Дмитрий Губерниев: «В охранники я попал благодаря красному диплому»
«С Максимом Галкиным мы много работали на разных мероприятиях, корпоративах. И он все допытывался:...
«С Максимом Галкиным мы много работали на разных мероприятиях, корпоративах. И он все допытывался: «Скажи, в чем прикол, ты сидишь в этой будке, орешь там за одну зарплату». Я говорю: «Ты даже не представляешь, биатлон — это святое, никакими деньгами нельзя измерить. Если у меня гонка и поступает очень выгодное предложение, я откажусь», — рассказывает спортивный комментатор Дмитрий Губерниев.
— Дмитрий, вы человек нордический — детство провели на севере от Москвы, в Сходне…
— Да, но родился я в городе Дрезна Орехово-Зуевского района. Мама беременная поругалась с папой, поехала к своей маме в Дрезну и там меня неожиданно родила. Но ей в роддоме меня не отдавали. Я перестал есть, мне кололи глюкозу, а говорили, что все нормально, ребенок на пути к выздоровлению. Приехала мамина мама, бабушка Маша, уперла руки в боки и сказала: так, я напишу расписку, отдайте мне ребенка. Врачи говорят — он у вас умрет. Бабушка отвечает: это у вас он умрет, я пятерых родила и этого выкормлю и воспитаю. Меня привезли домой, но я не брал мамину грудь, просто никак. На что бабушка говорила: давай, давай, пихай, корми. Рефлекс проснулся ближе к ночи, и дальше, лет до трех, меня было не оторвать, я уже кусаться начал, бедная моя мама. Поэтому, можно сказать, я с молоком матери впитал уважение и страсть к этой замечательной части женского тела.
— В общем, вы не врачам жизнью обязаны, а бабушке и маме.
— У меня феноменальная мама. Она и сейчас контролирует ситуацию, смотрит эфиры, дает советы. Но ей почти все нравится, хотя раньше она могла себе позволить жестко критиковать. «Я переключила канал, послушала твоего коллегу, ты работаешь так плохо, что мне стыдно», — говорила мне мама. Сейчас она уже, конечно, так не говорит. Это потому что я повысил требовательность к себе. Но по-прежнему и в моей жизни, и в жизни сына Миши мама играет очень большую роль. Михаилу дает совершенно бесценные советы.
— Вернемся к топографии. Детство вы провели в Сходне, сейчас это район Химок, а в те годы москвичи туда за грибами ездили.
— Да, добираться до Москвы нужно было на двух автобусах. Я доезжал до Черной Грязи на 34-м, пересаживался на 350-й. Станция метро «Речной вокзал» для меня всегда олицетворяла Москву. Мама ездила туда за продуктами. Было три мощных колбасных места для нашей семьи: универсам в Бусинове, универмаг «Ленинград» и универсам на «Речном». С ними связано много судьбоносных встреч. Мой сосед Юра Мраков в 1981 году, после того как сборная Советского Союза по хоккею выиграла Кубок Канады, в магазине «Ленинград» встретил живого нападающего сборной Бориса Михайлова, что на тот момент приравнивалось к пришествию Христа. А чуть позже, когда мы с отцом пошли на хоккей «Спартак» — «Крылья Советов», я увидел Шепелева, главного героя Кубка Канады, он три шайбы забросил. Сергей Михайлович стоял у служебного входа Дворца спорта, и я папе сказал, что на хоккей не пойду, а буду стоять и смотреть на Шепелева.
А в универсаме на «Речном вокзале» мама встретила тренера по гребле Людмилу Николаевну Балтрук, после чего я в пятом классе стал заниматься академической греблей.
— Это известная история, ваша мама пожаловалась тренеру, что вы часто болеете. У вас действительно было в детстве слабое здоровье?
— Я болел бронхитом, был освобожден от занятий по лыжам, но гулять-то хотелось. Подруга моего лыжного тренера встретила меня на улице и решила, что я прогуливаю тренировки. Наябедничала, и из лыжной секции меня выгнали. Маму очень сильно этот вопрос беспокоил, поскольку она волновалась за мое здоровье. А Людмила Николаевна сказала: «У меня он болеть не будет». И это все решило. Вообще, меня много куда звали. Приглашали, например, в 14 лет вратарем в «Торпедо», потому что мы выиграли кубок района по футболу. Я очень здорово тогда играл в воротах.
— А вы в каком классе выросли?
— Я всегда был высокий. В 14 лет уже под метр девяносто. Акинфеев должен быть благодарен гребле, потому что, если бы я пошел тогда играть в футбол, никакой бы карьеры у Игоря не случилось, он был бы второй или третий. Меня и в волейбол приглашали в Зеленограде играть, и в баскетбол. Но я был гребец. Не пропустил ни одной тренировки, мечтал выиграть Олимпиаду.
— Техника академической гребли вам легко давалась?
— Техника давалась, честно говоря, с трудом, потому что она непростая. Как-то так получилось, что у тренера было много забот, и я был предоставлен сам себе. Я немножко даже обижался на Людмилу Николаевну. Последние два года тренировался у Дмитрия Федоровича Ртищева, это была уже настоящая профессиональная работа, я получил звание мастера спорта и готовил себя к тому, что после школы попаду на юниорский чемпионат мира, обязательно выиграю медаль. А в 1996 году в Атланте, когда мне исполнится 21 год, — стану призером Олимпиады. Я каждый вечер засыпал и каждое утро просыпался именно с этой мыслью. А потом, отравившись котлетой в столовой, тяжело заболел желтухой. Восстановиться так и не смог. С мечтами об Олимпиаде пришлось распрощаться. Но в любом случае я знал, что жизнь меня так или иначе свяжет со спортом. Хотя были мысли поступить на юридический. Больше того, приоткрою тайну, я дружил с очень непростыми ребятами из Зеленограда. И эти ребята хотели даже оплатить мое обучение, чтобы я потом стал классным адвокатом и помогал им в разных делах.
— Ну, это уже лихие 90-е.
— Абсолютно точно.
— К этому моменту вы уже были самостоятельны в своем выборе или мама все-таки оказывала на вас влияние?
— Мама меня шпыняла, чтобы я учился. Хотя на самом деле я и без мамы учился хорошо, у меня красный диплом Академии физкультуры. Единственное, с чем она меня недошпыняла, — немецкий язык. В 1992 году я стоял три дня и три ночи в очереди на курсы при МИДе, хотел учить английский. Зашел туда, мне тетка одна сказала: «Молодец, три дня стоишь, я за тобой наблюдаю, но все люди, которые здесь собрались, уже не попадут ни на английский, ни на французский, ни на немецкий — там все занято. Но я педагог по немецкому, сделаю исключение, возьму тебя к себе». Я очень сильно расстроился, потому что немецкий учил в школе и он мне не давался.
— А как вас занесло в охранники казино?
— В 1990-е годы это была очень престижная работа. В «Карусель» меня взяли по великому блату — сыграл роль красный диплом Академии физкультуры. То есть, чтобы попасть в охрану на более или менее приличные деньги, от 500 долларов и выше, нужен был диплом института. Вот так жили.
— Время-то было суровое, пули над головой не свистели?
— Ну, конечно, будущие депутаты, которые тогда заходили в казино сильно нетрезвыми и мы их выгоняли из зала, обещали меня зарыть в ил Москвы-реки. Самая смешная история была, когда в казино появился ректор Академии физкультуры, ныне покойный, который, кстати, всему нашему курсу не заплатил почему-то последнюю стипендию. Он смотрел на меня в упор и говорил: «Где-то я тебя видел». А я про себя думал: «Чувак, ты же мне три дня назад красный диплом вручал». Он проигрывал в казино большие деньги. Но о мертвых либо хорошо, либо никак…
Много было нюансов, конечно, потому что мы находились на Тверской, это самая жизнь. И мне, честно говоря, нравилась моя работа, я оттачивал умение разговаривать с людьми. Наблюдал за игроками, подмечал детали. Например, человек в кассе получает выигранные деньги, 5—10 тысяч долларов, а я говорю ему: «Слушайте, эта комбинация вокруг 14, она у вас гениально сработала на рулетке!» Он воодушевляется: «Ты видел, видел?!» Я ничего не просил, но люди на радостях давали 50—100 долларов. Ребята-охранники заметили, говорят: «Димон, надо делиться». Я отвечаю: «Чуваки, мне не жалко, святое дело, мы команда, но можно тоже как-то разговаривать с людьми»…
А из встреч, которые тогда происходили, запомнилась одна. После рабочей ночи, утром, я на Ленинградском вокзале взял сосиску и бутылку пива. И рядом со мной с такой же сосиской и бутылкой пива оказался Георгий Данелия. Я сказал: «Здрасьте, мастер», и мы с ним душевно посидели рядом. Я его узнал, естественно, он меня, конечно, нет, потому что тогда меня никто не знал. Позже мы с ним познакомились на «Золотом орле», который я вел…
— К тому моменту у вас начинался затяжной роман с телевидением — вы начали ходить на кастинги телеканалов. Вас легко отпустили из казино?
— Я ушел, потому что нужно было покупать лицензию профессионального охранника то ли за 800, то ли за 1000 долларов, это были большие деньги. Знакомый теннисный тренер в «Лужниках» взял меня в качестве инструктора по фитнесу для своих воспитанниц. Попутно я сутки-трое работал охранником в офисе одной компании, которая торговала рыбой. Мы даже выполняли функции инкассаторов, ездили по магазинам, забирали выручку. Мой партнер Дима на входе кричал: «Инкассаторы приехали!» Я толкал его: «Что ты орешь, нас убьют на фиг, прекрати!» Быстро понял, что надо линять. Моя однокурсница как-то сказала: «Слушай, там на «Радио России» конкурс, дикторов ищут, не хочешь попробовать?» Я сходил, меня не взяли, потом еще куда-то сходил, опять не взяли. Я понял, что с наскока такие вещи не делаются, и пошел учиться к Светлане Макаровой, известному педагогу по технике речи. Она недавно ушла из жизни, и это огромная потеря для меня и других ее учеников — Тины Канделаки, Миши Зеленского, Алины Кабаевой и многих, многих...
— Если сейчас вспомнить себя молодого, взяли бы такого на работу?
— Да, сто процентов. Я был достаточно начитан, с большим опытом в спорте, знал его изнутри. В Академии физкультуры у меня были прекрасные учителя, в том числе и по лыжным гонкам. Владимир Семенович Кузин, олимпийский чемпион, король лыж, на секундочку. Я прошел спецкурсы по плаванию, легкой атлетике, борьбе, боксу, теннису. Более-менее складно умел говорить. Хотя, конечно, был абсолютно сырой. Но это своего рода достоинство, поскольку из такого материала можно брать и лепить то, что нужно. Не все это понимали, а некоторые воспринимали как конкурента. Но это нормально, карьера не должна складываться слишком гладко. Например, Василий Кикнадзе, когда в 1998 году пришел на ТВ Центр, где я тогда работал, сразу сказал: «Этого мы выгоняем». И вот на презентации какого-то журнала, смотрю, мне навстречу выходит высокий, статный старик: «Здравствуй, Дима, я Кикнадзе». Переспрашиваю: «Александр Васильевич?» Отец Васи, знаменитый журналист, писатель, у него великолепные книги, я очень любил его тогда читать в «Советском спорте». Он говорит: «А я вот Васе всегда говорю, ты молодец, с тобой можно работать». На следующий день Вася меня подзывает: «Ну-ка, зайди… Ты знаешь, с тобой можно работать». Пожали друг другу руки, и так, в общем, все закрутилось… Для Васи Александр Васильевич был огромным авторитетом. И Василию Александровичу я сильно благодарен, потому что он почти никогда меня не ругал, доверял, не лез в мою работу, просто направлял, как журналист и начальник. Доверил мне в 2002 году на моей первой Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити с ним вместе комментировать церемонию закрытия.
— До того времени, когда фамилия Губерниев и биатлон станут синонимами в нашей стране, еще должно было пройти время. Когда вы поняли, что именно этот вид спорта вам интересен больше других?
— Я всегда хотел комментировать лыжные гонки и биатлон. У меня отец лыжник был неплохой, перворазрядник. И потом, у нас, гребцов, зимой всегда были лыжные сборы, у меня первый разряд по лыжам.
— Мне кажется, благодаря своей эмоциональной манере вы во многом способствовали росту популярности этих видов спорта. Ваша индивидуальность, она врожденная или вы над ней работали?
— Я эмоциональный человек. У меня спрашивают часто: «А вы правда так Родину любите?» Это для меня странный вопрос. То есть я болею за наших точно так же, как норвежцы болеют за норвежцев, немцы за немцев и так далее. И мне всегда казалось, что людей интересуют люди, а не особенности лыжной смазки или устройство винтовки. Я рассказываю о спортсменах, об их жизни, судьбе, семье. Мы плохо знаем своих спортсменов.
— Но бывает, что на вас и обижаются. Есть ведь границы, которые лучше не переходить.
— Границы, конечно, есть. Но послушайте, на обиженных воду возят, это первое. Во-вторых, я, как комментатор, имею право на собственное мнение. Так или иначе, найдутся люди, которые будут со мной не согласны. Другой вопрос, что мои конфликты с ветеранами спорта проистекали из того, что я просто начинал называть вещи своими именами. Это, конечно, многим не нравится в нашей стране. Ну послушайте, я точно так же в эфире распекаю местные власти или нерадивых чиновников самых разных уровней.
— Есть все-таки для вас табу? Что даже вы не скажете в эфире?
— Ну, нельзя матом ругаться. Минимум политики, разумеется, все-таки это спорт, для политики есть другие площадки.
— Чувства верующих нельзя оскорблять.
— Верующих в российский спорт? Нет, это иногда затрагиваю, критику никто не отменял.
— Известна история, как вы обидели целый город Волгоград.
— Ну, я просто восхитился танцами на одном проекте, сказал, что в Волгограде нет футбола, но есть танцы. Потом 16 тысяч человек, там огромная посещаемость игр «Ротора», кричали на стадионе: «Губерниев г..!» И я считаю, это огромная удача, мощный пиар.
— Может ли комментатор повлиять на карьеру спортсмена?
— Конечно, если спортсмен слабый. Мне говорили некоторые, не буду называть фамилии, родители биатлонистов, имеющие отношение к спорту и даже многого в нем добившиеся: «Знаешь, мой закончил из-за тебя». Но мне в ответ хочется только улыбнуться: что же это за спортсмен такой, который завершил карьеру из-за комментатора. Спорт жесток, слабого спортсмена никто жалеть не будет.
— Вы вообще не чужды провокациям. Как-то их планируете, это ваша фишка или просто свойство характера?
— Безусловно, иногда я хайпую, что говорить. Вот до сих пор обсуждают историю с Бузовой, не скрою, это был троллинг, провокация. Хотя я этого делать не собирался, просто среагировал на какие-то ее слова. Но Ольга не первый день на телевидении, и я рассчитывал на адекватную реакцию. Ведущий, шоумен должен уметь держать удар. Она могла, например, перевести все в шутку, ответить в том же стиле. А вместо этого обиделась, расплакалась, стала давить на жалость. Я считаю, это непрофессионально. Но, думаю, мы еще с ней что-нибудь вместе замутим, какую-нибудь песню споем.
— Сейчас довольно много людей, которые стали известны исключительно благодаря интернету...
— Ну и хорошо.
— То есть они не учились, не строили традиционную карьеру…
— Но я тоже некоторым известен благодаря интернету, например, после программы «Что было дальше?». (Юмористическое шоу на YouTube с участием знаменитостей и известных комиков из StandUp. — Прим. ред.) Сейчас вот горжусь тем, что появилось много поклонников среди молодежи, иду по улице, а мне вслед кричат: «Россия!»
— Собственно, вопрос в том, нет ли в этом какой-то несправедливости для телезвезд старшего поколения. Людей, которым непросто было строить карьеру, пробиваться…
— Мне кажется, наоборот, все честнее, не надо ходить ни на какие собеседования, конкурсы, ты можешь просто снимать что-нибудь прикольное, размещать в интернете, и тебя заметят. Я смотрю на них и чему-то учусь. Да, у меня есть вопросы к нынешним интернет-звездам, касающиеся их культуры, начитанности, эрудиции, но, с другой стороны, ими можно и восхищаться. Конечно, глядя на некоторых персонажей, типа Дани Милохина, многие хватаются за голову. Но если посмотреть на его финансовые возможности, то он огромный молодец, тут даже без всякой черной зависти, я просто констатирую. Человеку, который сейчас в шоу-бизнесе настолько успешен, можно только поаплодировать.
— Вас жизнь и работа с кем только не сводила. Это правда, что при знакомстве Александр Ширвиндт встретил вас такими словами…
— «У моей жены ужасный вкус, она твоя страшная поклонница». Да, это так. Представьте, гонка, эстафета, я в комментаторской кабине, мы все переживаем, наши девчонки борются за медаль, и вдруг раздается звонок — я забыл выключить один из своих телефонов. «Дим, это Ширвиндт. Держись!» — и трубку кладет. Грандиозно! Есть еще один замечательный фанат биатлона, дядя Саша Адабашьян, тоже звонит, поддерживает. А с Ширвиндтом нас познакомила Еленочка Анатольевна Чайковская, блистательный тренер по фигурному катанию. Вообще Театр сатиры мой любимый театр еще со времен Плучека, Андрея Миронова. И, конечно, я счастлив, что был знаком и с МихМихом Державиным, и с Ольгой Аросевой, многих застал.
— Кроме основной работы, вы желанный гость на всяческих торжествах, корпоративах, даже свадьбах. Как это случилось?
— Сначала, конечно, я вел только спортивные мероприятия, а потом так вышло, что уже и не спортивные. Как было с «Евровидением» в 2008 году — я спросил руководителей, кто будет комментировать, мне сказали: «Оля Шелест». Я говорю: «А кто с ней?» Мне отвечают: «Еще не решили». Говорю: «Я готов». — «В смысле, ты же спортсмен?» Я отвечаю: «А что, это почти как спорт, тоже конкурс, музыку я люблю, подготовлюсь и хорошо прокомментирую». И я благодарен моему шефу на канале «Россия» Антону Златопольскому, что он в меня поверил еще и в этом качестве. Было много потом программ не спортивных и будут еще, я новогодние «Огоньки» веду уже 15 лет вместе с Колей Басковым, Машей Ситтель, Нонной Гришаевой и многими другими.
— А семейные торжества — это все-таки совершенно другая история?
— Конечно, но готовиться нужно так же. Мне присылают фактуру, я изучаю, запоминаю имена, родственные связи. На таких мероприятиях разные, конечно, бывают случаи, но пока ничего из ряда вон выходящего не происходило. Меня ведь сложно смутить, в краску вогнать, я всегда дам отпор.
— От чего-то вы все-таки отказываетесь?
— Гонки свиней отказался комментировать. Но чаще всего это связано с графиком. Зимой уезжаю на биатлон и, конечно, многое теряю. Вот, например, последний наш разговор с Колей Басковым. Какое-то большое мероприятие на Дальнем Востоке, Коля поет, меня зовут вести, частный самолет, шикарная гостиница. Я отказываюсь. «Ты с ума сошел, обалдел? Там и денег много, и люди уважаемые». Я говорю: «Я буду в Италии, на гонке, физически не успею прилететь на Дальний Восток». С Максимом Галкиным мы тоже много работали на разных мероприятиях, и он допытывался: «Скажи, в чем прикол, ты сидишь в этой будке, орешь там за одну зарплату». Я говорю: «Ты не представляешь, это никакими деньгами нельзя измерить. Биатлон — святое. Если у меня гонка и поступает даже очень выгодное предложение, я откажусь…»
— Пятый канал снял два замечательных документальных сериала с вашим участием: «Мое советское детство» и «Моя советская юность». Если бы вам дали некий бюджет, что бы вы сами сняли?
— Да, я благодарен за это Пятому каналу, продюсеру Леше Васильеву. Когда мы делали «Мою советскую юность», подружились, реально стали близкими людьми с Михаилом Сергеевичем Боярским. Я все-таки не режиссер, но, наверное, мне было бы интересно сделать что-то про рок-музыку. У меня же есть своя группа «Губер бэнд», мы даем концерты. Я очень много знаю о роке, могу про это интересно рассказывать, и меня порой сильно коробит эфир некоторых музыкальных радиостанций, ведущие которых, мягко говоря, не в теме.
— Сын Михаил, который сегодня снимается для обложки нашего журнала вместе с вами, похоже, по вашим стопам не собирается. Поступил в Высшую школу экономики, на факультет мировой экономики и политики.
— Пусть Миша на этот вопрос ответит. Я жалею, потому что, с моей точки зрения, он был бы классный футбольный вратарь с его ростом.
Михаил: Дело в том, что папа жалеет не только о том, что я не спортс-
мен. Он, например, хотел, чтобы я в институте учил немецкий, а не испанский. А все почему? Это классический родительский комплекс — реализация своей мечты в детях.
Дмитрий: Германия наш крупнейший торговый партнер.
Михаил: На испанском разговаривает треть мира!
Дмитрий: Миша на меня вообще сейчас немножко в обиде, потому что мы с ним на его дне рождения поругались.
Михаил: Я не обижался. Дело в том, что я живу с мамой, и, конечно, большее влияние от нее исходит. А когда бываю с папой, то он выражает несогласие с мамой, и получается… Мама и папа развелись, потому что у них разные мировоззрения и подходы к жизни.
Дмитрий: И Мишка между двух огней, бедный парень.
Михаил: Это достаточно непросто. И здесь есть единственный выход: включать свою голову и никого не слушать.
Дмитрий: Миш, давай сейчас для «Семи Дней» помиримся раз и навсегда.
Михаил: На семь дней помиримся для «Семи Дней».
Дмитрий: Почему на семь дней? На всю жизнь.
— Михаил, с вашей мамой, прославленной бегуньей и чемпионкой мира Ольгой Богословской, папа развелся, когда вам было года три. Помните что-нибудь из того времени?
Михаил: В этом возрасте очень тяжело осознавать подобные вещи. Но в результате у меня теперь два замечательных папы. Многие просто не понимают, как это может быть. А я правда очень благодарен и папе, и второму мужу мамы Саше абсолютно за все, за помощь, за опеку.
Дмитрий: Дело в том, что мы с Ольгой расстались, но вместе работали и продолжаем работать. Недавно ездили в Дзержинск под Нижним Новгородом, вели большое мероприятие «Возвращение в жизнь», посвященное нашим паралимпийцам. Вместе комментировали церемонию открытия Олимпиады и Паралимпиады на канале «Матч ТВ». Вдрызг переругались, потом опять помирились, все как обычно.
Михаил: Это нормальная история.
Дмитрий: У нас жаркие творческие споры, и в плане Миши мы тоже сильно ругаемся.
— Ваша семейная лодка разбилась о быт или о работу?
Дмитрий: Мы просто разные люди с точки зрения быта.
Михаил: Я считаю, и то, и другое повлияло.
Дмитрий: Так давно это было, у всех новые семьи, но мы по-прежнему единомышленники. У нас есть ребенок.
Михаил: Я объединяющее звено.
— Ни в какой момент обиды не было на папу?
Михаил: Нет. А за что?
Дмитрий: Конечно, я ловлю себя сейчас на мысли, что, может быть, стоило уделять Мише больше внимания, но работа не давала. Уж что есть, то есть, ребенок вырос. Понятное дело, что он живет не со мной, но мы общаемся, Миша бывает у меня, я у него, и мы вместе участвуем в какой-то движухе, он не просто приезжает в гости на час, остается, мы занимаемся музыкой, спортом.
— Михаил, какие у вас первые воспоминания об отце?
Михаил: Мне кажется, лет в пять, мы недалеко от дома стояли в поле, и папа подкидывал мячик ногами выше, чем я. Мне до слез было обидно, что папа умудряется пнуть мяч куда-то в космос, а у меня он летит еле-еле.
Дмитрий: Он вообще до сих пор соревнуется со мной. Даже перестал ходить на концерты «Губер бэнд», потому что у меня есть группа, а у него пока нет.
Михаил: Зато я сейчас занимаюсь вокалом…
Дмитрий: Поет он лучше, чем я, да.
Михаил: И вот я, пап, как раз что хочу предложить. Очень здорово было бы — внешний облик «Губер бэнд», но вокал будет мой.
Дмитрий: Найди других музыкантов.
Михаил: Ты даже не представляешь, все будут просто восхищаться!
Дмитрий: Заработай денег, заплати музыкантам.
Михаил: Я ж для тебя, пап, лучше стараюсь сделать, как ты этого понять не можешь. Смотри, все в интернете пишут: голос — отстой. А как только я выйду и спою, так это же будет что-то божественное. Это же будет невероятная реакция, я тебя уверяю, на полном серьезе.
Дмитрий: Все, я пошел... Режиссер Якин это называется.
Михаил: Я пытаюсь помочь!
— С Мишей мы разобрались, он учится на факультете мировой экономики и политики, но все-таки не прочь работать в кадре или на сцене.
Михаил: Я думаю, это можно совмещать как-то. Сейчас для меня первостепенная задача — учиться. При том что я активно ищу себя в жизни. И понимаю, что в спортивной журналистике мне особо ничего не светит, потому что мне это не так интересно, как папе.
Дмитрий: Хорошо хоть, честно признался.
Михаил: Мне сейчас интересно все понемножку: история, политика, музыка и спорт тоже. Я хочу все пробовать и надеюсь, что на чем-то остановлюсь в будущем.
Дмитрий: Пора бы уже остановиться на чем-нибудь.
Михаил: Я очень сильно изменился после десятого класса, стал готовиться к ЕГЭ, потому что надо было что-то решать, куда-то поступать. А папа в меня, если честно, вообще не верил, он понятия не имел, что по истории я смогу набрать 94, а по русскому 96 и так далее. И когда мама ему написала, что вот такие результаты, папа не знал, как реагировать.
Дмитрий: Давай внесем ясность. Я не не верил, а давал шанс доказать!
— Миш, а вы в себе какие-то отцовские черты замечаете?
Дмитрий: Кроме роста.
Михаил: Кроме роста, кроме рок-музыки, которую я очень активно слушаю и люблю, могу сказать, что я достаточно открытый, разговорчивый парень. И, наверное, во многом это благодаря папе. С другой стороны, все-таки я индивидуальность и не хочу копировать все отцовские черты.?
— В спорах между мамой и отцом вы обычно чью сторону занимаете?
Михаил: Сейчас стараюсь думать своей головой. Раньше я поддавался влиянию то папы, то мамы. Начинал маме рассказывать про то, как она не права, потом наоборот. Но что касается споров, сейчас они поутихли, если сравнивать с тем, что было двумя годами ранее.
— Может, потому, что у папы уже новая семья?
Михаил: Семья семьей, но мне кажется, я повзрослел и стал объединяющим звеном. Считаю, что мной можно гордиться чуть больше, чем раньше. И пусть папа сейчас говорит что угодно…
Дмитрий: Я молчу вообще. На самом деле это правда. Просто Михаилу нужно все-таки перестать иногда примеривать образ режиссера Якина из известного фильма и стать режиссером Мыкиным.
— Дмитрий, скажите, вам осталось что себе доказывать в жизни?
Дмитрий: Нет, наверное. Я же — как в «Бременских музыкантах»: «Смех и радость мы приносим людям». Мне хочется работать, я люблю людей, мне нравится рассказывать о победах спортсменов, вести мероприятия, я отдаю свою энергию и получаю ее обратно от зрителей. Хочется продолжать дышать в унисон с большой страной, вот это очень важно. Еще мне хочется, чтобы каналы, на которых я служу, развивались. Горжусь тем, что работаю на «России» и на «Матч ТВ», и хочу поздравить нашу прекрасную команду с 6-летием канала.
— Как встречают старость спортивные комментаторы?
Дмитрий: Все говорят: «Дим, ты состаришься, будешь сидеть и ворчать». Как сказал Анатолий Папанов, хочется жить и работать максимально долго. А потом, слушайте, ну можно создать YouTube-канал. Думаю, что не пропадем. В конце концов, если закроют телевидение и интернет, я пойду работать ростовой куклой куда-нибудь.
Михаил: Или вышибалой.
Дмитрий: Вышибалой вряд ли уже. Но я по образованию педагог, можно в школу пойти, учителем физкультуры, например.
Михаил: Никто не ходит на физкультуру в школе. Девочки вообще забыли о том, что такое физкультура в принципе.
Дмитрий: Если бы я был учителем физкультуры, вся школа бы пришла.
Статьи по теме: