Иностранные агенты вчера и сегодня. Историк Сергей Никитин — о том, как английские квакеры спасали жителей советской глубинки

Миссия спасения

— Как квакеры появились в Бузулуке?

— Насчет этого есть две версии. Согласно первой, министр иностранных дел Сергей Сазонов написал письмо английским квакерам, но документальных подтверждений этому не нашлось. Согласно второй, в силу того, что квакеры уже помогали мирным жителям в Западной Европе, было решено предпринять какие-то действия, чтобы помочь беженцам в Восточной Европе. Очевидно, квакеры получали информацию о больших потоках беженцев из западной части Российской империи — Польши, Литвы, Западной Белоруссии, Западной Украины — на восток, вглубь страны. Поэтому было решено отправить четверых человек для того, чтобы узнать, как квакеры ограниченными средствами могут помочь, облегчить участь несчастных мирных граждан. Сперва эти четверо — Уильям Кэдбери, Джозеф Бёрт, Теодор Ригг и Роберт Тэтлок — прибыли в Петроград, затем отправились в Москву, встречались с чиновниками, их везде очень хорошо принимали. Хотя, как я пишу в своей книге, полиция установила за ними слежку.

Чиновники познакомили квакеров со статистикой, а она была такая: соотношение числа беженцев к числу мирного населения было самым большим в Бузулуке — 26,6 %. Хотя, конечно, в абсолютных числах в Петрограде и Москве беженцев было больше.

Поэтому квакеры отправились именно в Бузулук. Впоследствии квакерские офисы появились также в Сорочинске и Тоцком.

— Что конкретно они делали? Как помогали?

— В то время в больницах Бузулукского уезда не хватало докторов — практически все они были отправлены на фронт. Например, в селах Любимовка и Андреевка больницы закрылись из-за отсутствия медперсонала. Больницы — это одно направление. Второе — беженцы, которые сидели без работы. Естественно, местное население их, мягко говоря, недолюбливало. Квакеры решили создать мастерские: пошивочные, плотницкие, столярные, то есть дать беженцам возможность работать. Плюс — открытие приютов для детей беженцев. За два года — с лета 1916-го по осень 1918-го — там побывало порядка 40 квакеров. Это была первая миссия квакеров в Бузулуке.

В силу того, что надо было как-то жить, заниматься мастерскими, приютами, выплачивать зарплату докторам, нужны были деньги. Деньги поступали через Петроград, посольство, банковские переводы, а когда рядом с вами линия фронта, то, естественно, никакого финансирования вы получить не можете.

В 1918 году была совершенно фантастическая экспедиция Теодора Ригга, руководителя квакерской миссии в Бузулуке, — он дважды пересекал линию фронта, когда ездил в Петроград и обратно, привез в Бузулук в прямом смысле мешок денег. Но и они кончились. Квакеры поняли, что пора покидать эти места. Они уехали на восток, с остановкой в Омске, где сотрудничали с американским Красным Крестом.

— Это было время перелома — две революции, Гражданская война, затем голод в Поволжье. Почему, несмотря на эти суровые обстоятельства, квакеры приехали снова?

— У них было стремление вернуться в Россию, и тут не надо искать каких-то подозрительных шпионских намерений.

Они вернулись просто в силу своего доброго отношения к жертвам войны. Кроме того, люди, которые поработали там, видимо, были очарованы нашей страной.

Они смогли добиться того, что в 1920-м их пустили снова. А в 1921-м стало понятно, что начинается страшный голод: Ленин попросил Горького обратиться к западной общественности с просьбой о помощи в борьбе с голодом и разрешил создание Помгола — Всероссийского комитета помощи голодающим. Большевики видели опасность для себя не в том, что люди умрут, а в том, что голод способствовал росту протестных настроений. Ленин признавал, что продотряды лютуют, изымают абсолютно все, и красноармейцы, приезжая домой в свои деревни, обнаруживают там тотальный голод, собираются в вооруженные отряды и воюют с местными большевистскими властями. Масштабы были довольно приличными. Например, в Самарской губернии действовала банда Сапожкова, которой удалось даже захватить Бузулук.

На письмо Горького первыми отозвались Американская администрация помощи (АРА) и квакеры. Их преимущество состояло в том, что квакеры в Москве уже занимались гуманитарной деятельностью, у них были офис и склад. В августе 1921 года квакеры подписали договор с советским правительством. После этого увеличилось количество их сотрудников, гуманитарные грузы стали поступать потоком. Квакеры решили снова поехать в Бузулук — очевидно, отчасти потому, что место уже знакомое, отчасти потому, что Бузулук опять оказался в эпицентре беды, в городе и уезде ситуация с голодом была совершенно жуткая.

Документально зафиксировано, что вторая квакерская миссия прибыла в Бузулук 10 сентября 1921 года. Тогда же прибыли гуманитарные грузы. С каждым месяцем их поставки увеличивались. Эту статистику — за 1921-й и первые месяцы 1922 года — я обнаружил в архиве Бузулука. Я увидел, что в исторической литературе объемы этих поставок и количество людей, которым помогали квакеры, сильно занижены.

Архивные материалы показывают, что к маю 1922 года квакеры в Бузулуке и уезде кормили практически 90% населения. И это потрясающе. Они смогли спасти тысячи наших сограждан.

Причем в то время там работали только квакеры, ни от каких других иностранных организаций помощи не было.

После войны

— В книге вы пишете, что история квакеров в России продолжалась до 1931 года. Чем они занимались здесь после Гражданской войны и голода в Поволжье?

— Поначалу я предполагал, что они уехали после того, как закончился голод. Я прочитал очень много литературы по этому вопросу, и нигде толком не говорилось о дате, когда квакеры покинули нашу страну. Какие-то даты кое-где проскальзывали, но ясности не было. Но в этом году мне удалось тщательно поработать в лондонских архивах, и там я нашел много материалов. Должен сказать, что в Бузулуке местные власти квакеров просто обожали.

Я читал письма полномочного представителя при иностранных организациях помощи голодающим по Самарской губернии Мартына Карклина: он просил, даже уговаривал квакеров остаться в России. Квакеры согласились. Они предложили советской власти: давайте мы займемся в Бузулукском уезде медициной, потому что фактически надо поднимать с нуля все местное здравоохранение, давайте займемся обеспечением крестьян лошадьми, потому что во время голода всех лошадей съели. Квакеры выписали около 20 американских тракторов марки Fordson и пахали на них землю самым бедным слоям населения. Кроме того, они предложили интересный проект — сельскохозяйственную школу в Умновке — селе недалеко от Бузулука, которое сейчас не существует.

— Какому из этих направлений квакеры уделяли наибольшее внимание?

— Медицине, здравоохранению. Я был поражен, когда узнал, что практически все здравоохранение Бузулука содержалось на квакерские деньги. Это 1924–1926 годы. Квакеры выплачивали зарплату местным докторам. Кроме того, они обеспечивали приезд американских и английских врачей, например Мелвилла Маккензи, который ради Бузулука бросил свою прекрасную денежную работу в Ливерпуле. Квакеры обеспечивали обучение бузулукских девушек в Москве на курсах медсестер — с условием, что после окончания курсов они вернутся в Бузулук и будут работать там. К 1927 году вся медицинская работа была поставлена на ноги, передана уездному отделу здравоохранения.

— Получается, что окончательно квакеры уехали из России в 1927 году?

— Не совсем. В начале января 1927 года в Москву уехали две сотрудницы квакерского офиса в Сорочинске — американка Элис Дэвис и русская Надежда Данилевская. В Тоцком работала уникальная женщина — американка Нэнси Бабб, которая организовала там швейное производство. На заработанные деньги, кстати, была построена больница — сейчас это центр детского творчества в Тоцком на улице Карла Маркса. После завершения строительства, в 1927 году, Бабб уехала в Америку. В квакерском офисе в Москве в Борисоглебском переулке оставались его директор Дорис Уайт и Дэвис с Данилевской. Они сотрудничали с наркомздравом, предлагали товарищу Семашко, который был наркомом здравоохранения, разные проекты. Например, школу медсестер — с использованием опыта США и Англии. К сожалению, это не удалось по причине нехватки финансов.

Еще один проект — помощь больнице в Ясной Поляне: в 1928 году как раз отмечалось 100-летие со дня рождения Льва Толстого, а квакеры всегда испытывали симпатию к нему и его взглядам. Семашко был готов принять помощь, но ему, видимо, строго указали, что иностранцам там делать нечего.

Так что и этот проект не состоялся. К этому периоду, кстати, относится случай «общения» квакеров с ОГПУ: американку Анну Хейнс, участницу еще первой миссии квакеров в Россию, вызвали на допрос на Лубянку, после которого отпустили.

— То есть ни один из квакерских проектов после Гражданской войны так и не был реализован?

— До 1931 года у них еще была надежда, что удастся «вписаться» в какой-либо проект вместе с наркомздравом. Но, судя по документам, речь шла о каких-то мелочах: скажем, понадобилось 10 тысяч квадратных метров линолеума, и вот квакеры тратят массу времени, ведут интенсивную переписку с лондонским комитетом о закупке линолеума за границей. Или — закупка медоборудования в Германии: через квакерский офис оно приобретается и привозится в Россию. К сожалению, ничего более масштабного им сделать в России не удалось. Наркомпрос не разрешил даже упомянутую мною школу в Умновке — в частности, потому, что квакеры настаивали на том, что будет исключена всякая возможность преподавания в школе антирелигиозных и атеистических идей.

В итоге Лондон и Филадельфия, два квакерских центра в Англии и США, постепенно теряли интерес к деятельности в России. Сильных трагедий не было, СССР вставал на ноги. Поэтому, я думаю, это был вполне логичный конец, когда советская власть решила, что хватит терпеть квакеров, толку от них немного.

Им просто не продлили аренду офиса в Москве — собственно говоря, точно так же, как власти поступают и сейчас.

Я думаю, что отъезд квакеров был очень своевременным и прошел мирно: в 1931 году это было еще возможно. Правда, в 1952 году квакерская делегация из шести человек была приглашена в СССР, ее возили по стране, показывали передовые колхозы и так далее.

Неприязнь ко всему иностранному

— Как вы считаете, возможно ли сотрудничество квакеров и современных российских властей?

— Я смотрю с пессимизмом на перспективы такого сотрудничества. Я работал в Amnesty International 14 лет, с 2003-го по 2017-й, и на моих глазах происходили перемены в российской внутренней политике. В первой половине этого срока еще можно было как-то взаимодействовать с властями, например, в 2007 году у меня была встреча с министром внутренних дел Рашидом Нургалиевым, и мы обсуждали с ним в присутствии всех его генералов, каким образом права человека могут преподаваться в образовательной системе МВД. На полном серьезе обсуждали.

Мы как раз в то время книгу перевели на тему «Полиция и права человека», МВД запросило 200 экземпляров, я им отправил, в ответ получил благодарность. То есть были какие-то планы, с властью можно было говорить.

Начиная с того момента, как Дмитрий Медведев покинул кресло президента и Путин вернулся, началась борьба с «иностранными агентами», стало понятно, что в стране насаждается атмосфера неприязни ко всему иностранному.

В Бузулуке я бывал еще несколько раз, причем со мной приезжали и английские, и американские квакеры. И вот примерно в 2006–2008 годах людям все это было интересно, нас хорошо встречали. Потом обстановка стала гораздо менее дружелюбной. Например, однажды в бузулукской гостинице я увидел такую картину: дверь в номер, где остановилась представительница английского квакерского общества, открыта, в проеме стоит милицейская тетя, с ней какой-то бугай, видимо охранник, и вот эти правоохранительные товарищи втолковывают англичанке что-то угрожающее, хотя она по-русски ни слова не понимает. Оказывается, они с нее требовали какую-то регистрацию. Мне с трудом удалось это дело уладить. И дальше все это отрицательное отношение только нарастало. Я даже не знаю, как сейчас бы отнеслись власти Бузулука, если бы туда приехала квакерская делегация. Все это очень печально, но я надеюсь, что когда-нибудь эта ситуация изменится к лучшему.