Время сволочей. Как Москва пережила панику октября 1941 года
В истории битвы за Москву есть страница настолько спорная и противоречивая, что и по сей день о ней говорят крайне неохотно. Речь о так называемой московской панике октября 1941 года, когда могло показаться, что столица близка к падению.
Вяземская катастрофа
Правда, многие современники отрицают, что такой эпизод был. Например, председатель Мосгорисполкома Василий Пронин позднее утверждал: «Никакой массовой паники не было!» А ведь именно ему приписывают заслугу в преодолении хаоса, едва не поглотившего многомиллионный город.
В фильме Юрия Озерова «Битва за Москву» паника обозначена буквально несколькими кадрами эвакуации Генштаба, на фоне которой изображены москвичи, отчаянно пытающиеся уехать из столицы. В фильме «Рожденная революцией» серия, посвященная работе милиции, тоже затрагивает тему мародеров, паникеров и вражеских агентов в Москве. То есть даже в советские годы не отрицалось, что обстановка была напряженной, а настроения — разными.
Но что же на самом деле представляла собой московская паника?
К 7 октября 1941 года на московском направлении сложилась катастрофическая обстановка. В «котлах» под Вязьмой и Брянском попало в плен более 688 тысяч советских солдат и офицеров.
По сути, на пути к столице не осталось достаточного количества боеспособных частей Красной армии. Ситуация могла быть еще хуже, если бы окруженные советские части своим сопротивлением не выиграли время для создания новой линии обороны Москвы.
Всех ресурсов, которые удалось собрать, не хватало на закрытие брешей, поэтому части ставили в основном на танкоопасные направления. Кроме того, они занимали участки, которые не предусматривались довоенными боевыми уставами. К примеру, легендарная дивизия генерала Панфилова обороняла участок по фронту в 41 км вместо 12 км, предусмотренных военной наукой.
«Об эвакуации столицы СССР»
Несмотря на все усилия, 12 октября пала Калуга, а 14 октября — Боровск. Угроза падения Москвы стала более чем реальной.
15 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление № 801 «Об эвакуации столицы СССР Москвы», в котором говорилось: «Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный комитет обороны постановил:
Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию)».Постановление ГКО № 801сс от 15 октября 1941 года об эвакуации столицы СССР г. Москвы в г. Куйбышев pic.twitter.com/4Ggghx02v9
— Нина Дюкова (@SelesteRUSa) February 12, 2020Данный документ должен был быть доведен лишь до непосредственных исполнителей, но их круг оказался слишком широк. И на следующий день, 16 октября, начался хаос.
«В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос»
Решающим обстоятельством стало закрытие метрополитена, в котором начались работы по демонтажу. Рубился электрокабель, на станции «Динамо» приступили к демонтажу эскалаторов, на подстанциях демонтировались трансформаторы.
За шесть лет существования метро москвичи привыкли к тому, что подземка всегда работает без сбоев. И, когда 16 октября 1941 года метрополитен остался закрытым, это восприняли как знак неизбежного падения города.
Кстати, то, что метро не работало весь этот день, — легенда. Уже к двум часам дня пришел приказ возобновить работу подземки, а в 18:45 по Кировско-Фрунзенской линии прошел первый поезд. На Горьковской ветке работы по демонтажу зашли дальше, поэтому восстановить там движение удалось только 17 октября.
Но закрытый метрополитен был только спусковым крючком. Не работали магазины, закрыто было большинство учреждений, а кое-где, наоборот, двери были открыты нараспашку.
Из описи осмотра здания Центрального комитета ВКП(б) на Старой площади: «Ни одного работника ЦК ВКП(б), который мог бы привести все помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП(б) и другие документы... »
«На шее у Ивана связка колбасы. Говорит, подобрал у магазина»
Из воспоминаний москвича Г. В. Решетина: «Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького. Прибегает Иван Зудин. Он был одно время вместе с нашим отцом в народном ополчении. Его вскорости отозвали обратно на учебу в юридический институт. Институт эвакуирован в Саратов. Иван тоже должен был на днях уехать туда. Но сейчас все перепуталось. На шее у Ивана связка колбасы. Кладет на стол. Говорит, подобрал у магазина. Побежали вместе к магазину. Там уже ничего не осталось. По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика».
Из рапортов УНКВД по Москве и Московской области: «16 октября слесарь мотоциклетного завода (Пролетарский район г. Москвы) Некрасов похитил со склада спирт и вместе с грузчиком Гавриловым и кладовщиком склада Ярославцевым организовал коллективную пьянку. 17 октября Некрасов совместно с этими же лицами проводил около гаража завода групповую контрреволюционную агитацию погромного характера, призывал рабочих уничтожать евреев.
16 октября группа грузчиков и шоферов, оставленных для сбора остатков имущества эвакуированного завода № 230, взломала замки складов и похитила спирт. Силами оперсостава грабеж был приостановлен. Однако 17 сентября утром та же группа людей во главе с диспетчером гаража и присоединившейся к ним толпой снова стали грабить склад. В грабеже принимали участие зам. директора завода Петров и председатель месткома. При попытке воспрепятствовать расхищению склада избиты секретарь парткома завода и представитель райкома ВКП(б)».
Из письма военного врача Казакова с фронта жене о событиях в Москве: «16-го там была невероятная паника. Распустили слух, что через два дня немец будет в Москве. "Ответственные" захватили своё имущество, казённые деньги и машины и смылись из Москвы. Многие фабрики остались без руководства и без денег. Часть этих сволочей перехватали и расстреляли, но, несомненно, многие улизнут. По дороге мы видели несколько машин. Легковых, до отказа набитых всякими домашними вещами».
Были взрослые, которые жгли партбилеты, школьники, прятавшие пионерские галстуки, домохозяйки, готовившие лучшие наряды, чтобы встречать «культурных немцев». Но все они составляли меньшинство.
«Директор уехал и забрал деньги. Не хватило выдать зарплату»
Большинство же горожан были в растерянности, не понимая происходящего. На заводах, фабриках рабочие, оставшиеся без сбежавшего руководства, просили оружия, хотели сами идти на фронт. Людям нужна была уверенность.
Нарком авиапромышленности Алексей Шахурин вспоминал: «16 октября 1941 года. Первый звонок. Как ни странно, он не по авиационным делам. Валентина Степановна Гризодубова говорит, что в городе не ходят трамваи, не работает метро, закрыты булочные. Я знал Гризодубову как человека, которого касается всё. Однако на этот раз, выслушав Валентину Степановну, спросил, почему она сообщает о неполадках в Москве мне, а не председателю Моссовета Пронину или секретарю Московского комитета партии Щербакову. "Я звонила им обоим и ещё Микояну, — отозвалась Гризодубова,— ни до кого не дозвонилась". Пообещал Валентине Степановне переговорить с кем нужно, а у самого беспокойство: что делается на заводах? Решил сразу поехать на самолётный завод, где раньше работал парторгом ЦК. Сжалось сердце, когда увидел представшую картину. Рабочие подошли ко мне. У одной работницы слёзы на глазах: — Мы думали, все уехали, а нас оставили. А вы, оказывается здесь! — Говорю: — Если вы имеете в виду правительство и наркомат, то никто не уехал. — Говорю громко, чтобы все слышали: — Все на месте. На своём посту каждый, а отправляем заводы туда, где они смогут выпускать для нашей армии современные боевые самолёты, чтобы мы могли дать сокрушительный отпор врагу. У вас пока организуем ремонт боевых машин, а дальше будет видно. Когда отгоним врага, снова будем на вашем заводе выпускать самолёты. Так что давайте ковать победу: те, кто уехал, — там, а вы — здесь. Еду на другой завод. Мысленно отмечаю: Москва та и не та. Какой-то особый отпечаток лежал на ней в это утро. Гризодубова оказалась права: не работал городской транспорт, закрыты магазины. На запад идут только военные машины, на восток — гражданские, нагруженные до отказа людьми, узлами, чемоданами, запасными бидонами с бензином. На этом заводе застал возбужденно беседующих рабочих. Спросил, в чём дело. Молчат. Потом один говорит: — Вот директор уехал и забрал деньги. Не хватило выдать зарплату».
«Я думал, будет хуже»
Из дневника писателя Аркадия Первенцева: «Если бы немцы знали, что происходит в Москве, они бы 16 октября взяли город десантом в пятьсот человек. Сотни тысяч распущенных рабочих, нередко оставленных без копейки денег сбежавшими директорами, сотни тысяч жен рабочих и их детей, оборванных и нищих, были тем взрывным элементом, который мог уничтожить Москву раньше, чем первый танк противника прорвался бы к заставе. Да, Москва находилась на пути восстания! И 16 октября ни один голос не призвал народ к порядку».
Днем 16 октября в Кремле прошло совещание на тему обстановки в Москве. Сталин заметил: «Это ничего. Я думал, будет хуже». Вождь отдал приказ восстановить работу трамвая и метро, вновь открыть магазины, словом, возобновить хотя бы относительно нормальную жизнь. Из Куйбышева самолетом приказано было срочно доставить наличные деньги, необходимые для выплаты рабочим московских предприятий.
Главе Мосгорисполкома Пронину и руководителю Московского горкома партии Щербакову поручили выступить перед москвичами с разъяснением о том, что город оставлен не будет. Листовки за подписью Пронина появились на городских улицах тем же вечером.
Площадь Маяковского.
Москва, 16 октября 1941 год.
Автор: Александр Устинов pic.twitter.com/O1gFwg5UNK
Обстановка 17 октября в городе оставалось непростой, но работающее метро внесло относительное успокоение. Радиообращение Василия Пронина произвело мощный эффект: он не стал отрицать эксцессы, но объявил о том, что все паникеры и мародеры понесут наказание. Градоначальник объявил, что восстанавливается работа предприятий и организации, и закончил такими словами: «Москва была, есть и будет советской!»
Осадное положение
Современники вспоминали, что Пронин говорил спокойно и уверенно, и это внушало доверие слушателям. Правоохранительные органы же взялись за силовое успокоение тех, кто не внял.
19 октября 1941 года появилось постановление ГКО за номером 813, которое довели до сведения всех: «Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100-120 километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу армии т. Жукову, а на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта т. Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный комитет обороны постановил:
Ввести с 20 октября 1941 г. в городе Москве и прилегающих к городу районах осадное положение.Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов, с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно происходить согласно правилам, утвержденным московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы генерала-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды.Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.Государственный комитет обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и спокойствие и оказывать Красной армии, обороняющей Москву, всяческое содействие».
«Куда делись в Москве нервные люди?»
Наглядность работы жестких мер 21 октября 1941 года демонстрировала «Комсомольская правда» в статье «Паникеры и предатели приговорены к расстрелу»: «Военный трибунал войск НКВД Московской области под председательством военюриста 1-го ранга тов. Петрова А. А. вчера рассматривал дело бывших руководителей обувной фабрики № 2 Московского городского управления лёгкой промышленности. Директор фабрики Варламов, начальник цеха Евплов, технорук Саранцев, заведующий отделом труда и зарплаты Ильин и начальник снабжения Гершензон обвинялись в бегстве со своих постов, в разбазаривании государственного имущества.
16 октября Варламов собрал рабочих фабрики, выполнявших ответственное задание оборонного значения, и объявил им, что предприятие закрывается. Свои панические настроения он оправдывал угрозой, которая нависла над Москвой... Рассмотрев дело Варламова и др., Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил Варламова Г. И., Евплова В. К. и Саранцева В. А. к высшей мере наказания: расстрелу. Обвиняемые Гершензон Д. Б. и Ильин А. П. приговорены к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет».
В тот же день, 21 октября, журналист Вержбицкий отметил в дневнике: «Преображенская площадь. Полдень. Пережита "паника". Люди уже не мечутся, они выстроились опять в очереди. За облаками страшный пулеметный огонь. Гудят самолеты, дрожат стекла, в трехстах метрах от магазина на берегу Яузы начинают гневно и оглушительно рявкать зенитки. Где-то бухают фугасные бомбы. Но ничто не изменилось на площади. Недвижно вытянулись очереди, особенно большая за портвейном (18 рублей 60 копеек), не дрогнула и очередь за газированной водой. У витрины магазина кучка внимательно читает газеты под стеклом о том, что под Малоярославцем мы отступаем. На остановке юноша читает "Севастополь" Ценского. Из рупора летят звуки "Богатырской симфонии" Бородина. Плетется пьяненький. Красноармейцы тянут пиво. Куда делись в Москве нервные люди?»
О том, что в Москве была паника, гитлеровцы узнали позднее, когда столица, пережив шок, уже готовилась к яростной хватке, борьбе за каждый сантиметр родной земли.
Через три недели после момента своего позора Москва ошарашит весь мир парадом на Красной площади, прямо с которого части будут уходить на фронт. Туда, где вскоре об оборонительные рубежи столицы разобьется миф о непобедимости вермахта.