В руках виртуоза

Виртуозные гаммы и арпеджио длиной в несколько октав, упражнения и этюды на различные виды техник, повторение репертуара и разучивание новых партий… Хотя показ спектаклей, приостановленный в целях предупреждения распространения коронавирусной инфекции, пока не возобновлен, творческий процесс в Чувашском театре оперы и балета не стоит на месте.
«Репетируем дома каждый день, соседям нравится!» — признаются оркестранты, ведь в музыке — точно в спорте: стоит лишь ненадолго прекратить занятия, как пальцы тут же потеряют беглость, слух, остроту, и вернуть прежнюю форму будет довольно сложно, тем более если речь идет о гобое. На Алексее Гурьеве лежит особая ответственность: кроме того, что он играет на инструменте, попавшем в Книгу рекордов Гиннесса как самый трудный для освоения представитель деревянных духовых, ему доверена роль концертмейстера группы.
Наслаждаясь щемящими, немного гнусавыми нотами гобойного соло, напоминающего летящий над полями пастуший наигрыш, мы даже представить себе не можем, сколько физических сил тратит исполнитель на то, чтобы вот так свободно выводить на оркестровой ткани свои мелодические узоры. Как и у многих духовых, звук у гобоя извлекается путем вдувания воздуха через трость, для максимального удобства игры чаще всего изготовленную собственными руками. Но отверстие в ней настолько маленькое, что музыканту приходится постоянно избавляться от лишней воздушной массы и брать дыхание заново, да еще и стараться не разорвать при этом фразу.
Плюс, кроме нагрузки на легкие — постановка амбушюра (губ, языка и лицевых мышц), работа с переключателями, клавишами и системой клапанов, за которую отвечает пальцевый аппарат, а также уход за инструментом с просушкой, смазкой внутренних каналов и соблюдением температурного режима. (Неслучайно гобоисты повсюду носят с собой целый чемоданчик с баночками, ножичками, протирками, промокашками и прочими профессиональными атрибутами). Наверное, поэтому для того чтобы стать настоящим поэтом гобоя, недостаточно просто владеть игровыми приемами. Нужно быть искренне влюбленным в свой инструмент и заботиться о нем как о самом дорогом и близком человеке.
Алексей Гурьев ласково называет гобой лучшим другом — вот уже более десятка лет он неразлучен с ним на театральных и концертных сценах, открывая его штриховые, интонационные и колористические возможности как в качестве солиста на международных конкурсах в Волгограде, Владимире, Казани, Чебоксарах, так и ансамблиста, владеющего всеми тонкостями «командной игры». Придя в наш театр еще студентом Чебоксарского музыкального училища имени Ф.П. Павлова и Чувашского института культуры и искусств, молодой артист настолько быстро освоился в пространстве оркестровой ямы, что его сразу заметили за пределами республики. (Помимо совместных программ с Чувашской академической симфонической капеллой и Камерным оркестром ему довелось выступать в составе симфонических оркестров Татарстана, Красноярского, Самарского, Мордовского и Марийского театров оперы и балета).
Кстати, по тембру гобой очень похож на человеческий голос и потому превосходно гармонирует с академическим вокалом, наполняя арии, дуэты и хоры необычайной выразительностью, томностью, глубиной и эффектно оттеняя красоту оперных партий. Не обходятся без гобоя и в балетах — именно из его проникновенного монолога, словно предвосхищающего трагизм предстоящих событий, вырастает увертюра к «Лебединому озеру», его же беспокойная тема, подобная бьющейся в клетке птице, насквозь пронзает партитуру лейтмотивом жестокой судьбы (Чайковский вообще питал к гобою особую страсть). И хотя по своей природе инструмент одноголосен, он наделен таким неисчерпаемым богатством обертоновых красок, что напоминает палитру художника, главное — попасть в умелые руки.

Мария Митина

Фото из архива театра
В руках солиста Театра оперы и балета Алексея Гурьева инструмент, который также выполняет функцию камертона, — по ноте «ля» в исполнении гобоя обычно настраивается весь симфонический оркестр.