Пророки и революция
Каждый раз, когда наступает годовщина «великого Октября», снова и снова вспыхивают у нас ожесточённые дискуссии о причинах революции. Но ещё задолго до того, как в 1917 году возбуждённые толпы хлынули на улицы Петрограда, революция в России уже произошла. И прежде всего она произошла в головах русских поэтов. Ведь это они её предсказывали, с воодушевлением готовили, прославляли и с упоением благословляли. Недаром же говорят, что поэт очень часто ещё и пророк.
Ровно за сто лет до революции, в 1817 году, Александр Сергеевич Пушкин, «солнце русской поэзии», написал свою знаменитую оду «Вольность». В ней были такие строки:
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Это стихотворение Пушкин сочинил на квартире братьев Тургеневых сразу после выхода из лицея. Окна квартиры выходили на Михайловский замок, в котором был убит император Павел. При жизни поэта это стихотворение не было опубликовано, но ходило в списках по стране. Революционеры читали его с упоением. Пушкин как в воду глядел. Через сто лет всё именно так и произошло…
«Звери!» – скажем мы сегодня о тех, кто вершил эти страшные расправы. Но эти «звери» вдохновлялись стихами, в том числе и теми, которые написал за сто лет до революции лучший поэт России. А он не только это написал. После создания оды «Вольность» прошло десять лет, и в 1828 году Пушкин сочинил другое стихотворение, на этот раз посвящённое отправленным в ссылку декабристам:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут – и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
И это предсказание поэта исполнилось в точности. Темницы в 1917 году и в самом деле рухнули. Временное правительство объявило всеобщую амнистию, и все сидевшие в тюрьмах политические заключённые вышли на свободу. Вместе с ними, правда, освободили также отпетых уголовников и бандитов, но на такие мелочи в эйфории революционного азарта никто внимания не обращал. И меч им «братья» (в виде маузера или нагана) действительно отдали, и освобождённые революционеры, поспешно надев чёрные кожанки чекистов, принялись с увлечением рубить головы русским людям, в том числе и поэтам…
Другой величайший поэт России, Михаил Лермонтов, во всех подробностях описал грядущую революцию в своём стихотворении, которое так и называлось – «Предсказание»:
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жён
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мёртвых тел
Начнёт бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймёшь,
Зачем в руке его булатный нож…
Написал это поразительное стихотворение Лермонтов в 1830 году, когда ему было всего 16 лет. При этом, правда, ничего хорошего Михаил Юрьевич о революционерах не сказал. Но в советские времена критики ухватились за его слова «мощный человек» и «с возвышенным челом», объясняя, будто тем самым поэт предсказывал появление Ленина.
Проходит всего четверть века, и вот другой великий русский поэт, Николай Некрасов, создаёт в 1855 году своё не менее знаменитое стихотворение «Поэт и гражданин». В нём есть такие строки:
Иди в огонь за честь отчизны,
За убежденье, за любовь…
Иди и гибни безупречно.
Умрёшь не даром: дело прочно,
Когда под ним струится кровь…
«Когда под ним струится кровь…» – какие же на самом деле это страшные строки!
Поэты, таким образом, объясняли, что идти и гибнуть, проливать кровь, не только свою, но и чужую, за благое, как им казалось, дело – не только вещь не предосудительная, но, наоборот, нечто весьма благородное и возвышенное. Чего же потом удивляться, что проходит всего шесть лет после написания стихотворения Некрасовым, как революционеры взрывают в 1861 году бомбой Александра II, царя, освободившего крестьян.
В 1907 году ещё один великий русский поэт, Александр Блок, пишет:
И мы подымем их на вилы,
Мы в петлях раскачнём тела,
Чтоб лопнули на шее жилы,
Чтоб кровь проклятая текла.
Совсем юная Марина Цветаева в 1908 году жалуется: «Как примириться с мыслью, что революции не будет? Ведь только в ней и жизнь?.. Неужели эти улицы никогда не потеряют своего мирного вида? Неужели эти стёкла не зазвенят под камнями?»
Ах, если б она знала тогда, что случится с ней, когда эти стёкла действительно «зазвенят» и когда уже будут не только бить стёкла, а уничтожать людей, ломать человеческие судьбы!
К мятежу и бурям зовёт народ уже накануне революции Максим Горький своим «Буревестником»: «Между тучами и морем гордо реет Буревестник, чёрной молнии подобный». «Пусть сильнее грянет буря!» – страстно призывал знаменитый писатель.
Осип Мандельштам писал:
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берёт.
Прославим власти сумрачное бремя,
Её невыносимый гнёт.
Сергей Есенин ни в каких революционных делах не участвовал. Однако и он поначалу был охвачен восторгом и написал:
Небо – как колокол,
Месяц – язык,
Мать моя – родина,
Я – большевик.
Воспевал революцию и мало кому известный как поэт Леонид Канегиссер. В своём стихотворении «Смотр» он писал:
На битву! – и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
А когда революция произошла, дело для него кончилось тем, что в отместку за смерть друга он застрелил главу Петроградской ЧК Моисея Урицкого, организатора в городе массового террора. И потом сам встретил «весёлую смерть» в подвале ЧК.
Ну а про Маяковского и говорить нечего. Все знают, что его считают главным поэтом революции. И он уже открыто прославлял кровь и убийства:
Ус залихватский закручен в форсе.
Прикладами гонишь седых адмиралов вниз головой
с моста в Гельсингфорсе.
Вчерашние раны лижет и лижет,
и снова вижу вскрытые вены я.
Но, конечно же, не поэты всё-таки сделали революцию в России и не их стихи стали её главной причиной. Однако свою лепту они в неё, несомненно, внесли, много лет внушая, что насильственная смена власти, её свержение есть нечто благородное, возвышенное и прекрасное. Что ради «высоких идеалов» стоит даже убивать и проливать кровь, что без кровопролития вообще не обойтись: «Дело прочно, когда под ним струится кровь». Если уж на то пошло, то ЧК, расстреливая в подвалах заложников и «врагов народа», действовало, как это ни парадоксально, в строгом соответствии с этими «рекомендациями» русских поэтов.
И лишь когда реки крови были пролиты, миллионы убиты, огромная и могучая страна разорена, лишь тогда поэты, звавшие «на бой кровавый, святой и правый», опомнились. И стали писать о революции уже совсем другое:
С Россией кончено… На последях
Её мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Так писал укрывшийся в Коктебеле Максимилиан Волошин. Но было уже поздно. В огне революции многие из тех, кто её предсказывал, восторженно встретил, а потом прославлял, сгорели. Маяковский застрелился. Есенин погиб при странных обстоятельствах. Блока большевики не отпустили на лечение за границу, и он скончался в голодном и холодном Петрограде в страшных мучениях. Мандельштам умер в лагере, Клюев тоже сгинул в ГУЛАГе, Цветаева повесилась от отчаяния в Елабуге. Бальмонт сошёл с ума и скончался в клинике для душевнобольных. А самого «Буревестника революции» Горького, как считают некоторые, отравили…
Ни одного стихотворения про революцию не написал романтик Николай Гумилёв. Но его всё равно расстреляли по подозрению в причастности к так называемому заговору Таганцева. А многие из тех, кто в революцию всё-таки уцелел, безвестно сгинули потом в эмиграции.
Cамым прозорливым, как это ни странно, оказался петербургский поэт-сатирик Саша Чёрный. Ещё в 1906 году он написал:
Дух свободы... К перестройке
Вся страна стремится,
Полицейский в грязной
Мойке Хочет утопиться.
Не топись, охранный воин, –
Воля улыбнётся!
Полицейский! будь покоен:
Старый гнёт вернётся...
Всё так в точности и произошло.