«Папа, возьми меня на войну!» Как на фронт провожали близких
Конкурсы «АиФ-Юг» выходят за пределы края - нам прислал письмо житель города Ессентуки Виталий Колченко. 73 года мужчина прожил в станице Новотитаровской. «В прошлом году гостил у брата в родной станице, прочитал вашу газету и обнаружил в ней приглашение принять участие в конкурсе «Война глазами детей», рассказать историю для потомков.
Память со слезами на глазах
«Я бывший житель станицы Новотитаровской, 73 года в ней прожил, но уже 11 лет обитаю у дочери в Ставропольском крае, - рассказывает Виталий Колченко. - Согласен, что детская память избирательна - из раннего детства я помню обрывочные моменты. Но в более глубокой памяти остался день ухода отца на войну. Тяжело всё это вспоминать: отец погиб, мать работала в колхозе, я познал труд с ранних лет. Жили мы бедно.
День ухода отца на войну мне всегда суждено вспоминать со слезами на глазах, он со мной на всю оставшуюся жизнь. В тот день плакали все - и взрослые, и дети. Все, кто провожал своих близких на фронт.
Расскажу коротко о предвоенной жизни. До 1941 года мы жили в большой кубанской станице под Краснодаром. Она утопала в великолепных садах: яблони, груши, грецкие орехи, абрикосы, сливы, вишни. Все деревья были внушительного роста, но особенно выделялись сливы и орехи. Сейчас таких деревьев уже нет - последние исчезли в конце прошлого века, их заменили более низкорослыми сортами. Сад был у нас, у соседей - красота такая вокруг, что с нынешним временем не сравнить. Стоит хата, крытая камышом, реже черепицей, или дом - железом, мы тогда так называли. А вокруг деревья, ветви над крышей склоняются - со стороны выглядит будто они дом от чего-то оберегают. Повсюду росли акации, их обязательно сажали по меже. Идёшь бывало в мае ночью по станице - луна светит, кругом запах акации. И хочется идти и идти.
Наши соседи Николай Петрович и Прасковья Антоновна - я звал их дедушка и бабушка - очень любили моего отца, часто приглашали нас в гости. Мама уходила помогать накрывать на стол, мы с отцом ждали, когда соберутся все гости. Папа мой от природы был сильным, руками поднимал две двухпудовые гири. Весельчак - знал много частушек, прекрасно танцевал, виртуозно играл на балалайке. Сразу за нашим домом начинался дедушкин сад, через который шла тропинка к его дому. По этой тропинке мы шли в гости - на одной руке отец нёс меня. В другой - играющий патефон. Так всё было волшебно, что кажется мне сказкой. В зале уже накрыт стол, все садятся, отец ждёт и, прежде чем сесть, показывает свой коронный номер - становится на руки и обходит вокруг стола. Из его карманов сыпятся монеты - я бегаю и собираю их. Позже понял, что папа специально клал их, чтобы они звоном дополняли номер. Все кричали, хлопали в ладоши. Посидев, отец брал в руки балалайку и пел частушки».
Народный плач
«Грянула война, мирная жизнь прекратилась. Сначала брали на фронт молодых, но постепенно очередь подошла и к отцу, которому было 38 лет - он 1903 года рождения. Однажды нарочный на взмыленной лошади подскакал к нашему дому и вручил повестку. В тот же день надо было быть на станции. Начались срочные сборы, папа ходил из комнаты в комнату, а я бегал за ним и плакал: «Папа, возьми меня на войну!» Пять километров до станции шли пешком - туда отец нёс меня на руках и говорил, что назад мне надо будет дойти своими ножками, у меня должно остаться много сил. Мне тогда было четыре года и восемь месяцев.
Народу на станции было много - вся станица провожала на фронт своих отцов, сыновей, братьев. Стоял шум и гам. Сказали, что посадку объявят, как только подойдёт поезд, поэтому прощайтесь сейчас. Всё вокруг двигалось: кто-то бежал, кого-то звали. Вот показался огромный чёрный паровоз, движение стало ещё интенсивнее. Усилившийся шум перерос в крики и плач. Заголосили женщины, за ними - все остальные. Это было страшное зрелище - уже не плач, а рыдание всего народа! Плакала мать, отец, я. Раздалась команда на посадку. Последние слова отца, которые услышал, были адресованы матери: «Береги детей!» Он знал, что мать ждёт второго ребёнка. Неизвестность была страшнее всего - паровоз увёз от нас отца, как оказалось, навсегда. Мы ещё не знали какие испытания нас ждут. Каждый раз, когда вспоминаю тот день, у меня сжимается горло. Душат слёзы. Назад мы с мамой шли медленно, я дошёл сам.
Через пять месяцев родился мой брат. Назвали его Славой - в честь наших воинов, которые вернутся со славой. Отцу сообщили об этом в письме, но младшего сына он так и не увидел - погиб в марте 1943 года в боях за Ростов-на-Дону. Мы надеялись на ошибку, но чуда не случилось. Летом к нам зашёл однополчанин отца - раненый, на костылях - и рассказал о тех страшных боях. Уходя, уже у калитки, он позвал меня и дал сто рублей. А вскоре сам умер от ран. Вечная слава погибшим, тем, кто отдал свои жизни, чтобы жили мы!».
Самая вкусная каша
«Я забежал вперёд и упустил 1942 год. Мать, помня слова отца, вместе с женой старшего брата и их дочерью на подводе из двух списанных лошадей отправились в хутор к дальним родственникам. Стали беженцами. При переправе через реку Белая - нас взялся перевезти дедушка на лодке - в небе появился немецкий самолёт. Мы были посередине, когда лётчик заметил нас, спикировал и сбросил бомбу. Разве не видел он, что никаких военных в лодке не было? Позже мы думали об этом, а тогда в ужасе смотрели на падающую бомбу. Я и сейчас вижу её с отблесками солнца на одном боку. Она упала метрах в 20 от нас, подняв высокий столб воды. Лодку качнуло взрывной волной, но она устояла. Упади бомба чуть ближе - мы бы все погибли, ни я, ни мать плавать не умели.
Ещё хочу рассказать о приятном случае. Мы вернулись в родной дом, который оказался полностью разграбленным. В конце февраля станицу освободили, дело было во второй половине марта. Наши солдаты расположились на отдых в большом школьном саду наискосок от нашего дома. Время было обеденное, слышался смех, звон котелков. Стоял запах каши - такой притягательный и пьянящий. Я, худой и голодный, противиться ему не мог, подошёл поближе. Солдаты меня заметили и позвали: «Мальчик, иди сюда, не бойся!» Дали мне полный котелок каши и несколько кусков хлеба. Обхватив это богатство, я пришёл к маме. Она расплакалась, увидев меня - у нас нечего было есть, мы, беженцы, потеряли всё, что имели до отъезда. Выжили только потому, что соседи делились с нами последним.
Уже в апреле, через два месяца после освобождения, мать вышла на работу, вся ответственность за младшего брата легла на меня. Славе шёл второй годик, мне, его воспитателю, седьмой. Вечером мама приносила кусочек хлеба или сухаря и одну-две картофелины. Всё это делили на ужин и следующий день. Едой с матерью делились женщины, с которыми она работала. Попадало в наш рацион и то что весной появляется в природе: почки, цветы.
Когда пришёл день, которого все так ждали, я уже учился в первом классе. Во время урока открылась дверь, и директор крикнула: «Победа!» Занятия сразу прекратились. Мы выбежали на школьную площадку и, словно встревоженные чижи, неистово носились по двору. Так мы выражали радость, переполнявшую наши детские сердца. Радость от того, что война закончилась, и её больше не будет.
В послевоенные годы жизнь, хоть и медленно, но налаживалась. Ушли голодные годы, мать могла купить дешёвую алюминиевую посуду. Цены каждый год снижались».