Искандер Измайлов: «Эта стратегия – прямой путь к превращению татар в «сувенирный» народ»
Что не так с документом, принятым на «Милләт җыены», в котором нет даже упоминания о Сабантуе, а главное — нет будущего
«Этот манифест — крик души татар, городских жителей первого или второго поколения. Мироощущение тех, кому 60+», — считает главный научный сотрудник Института археологии им. Халикова АН РТ Искандер Измайлов. В интервью «БИЗНЕС Online» известный историк рассуждает, почему принятую недавно «стратегию действия» для татар правильнее назвать «стратегией бездействия», а также о том, что предлагали авторы альтернативного 120-страничного документа, отвергнутого в недрах аппарата президента РТ.
«документ получился во многом гораздо слабее, чем яркая статья президента»
— Искандер Лерунович, пусть это не самый оригинальный вопрос, на давайте начнем с него: вы познакомилось с десятистраничным документом «Татары: стратегия действий». Какие у вас впечатления?
— Впечатления самые радужные. Имея советские корни, могу сказать, что меня обуревает шестое чувство — чувство глубокого удовлетворения. Текст этот показывает, что у татарской нации все просто великолепно и стремиться нам больше некуда. Возникает даже вопрос: если все так великолепно, то для чего об этом так многословно писать? При чтении даже ловишь себя на мысли, что это какой-то памфлет, хотя должен быть манифест. Но потом понимаешь, что во всем этом есть какой-то диссонанс. Все видят, что татарская нация стоит перед рядом серьезных вызовов, которые имеют системный характер. Это показывает и программная статья президента республики Рустама Минниханова, в которой он наметил целый ряд ключевых проблем. В том числе, и глобализацию, какие-то политические проблемы, опасность того, что татары станут «сувенирным народом». Эти все вызовы осознаются. То есть элиты Татарстана и татарской нации понимают, что нам нужно двигаться вперед, развиваться. Соответственно, есть необходимость придания всей работе по национальным делам последовательности и поступательности. Вопрос назрел.
И, я так полагаю, что где-то года два назад Рустам Нургалиевич, который привык все планировать и выполнять все намеченное очень последовательно и четко, решил подойти к проблемам решения насущных задач татарской нации так же системно. Проанализировал вопросы и вызовы, и дал, очевидно, своему аппарату указание, что необходима система решений, программа или стратегия. Разработка ее долго велась в разных институтах и учреждениях, пока не зашла в полный тупик. Тогда по предложению Василя Габтелгаязовича Шайхразиева Академия наук РТ взяла на себя ответственность за ее создание.
— Или ответственность упала на ВКТ, а они уже связались с Академией наук.
— Возможно. Я не знаю всех деталей, может быть, в каких-то деталях ошибаюсь сам. Но суть в том, что в конченом итоге результат все равно один: все это пришло в Академию наук и группа ученых (Айрат Ситдиков, Олег Хисамов, Рафаэль Валеев, Ким Миннуллин, ваш покорный слуга и еще эпизодический ряд сотрудников из ИЯЛИ и Института истории) во главе с академиком Данией Загидуллиной начала разработку этой стратегии. Мы месяцев семь плотно работали над ней. Причем в свободное от основной работы время, поскольку никакой оплаты предусмотрено не было.
Так вот, видение этой стратегии и основные ее моменты были изложены. Несколько раз самым широким кругом специалистов, общественных и религиозных деятелей мы обсуждали это видение. И сам подход, как мне кажется, был довольно логичным и последовательным. Сначала мы создаем видение стратегии, обсуждаем, она принимается и после этого мы это видение насыщаем элементами, которые должны стать основой для общей стратегии. Дальше каждый из этих элементов должен был превратиться в какую-то собственную программу, в которой отвечает и министерство культуры, и ВКТ, и т. д. То есть, сама стратегия должна была стать вершиной пирамиды, в дополнение к которой должны были быть созданы конкретные программы, решающие задачи, заложенные в ней.
К августу прошлого года мы ее изложили. Но в какой-то момент времени стратегия, а она получилась объемом в 120 страниц (был и краткий вариант и даже яркая презентация), была заблокирована.
— То есть летом прошлого года документ был готов и его должны были в августе принять?
— Сначала, очевидно, презентовать президенту республики. Но этого не случилось. Мне кажется, в силу ряда обстоятельств, ему даже не докладывали о ней, замолчав ее готовность. В недрах аппарата президента, если я подобрал правильное слово, заблокировали его, полностью отбросив, проведя внутреннее рецензирование и не дав авторам защитить ее.
Уверен, что если бы нам дали возможность представить ему эту программу, то мы бы убедили критиков в том, что она достойна стать основой для дальнейшей работы.
После этого вопрос с повестки вообще как-то исчез. Но поскольку задание было дано и пресс-секретарь, и сам президент несколько раз говорили, что стратегия будет, то выбора у ответственных чиновников не осталось. Понятно, в условиях дефицита времени — пандемия, 100-летие ТАССР, выборы президента, — нужно было представлять какой-то документ. Так скоропалительно возник некий акт, который называется «Татары: стратегия действия». Авторы не указаны, но, видимо, это коллективное творчество под руководством ответственных сотрудников АП.
— Предполагают (речь о целом ряде наших информированных источниковсреди интеллигенции, но и не только), что привлекли директора Института истории Радика Салихова, чуть-чуть поучаствовал Бустанов, еще кто-то. И все это под редакторством замруководителя аппарата президента РТ Александра Терентьева.
— Не знаю. Возможно. Важно другое — текст создавался быстро и настоящей редактуры, как полагалось бы для документов подобного уровня, не было. Все делалось второпях и впопыхах. Вероятнее всего, правка была даже не концептуальная, а ситуативная. Поэтому некоторые моменты в тексте противоречат друг другу, есть и фактические ошибки. Например, на одной странице средневековый город Болгар написан в одном случае с буквой «о», а в другом — через «у». В общем, есть шероховатости и недостатки редактирования.
Именно поэтому документ получился во многом гораздо слабее, чем яркая статья президента. В ней есть определенная логика, много важных смыслов, направленных и к республике Татарстан, и к России, и ко всей татарской нации. В ней названы проблемы и вызовы, показаны точки роста, на которые может опереться татарская нация и цель этого движения. И ключевой, я считаю, посыл — мы не должны превратиться в сувенирный народ — эта фраза стала важным и определяющим акцентом всей статьи. Президент чутко уловил самый нерв проблемы и тонко подметил один из самых серьезных вызовов, стоящих перед татарским миром. Ничего подобного в предложенном документе и близко нет. Создается даже впечатление, что авторы просто проигнорировали программную статью президента. Они подготовили какой-то параллельный текст, который носит ярко выраженный местечковый и консервативный характер.
«Рецепт, очевидно, один — убаюкать общество песнями сладкоголосых сирен»
— В каких обстоятельствах принималась эта стратегия, вы участвовали в «Милли шура»?
— Нет, я не член «Милли шура», но был в субботу, 29 августа, в оперном театре. Меня пригласили как историка, наверное.
Василь Шайхразиев зачитал текст. И он был принят без обсуждения и проработки. Причем была такая заминка: среди раздаточного материала этого текста не было, затем его принесли, раздали… Разумеется, никакой возможности для обсуждения не было. Некоторые даже не успели его прочитать. Все это очень напоминает такую картинку: под дубом сидит лиса, обнимая ворону, и говорит: «Пойми, ворона, вопрос отдавать сыр или не отдавать даже не стоял». Иными словами, вопрос принимать или не принимать не стоял. Если бы он был заранее роздан, обсужден, доработан, дополнен, отредактирован, то многих вопросов к нему бы не было. Но у меня есть догадка. Подозреваю, что этот документ не обсуждали именно потому, что он очень уязвим для критики. Никакого серьезного обсуждения он бы не выдержал. Отсюда такая секретность и стремительность принятия.
— Кстати говоря, первоначальный ваш текст, насколько известно, был также относительно небольшой, но после бурных обсуждений прошлой весной-летом в среде экспертов, его доработали до более чем 100 страниц, и он абсорбировал в себя множество идей, новой фактуры, исторических экскурсов…
— Да. А здесь этого ничего подобного не было. И, думаю, разработчики вот этого документа все понимали. Сразу возник целый ворох вопросов, на который у конгресса не было ответов. Потому что ВКТ были с одной стороны, разработчики — с другой. И когда документ принимался, думаю, что и в конгрессе тоже с удивлением прочитали новый текст, который предстояло принять.
— В прошлом году, в аппарате президента не приняли ваше концепцию, как говорят наши источники, потому что ее прочитали и посчитали «сырой».
— Я видел некоторые замечания, они производят довольно странное впечатление. Например, в одном месте там критикуется то, что в тексте предлагаются какие-то конкретные меры. И делается замечание, что для вот этой общей стратегии никаких конкретных моментов быть не должно. То есть она должна быть очень обобщенной, компактной и концептуальной. Через полторы страницы другое замечание: в этой концепции нет конкретики. И это все в одном пятистраничном тексте замечаний. Именно поэтому я считаю, что реального обсуждения нашей концепции не было. Ее просто блокировали.
— А по-вашему, почему она не была принята? Почему не донесли до первых лиц?
— Думаю, внутренний цензор, который сидит во всех нас, у некоторых людей развит гораздо сильнее. И никаких лишних окриков, никаких руководящих указаний для этого не требуется. Некоторые чиновники спинным мозгом чувствуют, что можно считать стратегией, а что нет. Мы писали стратегию для динамичной нации, которая должна стать конкурентоспособной в современном мире, а нужно было, судя по данному манифесту, нечто прямо противоположное.
— Но разве в нем есть что-то неправильное?
— Нет, в нем все прекрасно. Психологи бы назвали его «торжеством очевидности здравого смысла». Если подходить к этому документу с аналитической точки зрения, то обратим внимание на сам текст, который написан на русском зыке. Причем написан на плохом русском языке — там очень много канцелярита.
Почему написано по-русски? Потому что по-татарски так нельзя написать. «Самосознание татар опирается на национальный дух (милли рух), проявляющийся в национальных чувствах (милли хисләр)». Для чего татарину перевод на татарский? В небольшом тексте допущены вопиющие исторические ошибки. Например, упоминается город Сарай-Бату, хотя это придумка советской историографии — реальные столицы Золотой Орды официально назывались Сарай и Сара ал-Джадид. Странно, если она писалась сотрудниками Института истории — они-то должны знать научную терминологию. А если кто не знает, то может обратиться к татарской энциклопедии и семитомной «История татар».
Еще там есть фразы, которые не несут никакого смысла, являются нагромождением эпитетов и словес в противовес реальному смыслу. Эти «красивости» не имеют под собой реального содержания.
— Видимо, писали люди, которые не предполагали, что будет татарский текст. Они не мыслили по-татарски, поэтому полностью теряется смысл. По-русски — банальность, по-татарски — бессмыслица.
— Ладно бы красивости, забавные вещи. В принципе, в качестве такого духоподъемного памфлета вполне подходит. Это может быть и политический памфлет — гипертрофированный, имеющий эмоциально-экспрессивную окраску. Я называл его манифестом, но все же манифест должен иметь свою логику — завязку, кульминацию, резюме. Здесь нет ни того, ни другого, ни третьего. Допустим, какие вызовы обозначены в начале? Никаких. Если в статье президента они четко были обозначены, то здесь ничего подобного нет.
Авторам кажется, и они настойчиво внедряют в текст понимание, что «татарская идентичность» — это личное чувство, так сказать естественная характеристика самих людей: «надо лишь прислушаться к своему сердцу». Отсюда представление о том, что «национальные чувства — это созидательная энергия татар», они «словно щит должны уберечь от размывания духовных основ», «национальный дух способствует единению татар». Иными словами, главная составляющая национальной идентичности переносится в область психологии. Есть чувства — нет чувств. И так на протяжении всего текста. Нет ни слова о осознании, социальной инженерии, воспитании и социализации. Разумеется, в каждый момент времени любой человек определяет свою принадлежность к нации бессознательно, на уровне рефлекса, осознает ее как данность. Ему не надо копаться в мозгах, чтобы ответить на вопрос о своей принадлежности. Ответ очевиден на уровне здравого смысла и обыденного сознания. Но то, что является привычкой и уместно в разговоре в трамвае или, скажем, паспортном столе, не всегда уместно в документе, который хочет называться стратегией. Потому, что самоочевидный ответ на этот вопрос очевиден только для личности, уже имеющей этот пресловутый татарский дух, то есть такого, кто его не имеет, его и спрашивать бессмысленно. Значит, по мнению авторов этого манифеста, и национальные чувства, и дух приходят к нам с рождения и имманентно нам присущи. Но, давайте вспомним, сколько мы знаем людей с татарскими корнями, мусульманскими именами, которые считают себя русскими, а некоторые даже православными людьми. Как получилось, что этот дух у них не проснулся?
А вот — это ключ к пониманию того фокуса, который проделывают с нами авторы. Они забыли предупредить, что эти чувства, и этот пресловутый дух, не есть врожденные способности ребенка, — а результат формирования личности, ее социализации и воспитания идентичности. То ли в силу этносоциальной малограмотности, то ли по какому-то умыслу, но авторы этого документа пытаются агитировать за татарскую идентичность татар, которые ее и так имеют. То есть, предпочитают думать и заставляют думать других, что все мы живем в тепличных условиях гомогенных общин, где распространение гендерной, социальной, языковой и этнической идентичности было естественным процессом. Но ничего подобного нет в современной мире, где утвердились урбанизация, глобализация и модернизация. Скоро и гендерная идентичность будет требовать особого воспитания. Но об этом авторы не только не пишут, но даже не предлагают никаких действий, как развивать и распространять татарскую идентичность в современном мире. Рецепт, очевидно, один — законсервировать ситуацию, прекратить ее обсуждать и убаюкать общество песнями сладкоголосых сирен, с лейтмотивом «Все хорошо, все хорошо!». Не развивать идентичность, не создавать программы ее внедрения среди детей и молодежи, не предпринимать усилия по ее пропаганде, не как патриархального и консервативного идеала, а как современного, успешного и конкурентоспособного образа, — это означает отрезать нацию от ее молодежи и встать на путь вымирания.
«ЕСЛИ ПОНЯТИЕ НАЦИИ ПРОПАЛО В ТЕКСТЕ, ЗНАЧИТ, ОНО ОТТУДА ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО ВЫРЕЗАЛОСЬ»
— Что еще указывает на то, что этот документ тщательно не прорабатывался и не оценивался концептуально?
— Татарская нация, как термин, в этом документе просто отсутствует, концептуально его нет. Там говорится только, что ислам сплотил нацию, но непонятно какую. Мусульманскую? А это тоже серьезный концептуальный момент.
«Народ» — слишком неопределенный, многозначный термин, который имеет очень много разных семантических значений и ни одно из них не используется наукой, а только публицистикой. Да, в документе упоминается национальность, но самого термина «нация» нет. И это очень важный момент: если понятие нации пропало в тексте, значит, оно оттуда целенаправленно вырезалось. Говорят, что нация становится населением, когда теряет единство языка, культуры, религии. Иными словами, если авторы этого манифеста отказываемся от понятия нации, то тогда они видят столбовой путь нашего развития в превращение татар в некие региональные этнокультурные группы, которые постепенно ассимилируясь, превращаются в народонаселение.
Тогда зачем мы говорим, что сейчас наступает перепись, что мы не набор каких-то этнокультурных и диалектологических групп, а что мы — единая нация? У нас есть то, что объединяет нас, и это не какой-то эфемерный дух, не примордиальные чувства. Это то, что достигалось поколениями людей, происходило за счет этой самой серьезной социализации, нациостроительства. И вот спустя два века становления и развития современной нации, нам указывают, что наш идеал — сельские общины, мы вдруг превращаемся в некий набор этнографических групп.
— Как индейцы в резервации, условно говоря. Так что ли?
— Да, да. В данном документе мы видим прямой путь к превращению нас в этот самый «сувенирный народ», против которого выступал президент.
— А есть еще слово «миллят», очень важное у татар. Но им в документе и не пахнет.
— По крайней мере, в широком смысле. Есть еще, кстати, один момент такой, который меня очень удивил. Дело в том, что за последнее время (в 90-е, в начале 2010–2020-х) татарская нация приобрела, я считаю, новые качества. Серьезные объединяющие качества, некие элементы, которые связывают вертикально и горизонтально татарскую нацию заново. Один из таких крайне важных элементов — национальный праздник Сабантуй. За ним стоят этнографические основы. Но на рубеже веков он превратился не просто в национальный праздник, а в важнейший символ единения нации. Для многих общин проведение Сабантуя — способ единения, увидеть других татар, окунуться в национальную среду, понять, что нас много и мы все преодолеем. Во многих городах праздник собирают десятки тысяч человек. Даже те этнографические группы татар, у которых его никогда не было, стали его праздновать. И он был признан как главный объединяющий праздник всей татарской нации, как символ объединения, единения. Никакой ни очпочмак, и ни кыстыбый объединяют татар в мире, дают нам силы и веру в том, что мы сможем, — а именно Сабантуй.
В этом документе почему-то о нем вообще нет ни слова. Забыть об этом важнейшем символе нации, способе самовыражения татарских общин за пределами Татарстана — непростительная и весьма досадная оплошность.
— Забыли или просто методология не позволила?
— Тут дилемма такая: глупость или предательство. Мне кажется, за этим стоит отсутствие понимания, что есть современная нация. Не хотелось бы полагать худшее.
«почему истории, математике и биологии учат профессиональные учителя, а язык, значит, должны преподавать сами родители?»
— Вы знаете, некоторые эксперты и читатели не понимают, что такое вообще понятие «стратегия». Одно из определений стратегии дал наш многолетний автор Андрей Девятов — полковник ГРУ в отставке, российский писатель, публицист и выдающийся китаевед. Он назвал стратегией «захват будущего в своих интересах». Этой новой татарской «стратегией действий» мы какое будущее захватываем?
— Никакое. В нем нет будущего, нет целей, нет даже современных вызовов. Это просто экспрессивный текст, который рисует идеальное состояние татарского общества. Но это было бы еще полбеды. На самом деле, беда в другом — концептуально этот документ составлен с точки зрения науки прошлого или даже позапрошлого века. Этот текст написан, повторю, с точки зрения так называемого примордиализма. Это теория, которая появилась еще в XIX веке. Она предполагала, что этнонациональные качества даны человеку от рождения и присущи каждому. Отсюда мифологемы «национальный дух», «национальный характер», «национальная мифология» — все это наследие пресловутого примордиализма.
Но постепенно этнологи, по мере изучения неевропейских обществ, усложнения общества в условиях модернизации, стали понимать, что национальные и расовые качества — это миф. На самом деле приобщение к нации — это процесс социализации. Если раньше в средневековых или домодерновых обществах все эти процессы были естественными, поскольку люди жили однородными сельскими общинами, то в национальных государствах, в условиях урбанизации все эти языковые и этнокультурные процессы стали протекать совсем в другом русле. Часто они «подправлялись» политикой государства по унификации своего населения.
— Как в той же Турции, кстати, где под политической национальностью «турки» записаны татары, грузины, курды и многие другие этносы. И через три поколения они действительно начинают ощущать себя турками. Мало ли кем были твои бабушки-дедушки, мало ли кем ты себя хочешь чувствовать — ты априори становишься турком.
— Разумеется. И этот самый примордиализм, понятное дело, здесь перестал объяснять этносоциальные процессы, просто сбивал с толку. Прочитаете самую характерную фразу, которая является лейтмотивом и которую можно представить в качестве эпиграфа и основной сути данного манифеста: «быть татарином — это чувствовать себя татарином». Это и есть квинтэссенция примордиализма, заложенного в этом документе. То есть ты родился татарином и никем другим быть не можешь. Соответственно, раз ты родился татарином, то должен знать язык, историю, культуру, обладать вкусом к татарским блюдам и петь татарские песни.
Но откуда возник этот соблазн и получил такое распространение? Дело в обыденности здравого смысла — очень часто в однородной этнической среде человек становится татарином, не осознавая этого. Он рождается в татарской семье, все говорят по-татарски, он выходит на улицу — опять все говорят по-татарски. И когда он в 18 лет выходит в большую жизнь, он не может быть никем другим. Но этой среды становится все меньше даже в Татарстане.
— Для Муслюмовского и Актанышского района, где есть гомогенная татарская среда, это может подействовать. Но это не подходит даже для Казани и Челнов.
— Я боюсь, что скоро и там неумолимые законы социализации и глобализации скоро пройдутся нивелирующим катком. Но главная беда в том, что большинство представителей татарской нации проживают за пределами республики, где человек находится в совершенно иной агрессивной и инородной среде. Президент в своей статье точно подметил, что быть татарином в урбанизированном современном обществе стало подвигом.
Как это работает, видно на примере советской модернизации и урбанизации: первое поколение, массово переселившееся в города, родилось в начале XX века в татарской среде. Не владея хорошо русским языком и не имея, как правило, высшего образования, они были рабочими, в лучшем случае, мелкими служащими.
Что они делали? Они понимали, что для того чтобы их дети достигли успеха, они должны получить высшее образование, а значит, знать русский язык. Их дети еще воспитываются в татарской среде, но следующее поколение уже растет среди родителей, которые знают татарский язык на плохом уровне. Они знают — чтобы преуспеть в этом обществе, нужно знать английский или китайский, которые выводят тебя на столбовую дорогу прогресса. Исчезает среда, язык, дух, и примордиальные законы показывают полную свою несостоятельность ни в аналитике, ни в прогностике. Для многих людей, родившихся в однородной татарской среде, это естественно и они не понимают, как можно потерять связь со своей нацией. Для них естественно быть татарином, поскольку никакой другой среды в детстве они и не знали. А я вот родился на Колыме, и очень хорошо понимаю, с какими трудом происходила у меня социализация и почему я превратился в татарина. Это очень агрессивная среда, и я знаю многих людей, которые скрывали, что они татары, меняли имена, фамилии. Потому что это было признаком отсталости, традиционализма, а люди хотели быть современными и достичь успеха. А чтобы достичь успеха в этой среде, нужно иметь другие качества, а совсем не татарский язык. Тут благие пожелания не помогут.
— Некоторые комментаторы «БИЗНЕС Online», кстати, любят этим бравировать. Мол, учите татарскому в семьях.
— Да, судя по этому манифесту, авторы так себе это и представляют. Язык — это семейное дело, учите в семье. Ни общество, ни община, ни государство не берет на себя эти функции. То есть, мало в семье проблем — надо еще обучать детей языку. А почему истории, математике и биологии учат профессиональные учителя, которые долго учатся методике преподавания, а язык, значит, должны преподавать сами родители? Они же еще будут виноваты, что плохо учили? Не знаешь — твоя личная трагедия. Не учил — значит, не хочешь. А если не можешь или не умеешь? Что прощай татарский дух? В этом манифесте просто набор таких менторских фраз, «учите, вы должны учить». Но раз язык — элемент социализации и обучения, то без участия общества, в виде государства, это просто невозможно. Возникает вопрос: почему никто не требует преподавать русский язык и литературу дома, а татарский — напротив выдавливают на кухню? Поскольку мы платим как граждане налоги, то можем настаивать на выполнении каких-то наших культурно-языковых требований. Хотя бы внутри Татарстана. А как татарское общество будет влиять на российское государство, с помощью каких механизмов — другой вопрос. Это как раз вопрос политической нации. Но в данном документе ничего подобного даже близко не обсуждается. По мнению авторов этого манифеста, никаких проблем с татарским языком не существует. Они просто бросают каждого человека один на один с Левиафаном государства и умывают руки.
— Значит главная проблема в развитии семьи и повышении роли женщины в процессах воспитания?
— Вполне возможно. Но в этом документе отсутствуют такие базовые понятия для жизнедеятельности и устойчивости любого общества, как женщина, дети, семья. Впрочем, понятие семьи время от времени появляется, но не как основа существования человека, а как «сохранение семейных ценностей» — некий «жизненный императив», что выражается в уважении к старшим, любви к детям и создание крепкой семьи. Разумеется, все это чрезвычайно важно. Но есть одно принципиальное возражение — в этом документе нет ничего о роли и месте семьи в передаче, воспроизводстве и развитии национальных традиций — языка, культуры, обычаев, религиозных обрядов и т. д. А ведь это особенно важно там, где нет привычной татарской общины — в городской среде. Ничего не сказано о роли и значении женщины, не только как хранительницы семейного очага, но и часто именно того, кто начинает говорит с ребенком на родном языке, поет колыбельные песни, приобщает к национальным традициям. А ведь именно возрастающие роль и значение женщины в семье в современном мире делает ее часто основным хранителем и средоточием языковых и культурных традиций. С ее первых слов, обращенных к ребенку, начинается его социализация в мире, его воспитание как члена семьи и общины, осознание себя, как части национального целого.
К сожалению, в обсуждаемом тексте нет ничего подобного. Вообще в нем не затрагиваются и не рассматриваются никакие гендерные и возрастные проблемы и их критически важное значение для будущего татарской нации. Здесь даже нет попытки как-то символически, в память о пресловутой толерантности и политкорректности, отдать дань уважения женщине. Даже следа этого уважения нет и в помине. Характерный пример, говоря о «задушевных народных мелодиях» авторы приводят пример Ильгама Шакирова, но нет ни слова о Фариде Кудашевой, Хание Фархи, Альфие Афзаловой, Венере Ганеевой, Дине Гариповой, Эльмире Калимуллиной и многих, многих других. Иными словами, авторы этого манифеста рисуют нам своеобразный мир патриархальной старины, где матери, женщины и дети не имеют значения.
Между тем, в реальном мире есть множество серьезных проблем, которые рушат благостную картину «традиционных семейных ценностей»: рост числа межнациональных браков, особенно в местах дисперсного проживания татар, малодетность семей, увеличение числа неполных семей, насилие в семье, дискриминация по половому признаку, включая и более низкий уровень оплаты труда женщин. Эти и многие другие проблемы являются актуальными и волнующими для миллионов татарских женщин. Но их представления, их предложения и их чаяния ни в каком виде не нашли отражение в этом манифесте. Для авторов они просто не существуют. Все обращения и отсылки авторов к «татарину» и его патриархальному мирку.
«Это — путешествие в мир патриархальной крестьянской утопии»
— Вы считаете, что в документе не освещены проблемы развития языка, семьи, молодежи. Но в нем же заложена некая сверхзадача, идеал развития татар?
— Отсутствие понятия семьи и роли женщины в ней, не кажется простой забывчивостью или бытовым мужским шовинизм. Такова сама суть концепции документа. Это — путешествие в мир патриархальной крестьянской утопии. Только в таком выдуманном мире дети сами рождаются уже знающими родной язык, знания и просвещение само проникает в умы, все татары носят традиционные костюмы, живут в деревянных домах с ярким орнаментом, вера дает гармонию и силу духа, столы сами наполняются перемячами и губадией, а люди все сплошь динамичные и свободные. Вокруг цветы и зелена трава, а на горизонте видны очертания родных минаретов. Если еще написать, что основой жизнедеятельности этих утопических татар будут молочные реки и кисельные берега, — картина получит полное и логичное завершение. Это беспроблемный и счастливый мир, где нет жестокой конкуренции, не падает цена на нефть и не растет курс доллара, нет политической борьбы, гендерных, возрастных и социальных проблем. То есть, авторы рисуют то, что никогда не было и никогда не будет в подлунном мире, как известно «нет правды на земле, но нет ее и выше».
Утопия отличается от реальности не тем, что ее никогда не было и никогда не будет, а тем, что она живет в сознании людей, как данность. Ни экономическими, ни социальными, ни общественно-политическими действиями ее достичь невозможно. Она просто существует в качестве некого идеала, к которому нет и не может быть реального пути. Это даже хуже, чем коммунизм, который, как было известно советским людям, не за горами. В случае с этим манифестом тут и никаких реальных шагов делать не предполагается, поскольку реальной стратегии действия для достижения утопии не существует. Как говорила Алиса в Стране чудес: «План, что и говорить, был превосходный: простой и ясный, лучше не придумать. Недостаток у него был только один: было совершенно неизвестно, как привести его в исполнение». Ничего другого, как повернуть историю и прогресс вспять, я лично не вижу.
— Получается, что это документ направлен, образно говоря, не на «захват будущего», а на возврат в прошлое?
— Главная беда этого документа в том, что он пытается формировать традиционалистский, консервативный и утопический идеал для всей татарской нации. С точки зрения общественной психологии этот манифест — крик души татар — городских жителей первого или второго поколения. Можно сказать, что это мироощущение тех, кому «60+». Они давно оторвались от сельской жизни и не собираются возвращаться туда жить, но лелеют в душе некий ностальгический образ своего детства — патриархальное село, которого не было и тогда, нет сейчас и не будет в будущем. Этот идеал отражает даже не современность, он целиком обращен в прошлое. А тот, кто видит идеал в консервации прошлого — обречен на стагнацию и исчезновение. Повторю, следование идеалам этой программы — прямой путь к превращению нашей нации в то, что президент РТ образно и удачно назвал «сувенирным народом». Главное, что в такое пасторальное будущее не верит никто, уверен, даже сами авторы манифеста, но еще меньше в него поверят современные татары — один из самых урбанизированных народов России.
— Еще в документе совсем не говорится о молодежи, перед котор?