«Прости, Господи! По моим грехам не дал Ты нам отпраздновать Рождество»: случай со священником
Первый приход для священника — это как первая любовь для юноши. Казалось бы, ничего не значащие для окружающих события, а для влюбленного — особые знаки, указывающие на всю невероятность происходящего с ним. Когда каждое «легковесное» для других происшествие открывается тебе и самым близким милостью Божьего Промысла. Особенно в Рождество. Что же такого произошло, спросите вы? Для меня — не иначе как чудо. Но впрочем, все по порядку.
Когда мы с матушкой перебрались в село Новобирилюссы (есть такое в Красноярском крае), первое, что бросилось в глаза, — это просто какое-то невероятное количество комаров, этакое полчище. И если бы они, эти комары, собравшись вместе и договорившись, решили бы украсть и унести на другой берег Чулыма корову из хлева поселянина, меня ни чуть бы не удивило, что они стащили животину вместе с хлевом.
А второе, что запомнилось (это произошло уже позже, зимой), — наши первые морозы за пятьдесят и ниже.
И надо же было такому случиться, что в ночь с шестого на седьмое января, по ряду объективных и субъективных причин, из-за морозов в храме перемерзла система отопления. Ночью произошел порыв на теплотрассе. Работники ЖКХ утечку воды устранили, заодно перекрыв ветку трубопровода, идущую на храм, а вот священнику позвонить забыли. Можно было успеть слить воду из батарей и труб, но — увы.
Узнал я об аварии уже рано утром, когда пришел в храм на рождественскую службу. В насквозь промерзшем за ночь храме стояла праздничная, но очень морозная атмосфера. Мои бабульки, как та Настенька из фильма «Морозко», на вопрос: «Тепло ли вам девицы, тепло ли вам красавицы?» — похлопали заледеневшими ресницами и, закатывая глаза, спрятали замерзшие руки под фуфайками и пальто.
Если честно, то веселого было мало. Уже успели полопаться трубы и батареи в алтаре, и ржавая вода рыжими кляксами застыла на новом облачении престола, на бархатном служебном Евангелии, шторах и стенах. В лампадах замерзло масло. И даже вино, приготовленное для литургии, тоже превратилось во вкусный кагорный кусочек льда. В общем, ни о какой праздничной службе не могло быть и речи.
И что самое неприятное, вот-вот должны были начать взрываться трубы и батареи в самом храме. А это не только громко и неприятно, это еще и опасно. Ведь никогда не ясно, куда полетят осколки стали и чугуна от труб и радиаторов, в какую сторону? Мне приходилось быть свидетелем довольно серьезного ранения от такой вот коммунальной аварии.
Но несмотря ни на что, решили служить хотя бы праздничный молебен. Перед тем как начать богослужение, хоть и не положено в Рождество, встал я перед Святым Распятием на колени и про себя взмолился: «Прости меня, Господи. Я во всем виноват. По моим грехам не дал Ты нам отпраздновать Рождество Твое Святое. Прошу Тебя, пожалей бабулечек моих, деток, что в храме. Дай нам всем возможность спокойно молебен провести». Спросите, чего это я вину на себя взял? Да было дело накануне, зашел я в гости к куму да и отчитал их с кумой за то, что раньше времени они разговляться стали. Так и сказал им: «Бессовестные, не буду я у вас ни есть, ни пить. Скорее по башке трубой получу, чем постный сочельник нарушу»! Кума плачет, кум с недожеванным куском рыбы стоит, опустив голову. А я упиваюсь своей «праведностью».
Короче, помолился я перед Распятием. Начали молебен. Прокимен пропели, Евангелие прочли, вот уж и время молитвы праздничной подошло. Тихо все.
Сказал уже и «Аминь» на отпусте. Опять все тихо. Говорю прихожанам коротенькую проповедь, поздравляю с Рождеством Христовым и прошу всех скоренько, но чинно, значит, храм покинуть.
Проводил я последнюю свою бабуленцию-раскрасавицу, оборачиваюсь и говорю: «Все, Господи. Все вышли»! Только сказал это, как рванул ближний ко мне регистр. Отлетела от трубы-сотки стальная пластина — и прямо мне по кумполу. Да ощутимо так. И сразу вспомнились мне мои слова: «Скорее по башке трубой получу, чем оскоромлюсь». Так оно и вышло. Я разговеться не успел, а по башке куском трубы получил. Такие вот дела.
Теперь я это вспоминаю, конечно, с улыбкой. А тогда не до смеха было. Я тогда сразу, как получилось, к духовнику на исповедь поехал. А он мне сказал, что нужен я для чего-то Господу, здесь на земле. А то не сносить бы мне головы. «Но людей, Митя, старайся больше не обижать. Ведь именно этого больше всего Господь в нас не любит. Обидчиков непременно вразумит, а обижаемых, пусть даже и согрешающих, обязательно помилует!»