ. Прибывшие на переговоры в Ново-Огарево регионалы ссылались на делегировавшие их местные верховные советы и при любых обстоятельствах на большие уступки не шли.
Стенограмма переговоров отразила разброс мнений и человеческих реакций в Ново-Огареве. Президент Татарстана Шаймиев убеждал, что его республика имеет право действовать, не отчитываясь перед Россией. Борис Ельцин упрекал Горбачева, что тот со злым умыслом меняет слово «государства» на «республики» в договоре, чтобы сузить их суверенитет. Глава Казахстана Назарбаев просил Горбачева «хотя бы раз применить силу», а сам советский лидер однажды произнес пророческую фразу: «Я не знаю, товарищи, до вас доходит или нет, но я уже чувствую опасные тенденции. Нам нужно быстрее завершить с договором. Быстрее!»
Реквием по империи
Предчувствие не подвело Горбачева, оказавшегося против своего желания между молотом и наковальней. На переговорах в Ново-Огареве к 23 июля 1991 года ему удалось добиться продвижения вперед: согласования окончательной версии договора, к подписанию которого приглашались только республики без автономий. Позже советский лидер заметил, что в те дни у него «от души отлегло, появилась надежда» и наметилось даже потепление с Ельциным.
Только когда о переговорах узнали в Политбюро, против выступили советские консерваторы. Ведь уже первый из «основных принципов» соглашения — «Каждая республика — участник договора — является суверенным государством» — выглядел в их глазах предательством. Тем более что обсуждение в Ново-Огареве очень скоро перешло в личную плоскость. Горбачев согласился на замену премьер-министра Павлова Нурсултаном Назарбаевым и отстранение одного из лидеров консерваторов — главы КГБ Крючкова. В этот момент ощутивший опасность Ельцин повел себя беспокойно: по словам Горбачева, попросил разговаривать, выбирая выражения и по возможности тише. Однако было уже поздно: сохранить в тайне содержание переговоров и сами намерения Горбачева не удалось.
В окружении советского президента продолжили готовиться к подписанию договора, который мог бы продлить жизнь СССР, не осознавая нависшей угрозы. Протокол детально продумали с учетом того, что формулировки ново-огаревского соглашения оставляли открытой дверь для неприсоединившихся республик, и две из них — Молдавия и Армения — давали понять, что еще могут остаться в Союзе. Все взвесив, церемонию разделили на несколько стадий, чтобы дождаться отстающих. Первый этап решили провести 20 августа в Москве с участием Узбекистана, Казахстана и России. Для встречи успели даже заказать особые писчие принадлежности. И только когда до подписания оставались считаные часы, важнейшее событие спутало все карты. Власть в Кремле поменялась. Михаил Горбачев оказался временно отстранен от нее Государственным комитетом по чрезвычайному положению (ГКЧП). В столицу ввели войска, но мобилизовались и сторонники Ельцина. Мир замер. История зашла на новый поворот — о Ново-Огареве никто уже не помнил.
В этот момент историческое выживание СССР было поставлено на карту. Лидер советского Азербайджана Аяз Муталибов — один из партийных руководителей, согласных оставить свою республику в Союзе, — горячо приветствовал ГКЧП. По ожиданию Муталибова, придя к власти, советские консерваторы, враждебные любому сепаратизму, помогли бы ему в Нагорном Карабахе. Другие республиканские лидеры хранили молчание, пока поражение путчистов и возвращение униженного Горбачева не сделали картину ясной. От политического престижа центральной власти не осталось ничего. Начиная с 24 августа одна за одной советские республики объявляют о своей независимости. Парад суверенитетов затягивается до октября 1991 года, когда выход из СССР совершил Туркменистан.
Последние отведенные ему недели у власти Горбачев провел в попытках восстановить ново-огаревское соглашение. Ради этого он шел на уступки: соглашался перевести столицу нового объединения в Минск и хватался за недавнее предложение Ельцина: заменить слово «республики» в полном названии Союза на «государства», чтобы никто не чувствовал себя ущемленным. Успеха эти маневры не имели. Лидеры России, Украины и Белоруссии сделали выбор в пользу горизонтальных переговоров, проходивших без ведома центра. По их итогам в декабре 1991 года стороны признали независимость друг друга. Надеждам на сохранение Советского Союза не суждено было сбыться.