Россия тратит миллиарды на космос и копейки на инженеров. Куда уходят деньги?
Советский Союз занимал ключевые позиции в науке всю вторую половину XX века, что не помешало современной России остаться на задворках технологического развития. Особенно остро это переживает космическая отрасль: страна утратила лидерские позиции в исследовательской сфере, затем потеряла рынок создания коммерческих космических спутников, а теперь роняет спутники и ракеты. Страдающая от десятилетий хронического недофинансирования, истощенная чехардой руководства и постоянной сменой планов развития отрасль пока еще что-то может, но верить в ее будущее все сложнее. Почему обслуживающие российский космос предприятия близки к краху и как выживают их сотрудники — разбиралась «Лента.ру».
Россия все еще имеет эксклюзивный статус ключевого партнера США по программе Международной космической станции, но связанный с ней исторический этап освоения космического пространства, похоже, завершается. По сути, все деньги идут от США: с 2011 года NASA за доставку астронавтов на МКС перечислило «Роскосмосу» 2,6 миллиарда долларов. Впрочем, это не позволило найти средств на создание полноценных космических группировок, способных приносить реальную пользу экономике России и людям. Единственным, пусть и с оговорками, исключением является ГЛОНАСС.
Ни нормально работающей спутниковой системы связи, ни полноценной группировки дистанционного зондирования Земли все еще не создано. Последний автоматический аппарат для исследования космоса, печально известный «Фобос-Грунт», остался в 2011 году, а его миссия закончилась крахом. Единственным российским научным космическим аппаратом мирового значения остается уже серьезно превысивший запланированный срок работы космический радиотелескоп «Спектр-Р».
Не слишком оптимистичную картину дополняет статистика. В 2018 году (по данным на начало декабря — прим. «Ленты.ру») Россия в 2,5 раза проигрывает по числу запусков Китаю и в два раза — США (только ракета-носитель Falcon 9 компании SpaceX была пущена в 2018 году 17 раз — на один раз больше, чем все космические запуски России даже с учетом двух ракет-носителей «Союз-СТ-Б» Европейского космического агентства — прим. «Ленты.ру»).
В 2018 году Роскосмос запустил всего четыре собственных гражданских космических аппарата — два «Канопус-В» и два ГЛОНАСС; еще пять аппаратов вывели на орбиту российские военные. Китай, для сравнения, вывел на орбиту 69 космических аппаратов (еще один был потерян — прим. «Ленты.ру»), а количество спутников «под флагом» США с начала года увеличилось на 124 единицы (по большей части это малые космические аппараты — прим. «Ленты.ру»).
Несмотря на низкое качество бытовой техники, с электроникой в Советском Союзе все было не так уж плохо. Приборы оборонной промышленности и космоса были больше и тяжелее иностранных, потребляли много энергии, но задачи свои выполняли не хуже. Достаточно посмотреть на успехи автоматических аппаратов, пилотируемой космонавтики, надежность космических кораблей, летающих и сегодня, а также уникальных разработок наподобие «Бурана».
Любой космический аппарат состоит из определенных узлов и элементов — двигателей, солнечных батарей, механических связок, огромного количества датчиков и электроники, которая всем этим управляет. Именно последние компоненты являются наиболее сложными по всем параметрам. Космическая электроника в СССР пусть и развивалась своим путем, несколько изолированным от мировых тенденций, но развитие это было программным и шло по заранее определенным планам, в рамках отлаженной системы управления и производства.
Развитие остановилось после того, как система была сломана и лишена финансирования. Почти все кооперационные связи предприятий были разрушены, отрасль начала переход на иностранные комплектующие, которые оказались технологичнее имеющихся и давали проектировщикам больше возможностей. Выкинутые на рынок конструкторские бюро, руководство которых не умело, но было вынуждено работать по новым правилам, начали активно бороться за выживание, используя личные связи и все доступные лоббистские возможности для получения заказов.
В результате появилось множество одинаковых решений, которые продвигались «под ковром», по личным договоренностям, а не открыто соревновались на рынке. Под каждый космический аппарат создавались новые бортовые приборы, новые наземные системы разных разработчиков и производителей, и все это плохо увязывалось друг с другом. В результате выделяемые отрасли деньги, которых становилось все меньше, попросту распылялись.
Предпринимались и попытки покупать для российских спутников иностранные приборы — в частности, целевую аппаратуру. Но оказалось, что никто не спешил продавать России даже аппаратуру для метеорологических спутников, да и цена таких приборов была непосильной для оскудевшего бюджета космической промышленности.
Несмотря на все пертурбации, в России все еще сохранились несколько сильных инженерно-конструкторских школ, объединившихся вокруг крупнейших предприятий отрасли. И сейчас они вымирают: людей среднего возраста там почти нет, а те, кто есть, зачастую просто не нашли иных вариантов трудоустройства на рубеже веков.
Проблема кроется и в молодых кадрах, которые идут в космическую индустрию. Если раньше отбирали лучших из лучших, то теперь мало кто из молодых людей, закончивших, например, МГТУ имени Н. Э. Баумана, захочет получать зарплату на уровне уборщика в торговом центре, работая в советских интерьерах с текущими унитазами и общей бытовой неустроенностью, на устаревшем оборудовании с по-военному отформатированным руководством, которое больше беспокоится не о развитии, а о том, чтобы прикрыться от вышестоящего начальства тоннами бумажек.
Первое, с чем сталкивается каждый, кто устраивается на работу на российское предприятие космической промышленности, — это бюрократия. Нормальный современный человек просто впадает в ступор от количества бумаг и подписей, которые надо собрать для выполнения элементарных ежедневных задач.
Для понимания всей плачевности ситуации достаточно представить себе выпускника вуза, скорее всего, ведомого романтикой космоса (других объективных причин, к сожалению, нет), который приходит на работу и вместо применения своих навыков большую часть времени выполняет полностью бессмысленную бумажную работу. И все это — несмотря на наличие безумного по меркам современных компаний количества административных сотрудников.
Тем не менее, по данным «Роскосмоса», «за последние пять лет количество работников, принятых на работу в организации ракетно-космической отрасли непосредственно после окончания учебного заведения, составило более 10 тысяч человек. Из них после окончания вузов — 80 процентов, после окончания ссузов — 20 процентов».
Никакого электронного документооборота, который постоянно декларируется, на практике нет: отправляемые бумаги зачастую распечатываются, а потом заново сканируются просто в силу того, что существенная часть руководства предприятий — люди в возрасте, которые не хотят и не умеют пользоваться компьютерами. Получить хороший компьютер, нужный прибор или станок, закупить нужные для работы комплектующие да и просто починить текущий унитаз или неработающий принтер можно только в совершенстве освоив всю эту бюрократию. И даже в этом случае любая из перечисленных процедур может занять месяцы.
Поэтому практически в каждой российской компании некосмического профиля выпускников ждут не только лучшие условия труда, но и большие возможности для профессиональной реализации. Не говоря уже о том, что на таком фоне лучших российских специалистов могут без каких-либо проблем отбирать конкурирующие иностранные космические корпорации.
Средняя зарплата в NASA составляет 8,7 миллиона рублей в год, или 725 тысяч рублей в месяц. Этот средний уровень совпадает с уровнем дохода ведущего инженера NASA. В частных компаниях США зарплаты определяются индивидуально и могут быть даже выше.
Более того, NASA каждый год повышает зарплаты сотрудникам, предоставляет солидные выплаты за достижения и инновации, оплачивает хорошую медицинскую страховку, страхование жизни, страхование в путешествиях, гарантирует стопроцентные выплаты в случае больничных, выплачивает подъемные при смене места жительства. А в случае необходимости компенсирует разницу в доходах по сравнению с частными компаниями. Более того, сотрудники NASA могут уйти на пенсию с сохранением всех выплат уже в 57 лет.
Для российских ученых и инженеров большая часть этого списка — мечты. Безусловно, топ-менеджмент компаний получает все и даже больше. Но остальные сотрудники могут надеяться лишь на постоянно деградирующую отечественную бесплатную медицину, оплату отпусков и больничных исходя из размера оклада, который чаще всего в разы ниже и без того невысокого дохода.
О доходах простых инженеров можно судить по объявлениям с популярных в России рекрутерских сайтов.
Так, «инженер космических аппаратов» в знаменитом КБ им. Лавочкина получает 57 тысяч рублей в месяц (что даже ниже средней зарплаты по Москве), а в РКС — зарплата инженера-конструктора «от 50 тысяч рублей». И это в Москве, а в регионах доходы специалистов еще ниже. Более того, даже сварщик на российском космическом предприятии получает меньше, чем на Украине. Высоки ли шансы этих предприятий привлечь даже не лучших, а хотя бы просто хороших специалистов?
В «Роскосмосе» объяснили «Ленте.ру», что «сравнение средней заработной платы по городу Москве со средней заработной платой отдельных категорий работников не совсем корректно». В пресс-службе государственной корпорации отметили, что «пользователи социальных сетей чаще всего обсуждают сравнение заработных плат в регионе и своих собственных заработных плат, забывая то, что „статистика“ отражает уровень заработной платы до вычета подоходного налога, а люди учитывают свою заработную плату, которую видят в СМС-сообщении при начислении им заработной платы на банковский счет». Наконец, в «Роскосмосе» рассказали, что «значимая часть инженеров в КБ им. Лавочкина и в РКС все-таки не „получает“, а „зарабатывает“, и что заработная плата работников ракетно-космической промышленности, в том числе инженеров, отличается у разных работников в зависимости от уровня компетенций и результативности труда конкретных работников, даже одной должности».
«Если говорить о цифрах, то, например, средняя заработная плата инженеров КБ им. Лавочкина в городе Химки за 1-е полугодие 2018 года превышает уровень 66 тысяч рублей, а средняя заработная плата в целом по предприятию превышает среднюю заработную плату не только по Московской области, но и по городу Москве», — резюмировали в госкорпорации.
В «Роскосмосе» также рассказали, что «средний возраст работников организаций ракетно-космической отрасли по итогам 2017 года снизился и составил 45,3 года по сравнению с 45,6 года по итогам 2016 года».
Тем не менее большая часть сотрудников — люди преклонного возраста и совсем молодые, вынужденные отрабатывать целевое обучение или просто не сумевшие найти другую работу. Мотивации у них нет, они постоянно ищут новое место работы — в результате текучка кадров огромна. И это сильно контрастирует с иностранным подходом, где нормальным считается 20-30 процентов сотрудников с опытом работы на одном месте от 5 до 10 лет — это в большинстве своем люди 30-40 лет.
Зато Россия может гордиться экстремально низкими ценами на космические аппараты. К примеру, на два больших геостационарных спутника «Электро-Л» планируется потратить всего 6 миллиардов рублей (здесь и дальше приводится в пример этот метеорологический аппарат, поскольку информация по нему и его аналогам в США открыта и легкодоступна — прим. «Ленты.ру»). Контракт на два аналогичных аппарата GOES-R в США составил 1,09 миллиарда долларов, или 72 миллиарда рублей. Различие более чем в 10 раз при сопоставимых характеристиках аппаратов.
В то же время зарабатывающие колоссальные по меркам рядового инженера космической отрасли чиновники с гордостью рассказывают, какие у нас хорошие технологии и кадры: «не только не уступаем, но и превосходим…».
На самом деле они гордятся экономией на людях, которая ведет к тому, что скоро ничего подобного у нас никто не будет делать вообще.
Та же РКС, сотрудники которой разработали многозональное сканирующее устройство для «Электро-Л», судя по данным с рекрутерских сайтов, получают по 50 тыс. рублей, а их коллеги из Harris, которые делали аналогичное устройство для GOES-R, — от 400 до 600 тысяч рублей в месяц. Это при медианной зарплате в США 250 тысяч рублей в месяц.
В России все больше экономят на науке. Это касается даже не хронически нищего Института космических исследований РАН, но и перспективных разработок промышленности. О необходимости создания приборов, двигателей и механизмов с повышенными характеристиками вспоминают только тогда, когда тот или иной элемент требуется для установки на аппарат.
Разработка перспективных приборов в СССР раньше и на Западе сейчас — это устойчивая система, в рамках которой постоянно выделяются деньги на проведение исследований и опытных работ. Даже если такие работы заканчиваются отрицательным результатом — это тоже результат, который позволяет двигаться дальше. Прикладная наука, а тем более такая ее передовая часть, как космическая промышленность, — это всегда движение методом проб и ошибок.
Сложный прибор невозможно сделать за пару лет. На это иногда требуется лет 7-10. Для того же GOES-R аппаратура разрабатывалась с 2001-го по 2017 год, а контракт с головным производителем на создание спутников был подписан в 2009 году. В результате корпорация Harris поставила Lockheed Martin (головному разработчику и подрядчику космического аппарата и по совместительству крупнейшей военно-промышленной корпорации в мире — прим. «Ленты.ру») готовый отработанный прибор. Им не надо было в спешке делать что-то за пару лет по внезапно свалившемуся на голову заказу.
В России же до сих пор все работы выполняются по так называемым расчетно-калькуляционным материалам. Это сугубо формалистский подход к учету трудозатрат, материалов и стоимости испытаний, дающий сумму, на которую может рассчитывать предприятие. Бюрократия, не учитывающая технологических реалий, создает временные «ножницы». В документах существует космический аппарат, а в нем — целевой прибор.
Сам космический аппарат создается около пяти лет. Создать за такой срок новый прибор с учетом отсутствия комплектующих, материалов и прочих переменных невозможно. В идеале к началу этого пятилетнего периода прибор уже должен существовать в виде опытного образца. А для этого и финансирование должно выделяться раньше. В итоге пропущены такие фазы, как научные исследования, работы по изучению материалов, комплектующих, свойств и предполагаемых характеристик прибора в будущем.
Когда деньги все же доходят до предприятия, они выделяются поэтапно, незадолго до выполнения определенных в бумагах видов работ. Если что-то идет не так, требуется дополнительная доработка или испытания, что остается предприятию — просто закрыть глаза на существующие недоработки и понадеяться на авось, потому что ни денег, ни времени на то, чтобы сделать все правильно, все равно нет. Аналогичная ситуация наблюдается и в оборонной промышленности, где результаты и документацию и вовсе можно не показывать, сославшись на секретность.
В результате такая мелочь, как неправильно припаянные на заводе разъемы или какие-нибудь ошибки в кабельных сборках, ведут к переносу сроков запуска аппарата, а в худшем случае (если их не выявляют или надеются на авось) — к его потере. Экономия очень сомнительная.
России пора определиться, чего она хочет больше — летать в космос или экономить на делающих это возможным людях и научных исследованиях. Если она хочет оставаться космической державой — на это надо выделять больше денег, их распределение должно быть справедливее, а контроль за расходованием — не только жестким, но и интеллектуальным: проверяющие структуры должны обладать компетенциями для понимания того, где деньги выводятся налево, а где их перерасход обусловлен объективными потребностями.
Формализм и бюрократия плохо сочетаются с высокими темпами технического развития. История советской космической отрасли 1950-1970-х годов — хороший пример того, как можно без этого обойтись и чего можно благодаря этому достигнуть.
Если бы эти процессы развивалась по рыночным условиям и никто не мешал бы бизнесу и конкуренции, не понадобилось бы даже дополнительных вложений. В подобных условиях Центр имени Хруничева и РКК «Энергия» могли бы выйти на самоокупаемость, но теперь поздно. Шансы выжить остались у НПО «Энергомаш» и РКЦ «Прогресс», но их деньги отправляются в общий котел.
У России осталось два выхода: оставить все как есть или попытаться сохранить хотя бы то, что осталось, — людей, научные школы и коллективы, которые государство вынуждает перерождаться в бесплодных бюрократических монстров, способных лишь осваивать бюджеты и строить потемкинские деревни.
«Вопросы, остро стоящие на повестке дня команды госкорпорации «Роскосмос», есть, и, безусловно, тема обеспечения конкурентоспособности заработной платы персонала отрасли актуальна. Как говорится, самый ценный капитал — это люди, и кадры решают все. Поэтому ракетно-космической промышленности нужны компетентные, умеющие и по-настоящему мотивированные на результат профессионалы всех категорий персонала, от рабочего до руководителя предприятий. Без конкурентных подходов к оплате труда сохранить нужных профессионалов, и тем более привлечь — задача утопическая. Работа в данном направлении активно ведется, и цель в краткосрочном периоде — обеспечить уровень средней заработной платы в организациях госкорпорации «Роскосмос» не менее чем +10 процентов от уровня средней заработной платы по регионам присутствия. Вместе с тем рост заработной платы должен сопровождаться ростом производительности труда и эффективности работы предприятий по всем направлениям деятельности, и данная работа в настоящий момент интенсивно ведется», — рассказали «Ленте.ру» в пресс-службе «Роскосмоса».
