Полиция, муфтият, суды, самооборона. Как чеченка борется за материнские права

Хеда Пацаева родилась и выросла в Чечне. Она была еще дошкольницей, когда в первую чеченскую войну ее семье пришлось бежать от бомб и снарядов. Вместе с родными Хеда поселилась в Ингушетии. Будучи подростком потеряла отца, что в послевоенное время в поселке, наводненном беженцами и вооруженными мужчинами, означало остаться без опоры и защиты. Ей было всего 19 лет, когда вдвое старший ее местный житель Макшарип Мейриев угрозами и шантажом заставил девушку вступить с ним в брак. "Не пойдешь добровольно – силой заставлю, выкраду!" – грозил мужчина. "У меня только один сын!" – тревожилась мать Хеды, давая понять, что не позволит брату вступиться за сестру – его могли убить или покалечить в драке. "Не понравится – разведешься", – увещевала тетя, к которой Хеда обратилась за помощью. Семь лет в браке Пацаева терпела домашнее насилие от мужа и его семьи, а потом поняла, что еще немного и ее убьют. В это же время она углубилась в изучение ислама и в религии находила утешение. Она стала носить никаб. В 2015 году Хеда развелась, а спустя время решилась обратиться в суд, чтобы воспитывать сыновей, которых отняли, когда она ушла от мужа. На момент разлуки мальчикам было два и четыре года. Адвокат убедила Хеду подать сначала иск о порядке общения с детьми, а не о проживании с ней. Суд вынес решение с расплывчатой формулировкой о встречах мамы с детьми "с учетом мнения отца". Мейриев препятствует встречам сыновей с мамой, однако Хеда не оставляет попыток вернуть мальчиков. Она работает таксисткой, живет одна и использует любую возможность встретиться с сыновьями. О своей борьбе за материнские права в одном из самых патриархальных регионов Кавказа Хеда Пацаева рассказала в интервью Кавказ.Реалии. – Как складывается ваше общение с бывшими родственниками? – На прошлой неделе я отвозила судебным приставам исполнительный лист с прописанным в нем порядком общения с моими детьми и заодно решила повидать сыновей, они живут в городе Сунжа. Я разговаривала с сестрой бывшего мужа, потом к нам вышла его жена и его отец. Все они ко мне враждебно относятся, золовка даже угрожала выложить в интернет фото, где я еще не ношу хиджаб. Якобы за то, что я рассказываю о своей семейной жизни – как меня били и унижали в их доме. Она говорит, что у меня неправильное мышление, что мне нельзя детей доверять. Наверное, я должна была там умереть в замужестве, чтобы угодить каждому. Им не нравится, что на своей странице в инстаграме я рассказываю о своей семейной ситуации и отнятых детях. Сыновья, настроенные против меня, говорят, что не хотят ко мне подходить. Дети ищут одобрения от папы, дедушки, мачехи. – У вас конфликт с нынешней женой Мейриева? – Ей не нравится, что я прихожу. Но я иду не к Макшарипу, а к детям. Поэтому и ей я объясняю, что если бы она помогала мне встречаться с детьми, а не мешала, мне не пришлось бы разговаривать с их отцом, ее мужем. Если бы мне отдали моих детей, я бы и вовсе не приходила, но мне не оставляют выбора. Также я рассказала ей, что бывший муж мне предлагал вернуться к нему и воспитывать всех четырех его детей, моих и новой жены, а ей в этом случае он намеревался дать развод. Я отказалась, потому что знаю, как моим детям плохо без мамы, и не хочу лишать мамы ее детей. Мне неприятно с ним лишний раз сталкиваться, а тем более судиться, поэтому я просила ее помочь мне быть с моими детьми. Сейчас они ее называют мамой по настоянию отца. – Удалось найти понимание? – Нет. Она ответила, что у нее никто не сможет отобрать ее детей, мол, лучше она умрет. Я говорю: "Если ты умрешь, у тебя их точно заберут, где логика?" Возможно, она верит, что братья ее поддержат в случае чего. Я знаю женщин, которые в аналогичных ситуациях идут наперекор родственникам мужа и дают разведенной матери видеться с детьми. Или даже вовсе передают ей на воспитание. – Иногда удается повидать детей? – Если не считать мои неудачные визиты, когда детям командуют меня прогонять, последний раз я с ними виделась около полугода назад. Через общего знакомого удалось уговорить отца детей вывезти их на природу. И то Мейриев не позволил посадить мальчиков в мою машину. Со мной ехали дети знакомого, а мои сыновья в его автомобиле. На пикнике я играла со всеми четырьмя детьми, а экс-муж и знакомый общались между собой. В тот раз никто не мешал и дети ко мне подходили, разговаривали, не отталкивали меня, отлично шли на контакт. – Как ваш бывший муж и его семья объясняют, что не позволили вам после развода воспитывать детей, ведь это противоречит и нормам ислама? – Я просила позволить мне жить во дворе, в вагончике с моими детьми. Но меня выгнали за неподчинение и протест против насилия. Теперь, когда я напомнила о той ситуации, золовка мне говорит: "Ты многого хочешь, так не бывает". То, что я была согласна на вагончик вместо дома, это недопустимая роскошь, видимо. Они до сих пор хотят, чтобы я к мужу вернулась и снова стала бесправной прислугой. Якобы только при этом условии смогу общаться с детьми. Но мне хватило семи лет такой жизни. Эксплуатировали и прессовали, зная, что за меня некому заступиться. Жены других братьев Мейриева тоже попадали в ситуацию насилия. Они рассказывали, как дети старшего брата чуть заиками не остались. Однажды свекор напился, одного из мальчиков железной проволокой обмотал и сказал, что повесит его. Сноха увидела и отобрала ребенка. При этом на семейном собрании порицали женщину, а не пьяного свекра. Тот сказал, что просто "подшутил" над внуком. Когда моему младшему сыну было девять месяцев, он начал ходить. Как-то свекор его за руку взял и стал кормить ягодами прямо с огорода, опрысканными ядом от насекомых. Я возмутилась, но свекор меня просто подальше послал и свое продолжает. Я ребенка отобрала, а муж увидел и меня побил. Кричал, что даже если свекор ребенка убьет, чтобы я не смела вмешиваться. – Вы обращались в полицию? – Первый раз обратилась к участковому уже после развода, когда муж угрожал, что придет ко мне на работу в автошколу и изобьет. Тогда мне не давали видеться с детьми, а как раз произошла трагедия с Аишей Ажиговой, отнятой у мамы девочкой, которой пришлось после побоев и истязаний ампутировать руку. Я беспокоилась за своих детей и предостерегала бывшего мужа от физического насилия над ними. В ответ посыпались его угрозы. Я отнеслась к ним серьезно, потому что он уже избивал меня на предыдущем рабочем месте в фитнес-клубе. – Как это произошло? – Это было несколько лет назад. Тогда Мейриев уговорил меня снова заключить никах (исламский брак), пообещав мне вернуть детей. Я согласилась, но вместо детей получила новую порцию побоев и ушла. Он меня преследовал и проник в клуб через окно. Я увидела и закричала: "Куда лезешь, это женский зал, мужчинам вход запрещен!" Но он схватил меня за одежду и начал бить кулаками, ногами в живот, по голове. Я замерла, надеялась, что меня защитит хозяин фитнес-клуба, он был свидетелем сцены. У меня потемнело в глазах от ударов. Не встретив сопротивления, бывший муж бил еще сильнее. Потом я увидела кухонный нож. Взяла его и говорю хозяину: "Убери эту тварь, иначе я его зарежу!" Пока тот думал, я успела ударить агрессора в плечо. – А потом? – Они оба убежали от меня и закрылись в спортзале, а я побежала за ними. Потолкала дверь – закрыто, они ее держат. Тогда я отошла, смотрю, они оба осторожно выходят из зала и, не отрывая от меня взгляд, идут медленными шагами к выходу. Я немного пошумела, и они бросились уже бегом и закрыли дверь со стороны улицы. Мейриев стал причитать: "Ой, мое плечо, мне плохо". Потом позвонили моему брату, тот приехал. Пытались его настроить против меня, само собой, не рассказали, кто напал первый. Я брату показала свои побои и предложила: "Если ты сейчас меня защитишь, отомстишь за меня, я сниму свой никаб (прекращу носить)". Брат всегда опасался, что мое одеяние навлечет на нас недовольство силовиков в Чечне. Но брат сказал: "Ты ему уже сама отомстила". Мейриеву потом наложили три шва на плечо. Врачи поняли, что это ножевое ранение. Приехала полиция, допрашивали, но он сказал, что сам порезался. Хозяин клуба, мой начальник, мне выговаривал: "Ну, бывает, что муж жену бьет. Ничего такого в этом нет". – Вернемся к рассказу об обращении в полицию. – Да, я не хотела потерять еще одну работу. После сообщения об угрозах со мной связался участковый из Магаса, он вызвал своего коллегу из Сунжи, и я рассказала все как есть. У меня были доказательства, я фиксировала угрозы на диктофон. Сунженский участковый провел с Макшарипом беседу, и его угрозы прекратились. Еще по моей просьбе полицейский убеждал Мейриева дать мне видеться с детьми. Но потом сам же пришел к выводу, что отец моих детей неадекватен и не слушает аргументы. Заявление по поводу угроз я забрала, послушав совета. Полицейские оказались правы, этого больше не повторялось. Кстати, бывший муж мне долго высказывал, что это же такой позор – в полицию обращаться на мужа. У нас и правда это не принято. – Вы исповедуете салафизм. Часть его сторонников считает, что нельзя обращаться к "суду тагута" – то есть к светским властям за решением проблем. – Я слышала и такое мнение, но поняла, что оно неправильное. Нужно обращаться, если нет иного выхода. Я изучила мнение больших исламских ученых, например Ибн База. Они говорят, что если нет шариатского суда, который мог бы защитить ваши права по исламу, ты не только можешь, но и должен обратиться к тагуту. Но некоторые меня до сих пор упрекают, что я пошла в светский суд по вопросу встреч с детьми. В личку инстаграма пишут, что я "вышла из религии". – Пытались ли вам помочь религиозные авторитеты? – [Ингушский] имам Хамзат Чумаков отправил своего помощника Самира разобраться в ситуации. Самир позвонил отцу моих детей, но тот раскричался из-за того, что я хожу в мечеть. Помощник пришел к тому же выводу, что и участковый: Мейриев невменяем. В дальнейшем он еще много раз пытался поговорить, просил дать мне свидание с детьми. Но все было бесполезно. Подходила я и к авторитетному в Ингушетии имаму Исе Цечоеву. Он лишь сказал, что у него "нет власти", чтобы мне помочь. Я обращалась и к суфийскому имаму из Слепцовска. Он оказался родственником бывшего мужа, вхожим в дом. Он увещевал: дети должны жить с мамой. Всякий раз Мейриев обещал выполнить его рекомендации, но дальше слов дело не шло. Когда имам уходил, бывший муж настаивал, чтобы я официально отказалась от детей. Видимо, хотел получить какие-то детские выплаты. Когда я отказалась, он назло запретил мне их видеть. Я передала имаму этот разговор, но тот развел руками: "Не могу же я с твоим бывшим мужем подраться". Я была и в шариатском суде в Магасе. Оттуда меня еще куда-то отправили. Это был период очередного обострения конфликта ингушского муфтия с властями. Я никак не могла найти муфтия. Мне говорили, что он где-то на квартире принимает посетителей. Так я его и не поймала. Была я и в чеченском муфтияте, но оттуда меня отправили обратно в Ингушетию, к Исе Хамхоеву. Обошла всех. На словах авторитеты подтверждали мою правоту, но бывший муж никого не слушал. О Хамзате Чумакове и вовсе говорил, что это не авторитет. – Его многие критикуют из-за того, что имам поднимает тему прав женщин? – Да, помню, родные бывшего мужа обсуждали, как он неправ, защищая снох. Говорит, сноха не должна брать на себя весь быт в доме, не должна семью мужа обслуживать, что только муж и жена вдвоем распределяют между собой обязанности. А когда я стала в мечеть к Чумакову ходить, а бывший меня преследовал, он тоже стоял и невольно слушал проповеди. Не скажу, что он прислушался, поскольку преследования и побои в мой адрес не прекратились вплоть до обращения в полицию. Кроме того, Мейриев оказывал на меня психологическое давление: требовал снять никаб, объявлял меня сумасшедшей из-за следования религии, кричал, что меня надо в психушку сдать или джиннов из меня изгнать. Он принуждал меня к беспрекословному согласию с ним, к подчинению. Я возражала, что по религии так не должно быть, приводила, что Аллах сказал, что пророк сказал. Но муж перебивал: "Нет, будет как я сказал". Сам он не изучал писания, не вникал в суть ислама. – Как проходил обряд изгнания джинна? – В 2018 году Мериев повез меня в к экзорцистам в станицу Ассиновская в Чечне. Я не доверяла этим специалистам. Зашли внутрь, слышу, женщины кричат, кто-то подпрыгивает, кто-то пытается драться, а муллы коран читают вслух. Но я тоже могу почитать. Стала повторять аяты, которые от джиннов защищают. Думаю, в такие места не стоит ездить. Там собирают больных людей, и от них самих можно подхватить джинна. Пророк и его последователи никогда так не делали, не собирали бесноватых вместе. Я отказалась от продолжения "лечения". После этого бывший муж отвел меня к психиатру, мы побеседовали, и врач пришел к выводу, что я здорова. Мейриев не мог с этим согласиться, он пошел в аптеку и купил мне какие-то психотропные таблетки. Сказал, что заставит меня их пить. Я поняла, что дальше будет хуже, он не успокоится, пока не превратит меня в овощ. — Подписывайтесь на наш телеграм-канал!   Скандалы продолжались, он стал меня душить, но я не показывала страха, улыбалась, и тогда он мне лицо рукой закрыл. Все это происходило уже во втором браке с Мейриевым, на который я решилась только ради детей. Поняв, что детей мне не отдадут, а истязания закончатся убийством, я стала искать путь к спасению. Обратилась снова к религиозным авторитетам и старейшинам. Все однозначно рекомендовали мне развод. Детей по-прежнему отчуждали от меня, и никто не мог помочь. Официальные инстанции – опека, аппарат уполномоченного по правам ребенка – только разводили руками. А сама уполномоченная [по правам ребенка в Ингушетии] Зарема Чахкиева даже открыто критиковала меня за никаб. Какое-то время мне пришлось скрываться от Мейриева, мне передавали, что он меня ищет, чтобы запереть в психбольнице. Его племянник меня выследил после проповеди в мечети и приехал к моей матери. Я была у нее в гостях, я спряталась в ванной и сказала, что не выйду, потому что я без хиджаба. И стала звонить знакомым. Возможно, поэтому он отстал, не хотел огласки. – У вас получается сейчас общаться с детьми хотя бы в школе, пока суд и исполнительные действия затягиваются? – Да, я приезжаю в школу, но раз на раз не приходится. Дети боятся гнева папы, могут убегать от меня. Но видно по ним, что скучают, хотят ко мне. *** В Чечне и Ингушетии (реже в Дагестане) принято, что дети после развода должны оставаться в семье отца. "Татуировки с надписями", "силиконовые губы", "незамужние сестры" и "проживание без присмотра мужчин" – все это может послужить доказательством для суда, что такая мать не может воспитывать детей. В последнее время решения в пользу отцов на Северном Кавказе начали принимать и светские суды, ссылаясь "на традиции". Главные новости Северного Кавказа и Юга России – в одном приложении! Загрузите Кавказ.Реалии на свой смартфон или планшет, чтобы быть в курсе самого важного: мы есть и в Google Play, и в Apple Store.