Исход из Крыма: интервью Киры Колдомасовой-Баумгартен

В эти дни тысячи людей в разных частях света вспоминают историческую дату: 100 лет назад из Крыма начался русский исход. Тогда участники Белого движения, потерявшие позиции в войне с Красной Армией и разделяющие их взгляды, не представлявшие себя в советской стране, взошли на корабли под руководством генерала Врангеля и покинули родные земли. Многие из 150 тысяч эмигрантов осели на берегах Средиземноморья, в Европе. Самой дальней точкой стала Южная Америка. "Вести в субботу" расскажут о тех, кто живет на берегу Атлантики, на границе Уругвая и Аргентины. В эфире – интервью Киры Колдомасовой-Баумгартен. - Здравствуйте, Кира Николаевна. - Здравствуйте. Очень приятно. - Вы же в эмиграции не только очень давняя, но и, наверное, самая дальняя? - Дальняя. - Это же не Волга? - Нет. - Что это? - Замечательный залив. - Rio de la Plata. И мы в Уругвае. Через речку – Аргентина. Если просто маршрут прочертить, какой у вас получается, у ваших предков? Крым, а дальше что? - Крым, Югославия – это у бабушки. Чехословакия, Германия, Аргентина. - В Аргентине когда оказались? - В 1949 году. Мой отец был инженером, ему уже было за пятьдесят. Он устроился тут инженером в госпитале, то есть строил госпиталь. Потом дело пошло хуже, потому что отец работал в Foundation Eva Peron. Потому что их закрыли сразу же, когда Перон пал, отца отправили в министерство какое-то, ему заморозили жалованье на несколько лет. Тем временем я сдавала без конца экзамены, чтобы поступить на медицинский факультет. Наконец, мне это удалось, и я окончила медицинский факультет. - То есть вы медик по профессии? - Да, я врач. Моя мечта была хирургия. Но, к сожалению, для этого нужно было иметь очень большие локти, а у меня их не было, и знакомства, конечно. Знакомств у меня тут не было. - Кто вы для себя? Аргентинка? - Я русская. - Да? - Я стопроцентно русская. И нам вообще в голову не приходило, что мы другой нации. - Я вам сейчас очень странный вопрос задам. А стоило уезжать, оказываться в Югославии, Словакии, Германии, Аргентине? - Конечно. Моего отца сразу бы расстреляли или послали бы в концлагерь. Все мои друзья, которые остались, наши друзья, которые остались в Словаки и говорили, уже Советы переменились, все умерли в концлагерях. - Это уже после войны? - После войны, в 1945-м. Их погрузили и отправили. - Как вам жилось во Вторую мировую? - Моя мама все время слушала радио. - Советское радио подпольно слушала? - Да, подпольно слушала. - То есть все равно оставалась с Россией где-то в сердце? - Да. - На самом деле сколько же испытаний на вашу долю выпало уже в новых странах, где русские не русские. - Да. Но были страны, которые к нам не очень дружественно относились. Но словаки к нам очень хорошо относились. Мы же им помогли, потому что все наши инженеры построили Словакию, все эти дороги, госпиталя. - Это между двумя войнами вы имеете в виду? - Да. - А здесь вы держались друг друга, русские? - Да. Для меня самый замечательный момент была суббота, когда мы собирались своей группой, разведчиками, и пели, и играли, и выступали. - Вы имеете в виду юных разведчиков? - Да, юных. - Белогвардейское молодежное движение? - Да, это скауты. - Больше всего на слуху в России сейчас парагвайские русские – генерал Беляев, вот эти вот русские в парагвайской армии. Ну, так сложилось. А в Аргентине, в Уругвае кто такие звезды русской общины? - У нас было двадцать три общества, и все мы ругались между собой, к сожалению. - Почему? - Потому что каждый хотел брать верх, а было их там три-четыре человека. - Это, кстати, удивительная русская национальная черта наша. - Да. - Очень разобщенная, к сожалению, оказывалась община. Политика влияла или амбиции? - Амбиции, я думаю. Нас все меньше и меньше. Мы все уходим туда. - Но дети-то остались, чтобы на русском говорить? - Мои дети говорят по-русски великолепно. Те дети все говорят по-русски. Но, конечно, среда влияет. - Какой вам показалась Россия, когда вы вернулись в первый раз? - Я не помню. Это был 1993 год. Когда было столетие Бенуа. Я нашла своих родственников с отцовской стороны - А выжили? - Ну, одного расстреляли. - Эта Россия образца после 70 лет советской власти напомнила вам о той России, о которой вам рассказывали родители? Или это была какая-то уже совершенно другая страна? - Музеи, театры были такие же, как и раньше. Так что это сохранилось. Но люди были другие. - Существует несколько взглядов на последовательность российской истории. Для одних история России – это нечто все-таки непрерывное, с зигзагами, но это одна страна, одна история. Для других существуют так называемые нулевые километры – 1917 год (нулевой километр и как бы новый зачет) или 1991-й. А вот вы как считаете российскую историю? - 1917 год – ужасный, последующие годы – отвратительные. Миллионы людей погибли. Это же не два, не три человека – это миллионы! Ни за что. - Сейчас есть разные взгляды на предстоящее столетие исхода из Крыма. Для одних это шанс примирения через сто лет, возможность перевернуть страницу. Есть люди, которые до сих пор рассуждают категориями победителей и проигравших в Гражданской войне. Что правильнее? - Я думаю, что это было историческое событие. Нет ни выигравших, ни проигравших. Это часть истории. - Пора пожать друг другу руки? - Думаю, что да.