Последний представитель рода Хананаевых - житель блокадного Ленинграда
10 декабря 2020 года ушла из жизни последний представитель рода Хананаевых – житель блокадного Ленинграда Хананаева Белла Баазовна. Уроженка г. Дербента.
Волею судьбы в 30-е годы прошлого столетия отец в поисках хлеба насущного со всей своей большой семьёй приехал в Ленинград, где стал работать в разных организациях: мелькомбинат им. Ленина, магазин № 120 Октябрьского райторга, ресторан Варшавского вокзалы, откуда ушел на фронт (об этом автор писал в своём очерке «По дорогам войны – по следам отца». Впоследствии вышедшая сборником статей и очерков, изданная Центром сохранения и развития национальных традиций, самобытности языка, культурного и исторического наследия горских еврее Sholumi, удостоенная золотой медали на Всероссийском конкурсе СМИ «Патриот России-2020»).
Устройство в Ленинграде происходило непросто. Вначале всей семьёй поселились в Лештуков переулке (ныне пер. Д. Джабаева) дома № 5,
Здесь, с декабря 1936 по 13 июля 1941 года отец работает поваром в ресторане, что предопределило его фронтовую судьбу. Фото из открытых источников
Затем отец меняет место работы. Устраивается поваром в ресторан Варшавского вокзала. Впоследствии это предопределило его фронтовую судьбу (об этом автор написал очерк «Военный повар»). Семья переезжает жить на ул. Рубинштейна дом № 38. Центр Ленинграда, в нескольких шагах от Невского проспекта.
Дети: две дочери и два сына учатся в школах. Старшая Бетушва, как показывает архивный документ - учится в школе № 10 Куйбышевского района, которая находится на Набережной р. Фонтанка, 36. Да в этом знаменитом историческом здании в годы войны находилась школа.
Возможно, и остальные дети отца учились в этой школе. Хотя рядом с домом – на Рубинштейна, 13 была школа № 218. Надо было только перейти не очень широкую улицу. Белле в это время шел восьмой год, и она должна была пойти в первый класс. В какой именно школе училась Белла и её братья мы пока не знаем. Известно только то, что в конце октября работало 39 школ.
Дети учились частично в бомбоубежищах. Обучение шло только по самым важным предметам. Дети часто ничего не писали, лишь слушали и отвечали устно, а уроки длились по 20–25 минут – было очень холодно, чернила замерзали, да и сил у голодных ребят и педагогов практически не было.
Самыми тяжелыми для детей стали декабрь 1941 и январь 1942 года. Чтобы как-то поддержать силы школьников, в декабре, в самый трудный и холодный месяц, после уроков давали по тарелке белкового дрожжевого супа
В январе 1942 года в школах, где не прекращались занятия, были объявлены каникулы. В эти дни население города страшно голодало, а в школах, театрах, концертных залах для детей были организованы ёлки с подарками и сытным обедом.
Ходили ли наши родственники на эти мероприятия - нам также неизвестно. Школьники тоже не оставались от будней блокадного города: участвовали в разборе завалов, убирали территории от мусора, постарше ребята тушили зажигательные бомбы, которые попадали на чердаки, выращивали овощи на совхозных полях, ухаживали за ранеными и больными. Многие вставали к станкам на военных заводах.
За активное участие свыше 5 тысяч школьников были награждены медалью «За оборону Ленинграда» (всего было награждено более 1,5 миллионов советских граждан этой медалью. – Прим.авт.).
Здание было построено в конце 1710-х годов. Его специально построили как дворец для супруги Петра I Екатерины Алексеевны. Дворец был назван Итальянским. Но уже при Павле I здесь размещался военно-сиротский дом, а через четыре года император подарил его новому женскому учебному заведению – Екатерининскому институту благородных девиц. То строение, которое было построено первоначально, постепенно стало ветшать, и его пришлось снести, а на освободившемся месте в 1803-1807 годах по проекту Джакомо Кваренги было построено новое здание, которое мы видим в настоящее время. В предвоенные годы в здании располагалась общеобразовательная школа, в которой учились дети отца. Во время Великой Отечественной войны в здании располагался военный госпиталь. От обстрелов и налётов немецкими захватчиками на блокадный город, здание сильно пострадало от артиллерийских снарядов. В настоящее время в здании располагается Российская Национальная Библиотека.
Началась Великая Отечественная война. Через три недели отец ушел на фронт. Благо его фронт располагался в Ленинграде. Какое-то время это вселяло надежду на его близких. Рядом с детьми жена Шушана - забота о детях обеспечена.
8 сентября город полностью блокирован. Взят немцами в плотное кольцо. По началу, как и все жители города, отнеслись к такому положению как временному. Но с каждым днём становилось всё труднее и труднее. Наступила зима 41-го, как потом выяснилась одна из самых морозных за многие годы. Непривычное место обитания: в каких широтах родной и тёплый Дербент, где температура зимой опускается не ниже 5 градусов, а тут минус 30 и более. Остановлено движения городского транспорта, прекращена подача воды и отопления. А тут декабрьские 125 грамм хлеба на человека, как выживали? - трудно себе представить. К зиме 1942 ситуация осложняется сокращением продовольственного обеспечения по многим основным продуктам питания. Из архивных документов видно, что Шушана работает в артели для инвалидов «Восстановление», находившийся в районе Средней Рогатки.
Об этом историческом месте, мной описано в очерке «По дорогам войны – по следам отца». Была она инвалидом или нет - нам неизвестно. Как неизвестно, чем занимается в это время старшая дочь Бетушва, которой на начало войны исполнилось 21 год. В 1939 году она выходит замуж за Саедиева Джана Юшмалиевича, который также как и отец был мобилизован на фронт. Мы не располагаем подробными сведениями о Саедиеве Джане. Единственное что известно о нём, то, что он был мобилизован Красногвардейским РВК г. Ленинграда в 164 запасной стрелковый полк 33 зсд, гражданская специальность портной, 11 октября 1941 выбыл по болезни в эвакуационный госпиталь 1173. Далее – 23 октября 1941 направлен в штаб 42 армии (Ленинградский фронт) со справкой заключения врачебной комиссии – годен к нестроевой службе. О Бетушве информации и того меньше.
К марту 1942 г. наступают самые трагичные минуты для Хананаевых. В марте в разницу в один день 19 и 20 умирают жена отца Шушана и их сын 14 лет Рафаил, как указано в архивной справке умерли от алиментарной дистрофии (голода - прим М.Х.). Трупы были обнаружены в всё в той же квартире на ул. Рубинштейна. По установленному порядку того времени, все районы города были прикреплены к определённым кладбищам. Куйбышевский район - за Пискарёвским. Март 1942 года оказался самым большим по числу смертей в блокадном Ленинграде, более 30000 человек. В их числе Шушана и Рафаил. Судьба другого брата Беллы, до сих пор остаётся неизвестной. Можно смело полагать, что он тоже погиб в блокаду, ему было всего 16 лет. Его имя Манахим перешло ко мне. Так по традиции делают горские евреи. В апреле отец попадает в госпиталь с заболеванием цинга 2 степени.
«По Дороге жизни»
В октябре 1942 года Белле вместе со старшей сестрой удаётся эвакуироваться. После схода льдов на Ладожском озере, с 27 мая 1942 года начался третий этап эвакуации. Масштабная эвакуация, при которой планировалось эвакуировать 300 тысяч человек, за этот период было вывезено более 448 тысяч, а в месяц эвакуации Беллы в октябре было эвакуировано 15586 человек. Эвакуация прошла водным путём
Эвакуация из блокадного Ленинграда была строго регламентирована. Если говорить в целом об эвакуации, в первую очередь эвакуации подлежали предприятия с их сотрудниками, дети организованными группами: ясли, детские сады, учащиеся до 16 лет. Все эвакуированные при себе должны были иметь документы. Без документов к эвакуации не допускали.
Для эвакуации необходимо было прибыть на Финляндский вокзал, дождаться своей очереди на поезд, дальше от ст. Каботалино или Большая Грива попасть на пароход, пройти 30 км по Ладоге. Доставляли эвакуированных либо в Кобону, либо Лаврово или Войбокало.
Мы не знаем, какой пролегал путь наших героинь, но точно можем сказать, что он был неведомый, полон риска и страха. Иногда «Дорогу жизни» называли прямо противоположно – «Дорогой смерти…».
А затем, уже по «большой» земле путь пролегал на Восток. Но в начале, это был наш Северо-Запад – Вологодская область.
Из представленных Департамента образования Вологодской области документов указано: «Хананаева Мария Базовна, 1930 года рождения, место рождения Дагестанская АССР, национальность – грузинка, когда и откуда прибыла – ОБЛОНО, 27/Х-42 г. класс 4, родственники – сестра»». Из другого уточняющего документа о времени пребывания в данном детском доме. Героиня нашего рассказа была эвакуирована в Ершовской детский дом Биряковского района, который находился в д Яковка. (1 августа 1956 г. детский дом ликвидирован.–Прим. авт.).
Кратко прокомментируем содержание представленных документов. Имя Мария. Многие наши соотечественники часто русифицировали свои имена, а порой и отчества. Обычно меняли на созвучные имена, например, как автор данного очерка, более 40 лет носил имя Михаил, отчество Борисович. Даже трудно себе представить, насколько это можно представить, что-то схожее между именами Белла и Мария. Национальность – грузинка, думаю, что здесь людям сведущим в «еврейском вопросе» ясно. Непонятно для какой цели изменён год рождения с 1927 на 1930. Может быть, опасались старшие родственники, что не включат в список эвакуированных, но максимальный возраст для эвакуации был 16 лет. Но, так или иначе Белле и Бетушве удалось вырваться из блокадного Ленинграда.
К октябрю 1942 года эвакуация была завершена. Можно сказать, что наши героини, взошли на последний уходящий пароход.
Книга учета движения детей Ершовского д/д Биряковского района Вологодской области 1942-1943 гг.
Пробыв в детском доме до 18 марта 1943, по рассказам самой Беллы, они вместе со старшей сестрой уехали вначале в Сибирь – какое именно место Белла не уточнила (возможно, это был Новосибирск, где в 1944 году отец проходил лечение), а затем оказались в одной из республик Средней Азии (какой тоже не уточняет). После окончания войны они возвращаются на родину в Дербент. В это же время, отец уже был на родине, - в госпитале № 1628, который размещался в здании заводоуправления №3 в котором проходил восстановление после полученного ранения в битве за Нарву, и года лечения в семи госпиталях (об этом автор писал в очерке «Эвакуационный госпиталь»).
Так закончилась Ленинградская эпопея для семьи Хананаевых, длиною в десять лет, из них блокадный период составил больше года, что впоследствии давало право на поучение знака «Жителю блокадного Ленинграда», с правом на получение льгот независимо от места проживания. Была ли наша главная героиня очерка награждена этим знаком, нам неизвестно. Такие попытки автор очерка предпринимал.
Делал всё возможное для присвоения Белле этого почётного звания, но, к сожалению, её сын и дочь, так и не отозвались на телефонные звонки. Может быть, прочтут прямые потомки, последнего представителя рода Хананаевых – жителя блокадного Ленинграда, и расскажут нам всё, что им известно о Ленинградской трагедии, постигшая своих близких. Другое сожаление – знак «Жителю блокадного Ленинграда» посмертно не вручается. На представленной ниже фотографии «Блокадные дети», конечно же, нет там нашей Беллы. Но, она реально могла быть в такой трогательной ситуации. А эти дети реально являются жителями блокадного Ленинграда.
Знак «Жителю блокадного Ленинграда» учреждён решением Исполкома Ленгорсовета от 23 января 1989 года № 5 «Об учреждении знака „Жителю блокадного Ленинграда“». Согласно Положению о знаке «Жителю блокадного Ленинграда», этот знак вручается прожившим не менее четырёх месяцев в Ленинграде в период блокады (с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года), не награждённым медалью «За оборону Ленинграда».
«Жизнь с чистого листа»
Началась послевоенная жизнь. Отец, уже наш общий с Белой демобилизуется инвалидом 2 группы. В 1945 году женится на нашей маме, появляемся на свет мы,- погодки: Исай в 1946, а автор этих строк 1947.
Белла заканчивает семилетку (с 1934 по 1957 гг (В СССР существовал один из типов школьного образования. –Прим. авт.) и поступает в Дербентское педагогическое училище. Это был и есть на сегодняшний день один из ведущих средних специальных учебных заведений по подготовке учителей для школ республики. В настоящее время училище переименовано в колледж и располагается в новом современном здании. После окончания педагогического училища Белла поступает учиться в Дагестанский государственный педагогический институт на отделение русского языка и литературы.
После окончания института и до выхода на пенсию Белла проработала в школах города Махачкалы. Какие имела она достижения на педагогическом поприще нам пока не известно. Возможно, в этом нам помогут её сын и дочь.
В наше детство с братом Исаем, когда нас сестра Лиза по материнской линии нашла и привезла в Дербент, об этом узнала Белла и специально приехала за нами в Дербент. Случилось это летом, мы были на летних каникулах. Белла пришла не одна, она была с мужем Александром Азаевым, за которым она вышла замуж будучи в Махачкале.
Всё эти подробности мы узнали гораздо позже, когда сами стали самостоятельными и могли приезжать к своим родственникам. Как и потом узнали, что её муж был художником по образованию, закончил художественно-педагогический институт им. Сурикова в Москве (ныне Московский государственный академический художественный институт им. В.И. Сурикова).
Работал в сфере искусства, а последние 14 лет перед выходом на пенсию был директором художественного фонда Дагестанской АССР, - человеку еврейской национальности было невероятно. Как впоследствии рассказывал Александр, чем занимались сотрудники худфонда: оформлением улиц городов и населённых пунктов республики. Красочным оформление на праздники: 1 Мая, 9 Мая, 7 ноября. Готовили плакаты, растяжки. Партийную агитацию, например: «Слава КПСС», «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза — испытанный авангард рабочего класса, всего советского народа!», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» и т.д. Накануне юбилейных дат победы в Великой Отечественной войне (1965, 1975, 1985 гг) партийные заказы были направлены на увековечивании памяти советских солдат. Здесь уж у Александра был простор в творческой деятельности.
Он ведь по образованию был скульптором. Как рассказывал об этом Александр, чувствовалось, занимался он этим непосредственно сам и с душой. Делали скульптуры, например - «Воин освободитель: Памятник советскому солдату с девочкой спасённой на руках». Устанавливали их в центре сёл перед зданиями сельских исполкомов. Каждый председатель райисполкома имел за честь, чтобы у него стоял такой памятник. В такие периоды, как рассказывал Александр «жили как коты в масле». Деньги отпускали хорошие.
В материалах нужды не было. Всё это знала наша Белла. Она гордилась своим мужем, его образованием, должностью, которую он занимал.
Она вообще гордилась, что у них почти у всех высшее образование, что и у братьев отца, двое их которых имели образование. Один из них – Иосиф был инженером-механиком. В годы войны работал главным инженером мелькомбината им. Ленина в Ленинграде, но судьба его оказалась трагической, в августе 1942 года был осужден военным трибуналом в Ленинграде.
Дальнейшая его судьба остаётся неизвестной. До определённого времени он жил вместе со своими. Другой - Пинхас был врачём. Также жил и работал в Ленинграде, после войны переехал в Москву. О нём вообще ничего не удаётся узнать, так как по рассказам Беллы, в какой-то момент он полностью изменил свои паспортные данные: фамилию, имя и отчество, опасаясь быть подвергнутым преследованию в силу работы врачём. На это указывает и архивная справка архива Военно-медицинских документов МО РФ по отцу, в которой он упоминает своего брата Исаева Б.И.. Так звали их отца и нашего деда Исак (Исог).
Возвращаясь к воспоминаниям о Белле, когда они впервые появились в доме Завалуновых, где в замужестве проживала Лиза (ул. Пушкина, 
вошли мужчина и женщина. Молодые и красивые. Она Белла начала вести разговор на нашем горско-еврейском языке, который мы с Исаем не могли понять, о чём идёт разговор. Мы конечно понимали, что разговор идет именно на горско-еврейском, и мы догадывались, что разговор идёт о нас, но что именно они говорили, мы не знали.
Постепенно разговор приобретал напряжённый характер, участвующие в диалоге стали, как это часто бывает на Кавказе жестикулировать и повышать тон. Ну, думаю надо искать повод выйти со двора, хоть куда: в соседний двор, где за нашей мамой Авшаг числилась жактовская комнатка, куда мы часто уходили общаться с дворовыми ребятами. Двор-то был большой, в отличие от нашего, его в городе почему-то называли «итальянским». Хотя никаких там итальянцев никогда и в помине не было. Жил там простой дербентский люд: евреи, русские, азербайджане, армяне и б-г знает ещё кто. Вдруг Лиза переходит на русский язык и обращается к нам с Исаем, что это приехала ваша сестра по отцу и хочет, чтобы вы поехали к ним в Махачкалу в гости. Мы не знали. что и сказать-то. Хотим мы или не хотим. Тут вмешиваются в разговор остальные взрослые члены семьи Завалуновых: мама Зоя, Петя - муж Лизы.
Говорят пусть поедут, всё-таки родственница. И мы поехали. Нас переодели в новую одежду: белые рубашки и серые брюки, носки, сандали, которую привезли с собой Белла и Александр. Как ни странно одежда и обувь по размерам нам подошла. Как будто они знали нас. Но ведь она Белла нас видела только тогда, когда мне было 4 года, а Исаю пять лет. Кстати с новыми родственниками мы обращались исключительно на вы, при этом, не называя их никак. По приезде в Махачкалу мы направились к ним домой. Как оказалось, неподалеку от железнодорожного вокзала, дом был частный с небольшим двориком, а через несколько узких улочек простиралось Каспийское море.
Это уже было третье место, где я видел море: в первый раз в Каспийске, куда меня привезли из Буйнакского детского дома, затем в Дербенте, и вот уже в Махачкале. Войдя во двор, мы увидели детскую коляску, в коляске спал ребёнок, ему было меньше годика. Это был Тимур, на тот момент первый ребёнок Беллы и Александра. Через какое-то время мне стало как-то не по себе, и я стал просить своих новых родственников отправить меня домой. Так я уже называл дом, в котором жила сестра Лиза. Ещё какое-то время Белла и Александр пытались успокоить меня и выяснить в чём причина моей просьбы.
А я просто без объяснений просил отправить меня в Дербент. После чего Александр отвёл меня на вокзал, купил билет на проходящий поезд, так я не пробыв и двух часов, уехал обратно. Исай остался. Когда поезд подъезжал к перрону, не дожидаясь полной остановки, я сошёл из вагона против хода движения и тут же распластался по перрону лицом вниз, руки мои были вытянуты вперёд. Встав с перрона, моя белая рубашка, подаренная моими новыми родственниками, была вся серой от перронной пыли. Так, я, заявился домой. Когда вошел во двор, все наши сидели на такхте и пили чай. Увидев моё неожиданное появление, на меня смотрели как на «пришельца» с другой планеты».
Первая опомнилась Лиза, говорит – «Я знала, что Манахим сегодня вернётся». Вот такой была первая встреча с сестрой Беллой. Впоследствии, становясь всё взрослее и взрослее я понял, что между родственниками по отцовской линии и материнской лежит огромная «пропасть», которую ни та, ни другая сторона не хотят преодолеть.
(Об этом автором описано в очерке «Поговори со мною мама»).
Как впоследствии оказалось, собирая и изучая материалы о своих родственниках, наш отец в дореволюционный период был из богатого рода Хананаевых, а мама из малоизвестного и бедного рода Инатаевых. Советская власть практически всех уровняла
(Не будем иметь в виду номенклатурную верхушку.-Прим. авт.). Может быть, в это время уже ничего такого и не было, но, как известно своё положение в обществе такие люди старались как-то сохранить, как в Советской России того времени, многие представляли себя – графами, князьями, дворянами и т.д. Позднее, мне стало известно, что Исай часто ездил к нашим махачкалинским родственникам. Там ему видимо нравилось быть. А когда Белла с Александром обжились на новом месте, Белла делала попытки вызволить Исая из России., это уже было в нулевые 2000-е. Но так и ничего не вышло.
Второе наше знакомство произошло уже в 90-е годы, когда горские евреи, как и европейские, стали уезжать, кто в Израиль, кто в Германию, а кто и в Америку. В это время я стал заниматься бизнесом и часто приезжать в Москву. К этому времени мой брат Исай вернулся, несолоно хлебавши, из Израиля, не имея жилья жил в офисах, где устроился работать у своего друга по прежней работе, владевшего небольшой строительной фирмой (об этом автором написан очерк «Жить прожить – не поле перейти» о трагическом уходе Исая в 2019 году).
Так в очередной свой приезд Исай рассказал, что Белла с мужем находятся в Москве и ждут вызова от старшего сына в США на ПМЖ. Они уезжали по программе «воссоединения семьи». Мы встретились с Александром в метро и поехали в Клин, на квартиру их тёщи, где они дожидались вызова. Прожив два дня у своих новых - старых родственников, Белла многое рассказала о нашем с Исаем раннем детстве.
Как отец пришел с фронта, больным, женился на нашей маме, брак, который они не одобряли. А потом когда ушел отец из жизни, и мама наша заболела, да так, что нас нельзя было держать с ней рядом. Белла взяла на себя оформление нас в детские дома. Ей в это время было 24 года, она была студенткой педагогического ВУЗа, и вполне имела представление как это надо делать. Так мы с Исаем оказались в детских домах. Лиза тоже была в детском доме, но через два года она возвращается домой. После смерти мамы, повзрослев начала нас искать. Так она уже в конце 1959 года находит и меня и Исая. Мы были в разных местах. Исай в Буйнакске, а я в Каспийске в ПТУ №1 с двенадцатилетним сроком обучения.
Почему не сделала это Белла, трудно сказать, а ведь она была и ближе к нам и намного грамотнее. Во время своих московских посиделок я не стал об этом её спрашивать. Когда она что-то рассказывала из нашей жизни, она всегда плакала. Тоже было и с Лилей – моей дочерью, когда в 2012 году она со всей семьёй посетила Америку и побывали в гостях у Беллы, рассказывая о нас, она также плакала, плакала и Лиля.
Лиза тоже переехала в США к своей младшей дочери. Проживая всё в том же Бруклине, месте компактно проживания горских евреев, они соединённые родственными узами своих сводных младших братьев, потихоньку начали общаться. Там уже за океаном начали находить общий язык, который не могли найти у себя на родине, живя совсем рядом, связанные одним языком, одной культурой, одним морем.
Посмотрит иной читатель на памятное фото и скажет, какие они все счастливые – обняв свою кровинку, неожиданно свалившиеся из-за океана. Вот как бывает. Город, в котором более 75 –ти лет назад проживала дружная семья Хананаевых, вынесшие на себе все невзгоды блокадного Ленинграда, город за который воевал отец, дедушка, прадедушка также неожиданно в поисках лучшей доли приехали жить их потомки.
Послесловие: два года назад ушел из жизни любимый брат Беллы Исай, ушел неожиданно, ни с кем не попрощавшись. Я попросил наших «американских» родственников не говорить о смерти Исая, дабы не взволновать её и не спровоцировать её ранний уход. Тем самым, может быть это дало ей ещё некоторое время быть вместе с нами. А ведь ей было всего 92 года.
Менухато бэ ган эдэн! (Да пребудет душа её в раю!)
Санкт-Петербург, декабрь 2020 г.
Хананаев М.Б.