Военно-пленный роман: как история воронежской любви полевого хирурга в фашистском лагере соединила две семьи

Наверняка военно-полевой хирург Юрий Маврицкий в 1941 году и представить не мог, что война именно так перевернет его судьбу. И что эти события продолжат разворачиваться самым неожиданным образом даже после его смерти уже в XXI веке. Так же, как не мог представить и ваш корреспондент, что благодаря интервью еще в 2012-м новые люди и обстоятельства откроются за историей одной «экстремальной» любви военных времен. И спустя еще восемь лет два семейных пути хирурга Маврицкого наконец станут одной судьбой. Когда в 2012 году мне посчастливилось встретиться с женой этого человека, а точнее – тогда уже вдовой 94-летней Марией Титовой, их история показалась сильнее любого военного блокбастера. И определила главный смысл на все военные и мирные времена: жизнь – всегда чудо. А в чудеса надо верить. В «Киевском котле» – О том, что началась война, мы узнали в 6 утра, когда санитарка включила радио. Я работала медсестрой в Воронежской детской областной инфекционной больнице и в ту ночь дежурила, – рассказывала мне в 2012-м Мария Васильевна. – Дома взяла кружку, ложку, полотенце, пару белья и отправилась на призывной пункт. Там мы дождались коллег из Борисоглебска, и все вместе с вокзала – на Юго-Западный фронт. Нам, медработникам, дали приказ на Киев, а оттуда пешком до Белой Церкви, где мы развернули инфекционный госпиталь. На фронте было много инфекций, просто об этом не принято говорить. Сказалась скученность, завшивленность солдат в окопах. Начался сыпной тиф. 19 сентября после сдачи Киева мы отступили в Борисполь. На переправе через Днепр, несмотря на наши санитарные флаги, немцы страшно бомбили. Последние автобусы с ранеными на носилках и с раскладушками, с санитарами ушли под воду. 21 сентября в Борисполе политрук нас построил и объявил, что мы полностью окружены, и что через час-другой здесь появятся немцы. Так мы оказались в «Киевском котле». А раненых было очень много. Мы спрятали консервы, сахар, кое-какие медикаменты и продолжали лечить. Только на мне одной было 50 беспомощных солдат. Любовь – это жизнь Мария Васильевна рассказала, как немцы зашли в Борисполь, как заняли здание школы, где размещался госпиталь, буквально выбросили на улицу лежачих раненых, расстреляли врачей-евреев, а всех остальных погнали пешком до станции Дарница. Там немцы организовали лагерь для военнопленных с тремя блоками – хирургический, инфекционный, общей терапии. 23-летняя медсестра Мария Титова попала с 37-летним военным хирургом Юрием Маврицким в инфекционный барак. И это их спасло. Сюда немцы старались не заходить. – У медработников в нашем бараке даже была отдельная комната. Но медикаменты все израсходованы. Немцы выдавали лишь глюкозу и камфару. Наши раненые бойцы были нужны им потом как рабочая сила. Началась цинга. Мы заваривали сосновые иголки, отпаивали раненых, пили сами. Вот этот месяц нас очень сблизил. И еще просто был страх. Он заставлял пробиваться к жизни любыми путями. Любовь – это жизнь, – пояснила Мария Васильевна. Когда она сообщила Маврицкому, что забеременела, он ей ответил как коллега коллеге: «Аборт делать нельзя. Кругом грязь и никакой антисептики. Если что случится, даже таблетки аспирина нет». И лишь потом добавил: «Война в разгаре, что с нами будет, еще неизвестно. Если погибнем – так все погибнем. Если выживем – после войны во всем разберемся». Спасение 16 февраля 1943 года у Марии родился сын Владимир. Роды в инфекционном бараке принимала другая военнопленная-врач. А в конце февраля наши войска уже начали масштабное наступление. Немцы сняли весь лагерь, погрузили в вагоны и куда-то отправили. Именно в это время Маврицкий с фельдшером Спиваком бежали. Как потом выяснилось, у фельдшера неподалеку жили родственники. – Тогда я ничего не знала об этом. В условиях войны совсем другие законы жизни и отношений. Только на станции Славута, уже на Западной Украине, мне рассказали, что Маврицкий спасен. Позже он оказался в партизанском отряде. А здесь нам, военнопленным, выдавали по 30 грамм хлеба в день и вместо баланды – такую крупу-болтушку. Вот этой болтушкой я и начала прикармливать Вовку. Своего молока было очень мало. А пеленками служила одежда с умерших. Очень много умерло в пути от голода и тифа. Как-то в Словуте к лагерю подъехала «душегубка», из нее вышли люди в нацистской форме, предъявили коменданту документы, а нам скомандовали в машину. Это были переодетые партизаны. В лесу нас встретил старик на повозке и довез до большого села, еще не освобожденного, но уже без немцев. Потом наши стали стремительно наступать. В штабе я все-таки призналась, что мы из военнопленных. Тогда нас с Вовкой отправили на допрос в Житомир. И только потом в Воронеж. Хорошо, что все документы у меня были сохранены, я все время держала их в ботинке. В Воронеже тоже фильтрация и допросы. В МВД думали, что у меня ребенок от немца. Но в лагерь не отправили. Я ничего не скрывала и вела себя очень настойчиво. Объяснила, что отец ребенка в партизанах: «Ищите!» Три дня следователи куда-то звонили. Потом отправили нас к завоблотделом по эвакуированному населению Старцеву. А тот выдал мне документ домой в Полянский – ныне Грибановский – район. И даже попросил предрайисполкома обеспечить меня квартирой, работой и продуктами. Я сошла с Вовкой на станции «Народная» в 18 км от родного дома. Март, вечер, холодно. Постучала у дороги в один дом, в другой. Вышел мальчик-подросток: «Тетя, да ты с ребенком! Заходи, у нас тепло!» А в доме буржуйка топится и так вкусно пахнет вареной картошкой. Оказалось, 13-летний Коля уже работает на железной дороге. Дома у него младший брат и больная мама. А отец еще на фронте, но живой! Коля слил из котелка воду и раздал всем по картошке. Мой годовалый Вовка так набросился на еду! Утром Николай нас проводил и побежал на работу. Самое сокровенное Маврицкий писал из партизанского отряда ее родным и хотел объявить в розыск. Потом нашел, мобилизовался в Воронеж. И они начали уже нормальную семейную жизнь в родных местах Марии – в селе Архангельское. Родился второй сын. В 1953 году Эртильский райздрав направил Маврицкого организовать новую больницу в Первомайском поселении. Уже на пенсии и почти до самой смерти он работал все там же амбулаторным хирургом. Вставал в 4 утра и первым делом обходил по поселку лежачих больных. И потом начинал амбулаторный прием. Мария Васильевна работала там же старшей медсестрой. Уже на пенсии шила и вышивала так, что все окрестные модницы приезжали к ней наряжаться. – Вот что мне непонятно до сих пор. Наши солдаты, попавшие в «Киевский котел» в 1941 году, – это же были самые молодые, самые отважные мальчики. Они сражались до последнего патрона и поступали к нам в госпиталь тяжелораненые. А здесь после войны их назвали «изменниками Родины». Только потому, что наш госпиталь попал в плен. Я очень хочу, чтобы сегодняшние мальчики всех этих ужасов не узнали, – сказала она мне тогда напоследок. До своих ста лет Мария Титова не дожила ровно пятилетку. Обратный отсчет В самом конце 2019 года в отдел краеведения «Никитинки» пришло письмо из Оренбурга от молодого юриста Екатерины Маврицкой. Девушка пишет историю своей семьи и, собирая материалы, чудом нашла интервью вашего корреспондента с Марией Титовой в воронежском «Молодом коммунаре». Чудом – потому что и «Коммунара» давно уже нет, и интервью то сохранилось только в «бумажном» варианте. Помогла ей заведующая краеведческим отделом «Никитинки» Лариса Акиньшина. Она же познакомила нас с Екатериной. Оказалось, на Урале у хирурга Маврицкого была еще одна семья. До мобилизации. Из письма Екатерины Маврицкой корреспонденту «Горкома36»: – Дело в том, что герой этой истории, Юрий Маврицкий, мой прадед. Он родом с Урала, сын врача и внук священника, женился в 1929 году на моей прабабушке Серафиме. У них родились трое сыновей. Когда он стал военным врачом, вся семья ездила по гарнизонам — от Читы до Финляндии. Так и оказался он в 41-м году – в 130 км от границы. А бабушка Серафима уехала с детьми к родне в эвакуацию. После войны мне никто ничего не рассказывал о прадедушке – так, как будто его и не было. Знала лишь, что он ушел к новой жене и что все это где-то далеко. Мне бы очень хотелось найти его детей и внуков от второй жены, посмотреть архив Титовой Марии, сходить на могилу прадедушки. Может быть, у вас остались какие-то контакты? Состыковать детей, внуков и правнуков Маврицкого, которые не подозревали о существовании друг друга, удалось благодаря Научно-образовательному центру устной истории, действующему на базе ВИВТ. Именно сотрудники центра были первыми, кто разыскал в 2012 году Марию Титову и обо всем расспросил. А потом уже по их следам поехал ваш корреспондент. «Благодаря всему этому я нашла свою вторую семью. И как здорово, что у вас в Воронеже работает такой Центр устной истории! На мой взгляд, для нас, молодых россиян, это очень важно. Ведь из-за всего случившегося со страной и с людьми в XX веке большинство из нас — «иваны, родства не помнящие». Для нас история – череда символичных дат и событий, никак с нами лично не связанных. Это печально. Но благодаря таким личным открытиям совсем иначе начинаешь на все смотреть. Мы уже встретились в Москве с Мариной – дочкой заслуженного тренера и педагога Владимира Юрьевича (того самого родившегося в плену «Вовки» – прим. ред.). Мы двоюродные и неполнородные сестры, но кровь, как говорят, не вода. На фото это очень заметно, а в жизни так похожи, просто поразительно! Значит, чудеса случаются. Спасибо!» – написала в «Горком36» Екатерина Маврицкая.