Сто лет, в которые трудно поверить: юбилей легендарного директора Театра на Таганке
5 октября 1921 родился Николай Лукьянович Дупак, актер, бывший директор Театра на Таганке. Сейчас ему исполнилось 100 лет. В 1964-м Дупак принял на работу Юрия Любимова и работал с ним в 1964–1977-м и 1978–1990-м — с перерывом на эмиграцию режиссера.
Директор и главный режиссер не всегда ладили, Дупак уходил от Любимова в театр на Малой Бронной, а потом по его просьбе вернулся. Он был незаменим, ведь Дупак — история Таганки с той стороны, которая не была видна посторонним. Это и отношения с высоким начальством, и ремонты, а потом и стройка нового здания. Квартиры и звания для актеров, тарифные ставки, улаживание всевозможных конфликтов… Дупак представлял театр во внешнем мире и следил за порядком внутри.
С его подачи в театр был взят Высоцкий, хотя Любимов был этому не слишком рад — ему рассказали, что тот пьет. Дупак защитил Высоцкого от труппы, проголосовавшей на общем собрании за увольнение срывавшего спектакли артиста. (А потом и сам потерял терпение, собирался уволить, но помешали друзья Высоцкого.) Он устраивал его в наркологические клиники. Он же выбил для него место на Ваганьковском кладбище…
Любимов был непредсказуем, а понятный начальству, глубоко советский директор часто исполнял роль масла, которое средневековые моряки выливали на воду во время шторма. После этого волны на время стихали — этот фокус, как правило, получался и у Дупака. Он умел разговаривать с людьми из министерства и с партийными чиновниками. Юрий Любимов управлял театральным кораблем, а директор следил за тем, чтобы тот не потонул, зачерпнув воды на слишком крутом вираже.
Сто лет — удивительный возраст, за ним стоит особая биография. Молодой актер Николай Дупак пошел в военкомат в июле 1941-го, тогда он снимался у Довженко, в «Тарасе Бульбе», в роли Андрия. Эту роль он так и не сыграл, зато стал настоящим, а не киношным кавалеристом. Дослужился до старшего лейтенанта, командовал эскадроном (250 всадников, бронебойщики и батарея «сорокапяток»), получил орден Красного Знамени и два ордена Отечественной войны — 1-й и 2-й степени.
В 1943-м был тяжело ранен, потерял слух и речь, не мог ходить, и его комиссовали. Чудом восстановился — и вернулся в профессию.
Дупак был актером Театра Станиславского, секретарем комсомольской, затем партийной организации театра. А Юрий Любимов в это время считался ведущим артистом Театра Вахтангова. Он был лауреатом Сталинской премии, входил в партбюро, а еще был заведующим труппой и членом художественного совета Министерства культуры.
У обоих были идеальные советские биографии, но в 1963-м, с «Доброго человека из Сезуана», пьесы Брехта, поставленная со студентами Щукинского училища, у Любимова началась вторая, противоречившая советской догме жизнь, обернувшаяся эмиграцией и лишением гражданства. А Дупак в 1963-м стал директором Театра на Таганке. Тогда его называли «Таганской провинцией», на спектакли приходило по 20-30 зрителей. Назначение было ответственным и очень сложным — он должен был вернуть в театр публику.
На роль художественного руководителя Таганки одно время прочили литературного, театрального и кинокритика Евгения Суркова, редактора отдела искусств «Литературной газеты», человека талантливого и во всех отношениях непростого. Идея была совершенно безумной, такое можно было придумать только от административного отчаяния… И тут Дупаку посоветовали посмотреть «Доброго человека из Сезуана».
После оглушительного успеха спектакля Любимов собирался пуститься в самостоятельное театральное плавание. Ему и его молодым актерам обещали новый театр в Дубне, городе физиков. Но Дубна находится на 121-м километре от Москвы, там не было и ста тысяч человек. Дупак сделал предложение гораздо лучшее: он позвал Любимова на Таганку — и его карта побила Дубну.
В результате Любимов создал самый яркий, современный, скандальный и притягательный театр страны. Расхождения с советской властью у него были, скорее, эстетические: оппозиционностью казались отступления от формального канона. Право на смелость пришлось завоевывать: в 1968-м Любимова собирались снимать, этому посвящена одна из песен Высоцкого.
Четыре года рыскал в море наш корсар,
В боях и штормах не поблекло наше знамя,
Мы научились штопать паруса,
И затыкать пробоины телами.
За нами гонится эскадра по пятам,
На море штиль и не избегнуть встречи,
Но нам сказал спокойно капитан:
«Еще не вечер, еще не вечер».
Капитаном был Любимов, Высоцкий процитировал слова, которые тот часто повторял в опасном для Таганки 1968-м.
Театр было кому защитить и в шестидесятые, позже Любимову покровительствовали Андропов и Гришин, при этом у него имелись постоянные проблемы с министерствами культуры РСФСР и СССР и отделом культуры ЦК КПСС. Баланс противодействия и патронажа был сложен и все время колебался. Но рядом с непредсказуемым Любимовым стоял глубоко советский Дупак, и это часто выручало театр: директор и начальство понимали друг друга, он умел спускать конфликты на тормозах. Они с Любимовым были командой — во всяком случае, до тех пор, пока режиссер не понял, что его искусство востребовано во всем мире, и не почувствовал себя его гражданином.
До поры до времени Любимов, как и Дупак, играл по советским правилам, а затем стал их нарушать. В 1983–1984-м, работая за рубежом, он вел себя так вызывающе, что буквально заставил власть вытолкнуть его из страны.
Затем была долгая и мучительная агония Таганки — с приходом Эфроса, которого не приняла значительная часть труппы, разрушительными скандалами и возвращением Любимова. Но теперь у него были другие планы на театр. Большая часть труппы должна была уйти, а он бы ставил один спектакль в год, и Таганка бы с ним гастролировала. Театр раскололся, проект Любимова не состоялся. Он работал со своей частью труппы и с новыми артистами, но что-то ушло, прежней магии в его спектаклях не было.
Николай Дупак, превосходный советский директор, покинул Таганку вскоре после возвращения Любимова, за несколько лет до того, как она разделилась на две части. Его карьера и так подходила к концу. Дупаку было под семьдесят, но главным оказалось то, что теперь не слишком хорошо работали его умения. Условия игры поменялись быстро и радикально, в новой России все стало не так, как в СССР. Да и такой театр, как Таганка 60–80-х годов, в 90-е был невозможен — при СССР эстетическое новаторство выглядело как общественный вызов. Теперь же и то и другое мало кого волновало.
Золотой век Таганки стал частью блестящей театральной эпохи. Это было время товстоноговского БДТ, театра Ленсовета Игоря Владимирова, театра имени Ленинского комсомола, которым руководил Марк Захаров, театра Маяковского Андрея Гончарова, «Современника», театра на Малой Бронной, где работал Эфрос. Больших режиссеров мы помним, но директора театров забыты.
Как правило, они были опорой творцов. Иногда директора их подминали, становились хозяевами театров, и к добру это не вело. А Николай Дупак оказался идеальным советским директором театра.
Поднявшийся благодаря советским социальным лифтам сын крестьянина, выходец из сельской самодеятельности, он был плоть от плоти системы — и вместе с тем прекрасно чувствовал новое. Был ему открыт, готов его отстаивать, но прекрасно понимал границы возможного. Знал, как крутятся советские шестеренки, и мог их подмазать. Умел находить нужные слова и попадать в тон — он был человеком своей эпохи да так в ней и остался.
5 октября ему исполнилось сто лет, и в этот день надо поблагодарить его за все, что он сделал.
За четыре раны и три ордена. За то, что он поверил в Любимова и уговорил его возглавить Театр на Таганке. За новое здание Таганки. За то, что он часто вытаскивал Высоцкого из запоев. И за долгую, счастливую жизнь Театра на Таганке, продолжавшуюся до тех пор, пока Юрий Любимов не устал и от него, и от Советского Союза.
Великая театральная эпоха состоялась и благодаря большим театральным директорам — таким, как Николай Лукьянович Дупак.